Рота, подъем! - Александр Ханин

Заздаев был родом из Дагестана. Невысокий щуплый и плохо говорящий по-русски парнишка, получив специальность механика-водителя, так и не научился управлять боевой машиной, из-за чего все время использовался в качестве мойщика. От постоянной возни с двигателем

БМП Заздаев вечно ходил грязный, как головешка. Гераничев, чтобы не давать солдату серьезного объекта в карауле, поставил его на последний, шестой пост – склады НЗ, наказав быть очень внимательным, мол, именно через этот пост и проникают все иностранные шпионы и враги родины, желающие отобрать у солдат боевое оружие. Заздаев стоял ночью на практически не освещаемом объекте, и каждый шорох в лесу, который окружал пост, пугал солдата. Напряжение достигло апогея и, чтобы в случае нападения отразить атаку врагов, солдат загнал патрон в патронник, что делать категорически было запрещено без особой надобности. Но кто же думает о том, что запрещено в состоянии страха, и очередной звук леса был последней каплей в море эмоций дагестанца. "Короткая очередь на полторы дюжины патронов", – как потом шутили в полку, ушла в лес. Караул был поднят в ружье,

Заздаева сменили и отправили в наряд по кухне, где он облил кипятком сослуживца и был навечно лишен возможности проявить себя в нарядах кроме, как в виде дневального по роте. Командир полка объявил солдату выговор и приказал убрать часть солдат с охраняемых объектов, заменив людей техникой с прилагающимся к ним представителем роты связи в ночное время суток. В случае, если срабатывала сигнализация, наряд караула вместе со связистом бодро бежал к месту подачи сигнала и, не найдя там никого, ждал несколько минут, перекуривая, пока связист пытался выяснить, в чем дело. В первые дни свободная смена караула безостановочно носилась с поста на пост, так как от холода все время что-то происходило в далеко не совершенной технике. Но определенная часть постов охранялась старым способом со сменой часовых и, получив отчет от часового, я менял его на следующего. Вечерний снег давно осел и лежал, замерзая на всех открытых местах, включая соседний с караульным помещением пост складов оружия. Через весь охраняемый участок, параллельно движению часового проходила большая труба отопления в обмотке. Часовые, конечно, не имеют права отклоняться от маршрута, но кто же соблюдает это правило, когда труба находится ровно в трех метрах от дорожки.

Посидеть на теплой трубе, согревая пятую точку через толстый овчинный тулуп, считалось среди часовых четвертого поста делом не зазорным, да и разводящие не придирались, будучи в недавние времена сами такими же часовыми.

– Вставай, – отвлек меня от чтения журнала Гераничев, отложив свое рукоделие.

От нечего делать в карауле, он, нарвав бересты, плел лапти.

Солдаты пытались посмеяться, что это новое армейское обмундирование, но, так как ответной реакции не было, а нарываться на нудные и длительные разговоры с лейтенантом никто не хотел, то это осталось исключительно делом взводного. Лапти получались знатные, и я в очередной раз поражался разносторонности взводного.

Я поднял глаза от страниц с рассказом и посмотрел на часы. До смены караула было больше часа.

– Вставай, пойдем, четвертый пост проверим.

Так как четвертый пост находился сразу за караульным помещением, а вид у начкара был очень даже бравый, то я не решился возражать и, встав, стал натягивать шинель.

– Абдусаматов, пошли к земляку твоему сходим.

– Зачем?

– Гере скучно. Развлекается.

– Он в прошлый раз развлекался. Тебя тогда не было. Взял и заставил всех учить устав вместо сна. Два часа учили. Вместо того, чтобы спать – учили… Я, наверное, уже больше ста раз был в карауле. Я свои обязанности не знаю? Я лучше него знаю.

– Хаким, не заводись. Быстро сходим. Быстро вернемся. Ты же знаешь, что Гера не отцепиться. А наше дело…

– Не рожать. Сунул, вынул и… Ладно. Пошли.

Мы вышли из комнаты отдыхающей смены. Гераничев уже прохаживался, облаченный в офицерскую шинель, подпоясанный портупей, на которой в коричневой кожаной кобуре висел пистолет. Мы загнали магазины в автоматы, пристегнули штык-ножи и двинулись за нескучающим начкаром.

Гераничев шел широким шагом перед нами, вглядываясь в темноту и подсвечивая себе под ноги большим фонарем. Пост был плохо освещен, и тучи на небе, закрывавшие звезды и луну, не способствовали видимости. Но дорожка часового, хорошо протоптанная, была видна и без дополнительного освещения.

– Стой. Кто идет? – раздался голос Кучкарова.

– Начальник караула со сменой.

– Стой. П а святи лицо, да, – почти по уставу потребовал часовой слегка коверкая слова.

Гераничев посвятил большим фонарем в сторону солдата, понимая, что его лица при этом не видно.

– Щас как дам в рыло, – зло огрызнулся Кучкаров. – Себе посвяти, урод.

Гераничев повернул фонарь на себя и зажмурился от резкого света.

– Это ты меня как назвал?

– Виноват, товарищ лейтенант. Зачем в глаза светил?

– Докладывай, – потребовал начальник караула.

– Товарищ лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось.

– А это мы сейчас посмотрим, – ответил Гераничев и пошел по дорожке часового.

Пройдя несколько метров, он присел на корточки, включил фонарь и, положив его практически на снег, начал водить из стороны в сторону.

В свете фонаря были видны следы, ведущие к трубе и обратно.

– Так, – радостно сказал взводный. – Все за мной!

Мы потянулись за начкаром, видя, к чему он ведет. Подойдя к самой трубе, Гераничев вновь осветил протоптанную часовым дорожку и перевел лучом света над трубой. Сантиметров шестьдесят обмотки было гладко очищено. Эта ниша явно выделялась на фоне еще не успевшего полностью растаять снега по всей длине трубы.

– Что Вы скажете, Кучкаров?

– Что?

– Кто здесь сидел?

– Где?

– Вот тут?

– Там?

– Тут. Вам не видно? Посмотрите, я еще раз посвечу. Вот следы.

Вот место, где Вы сидели. Или это не вы сидели, а пустили посидеть постороннего на пост?

– Я не сидел, – спокойно ответил узбек. – Я не знаю, кто сидел.

Тут никто не был.

– Ногу. Поставьте ногу сюда, – указал лучом фонаря на след на снегу лейтенант. – Видите. Один размер. Я Вас поймал.

– Зачем?

– Что зачем? Кучкаров. Почему Вы задаете глупые вопросы? Значит так. Через час Вас сменят. Вы вернетесь в караульное помещение и вместо того, чтобы отдыхать, будете учить устав, обязанности часового. Понятно?

– Не буду. Я знаю.

– Ничего ты не знаешь.

– Все равно не буду,- продолжил препираться солдат.

– Что значит "не буду"?

– Не буду учить устав. Я приду. Тебя застрелю, и мы все будем спать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});