Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XXVII
Анджела не стала терять ни минуты. Едва Юджин прошел в ванную, она быстро схватила обрывки, кинула на их место другие, похожие, и начала собирать письмо, разложив его на гладильной доске. Это не представляло большой трудности, так как клочки были крупные. На одном, треугольном, обрывке она прочла: «О Джини!», на другом «мост», а на третьем – «роза». Достаточно было взгляда, чтобы убедиться, что это любовная записка, и все ее нервы напряглись от сознания важности сделанного ею открытия. Значит, у Юджина кто-то есть? Не этим ли объясняется его холодность, его притворная ласковость? Не потому ли он не хотел, чтобы она приезжала? Боже мой, неужели конца не будет ее пыткам? С белым, как мел, лицом, судорожно сжимая в руках предательские клочки бумаги, она быстро прошла в гостиную и снова занялась письмом, решив довести дело до конца. На это не потребовалось много времени. В минуту письмо было сложено, и тогда Анджела прочла все. Любовное послание! От какой-то развратной твари! Ну, конечно. За всем этим крылась какая-то таинственная женщина. «Испепеленная роза»! Будь она проклята, эта искусительница, эта воровка чужой любви, эта сирена, притягивающая, завлекающая мужчин взглядом своих змеиных глаз. А Юджин! Пес! Негодяй! Подлый трус! Изменник! Неужели же он вовсе лишен всякой порядочности, душевной доброты и чувства благодарности? Так поступить с ней в награду за все ее долготерпение, за все страдания и жертвы. Писать, что он болен и одинок, что он не может предложить ей приехать, и в то же время волочиться за другой! «Испепеленная роза»! Будь она трижды проклята! Пусть господь поразит ее смертью за то, что она так бесстыдно, так бессовестно похитила священную собственность другой женщины!
Анджела в отчаянии ломала руки. Она была вне себя. В ее красивой головке теснились ярость, ненависть, зависть, горе, обида и звериная жажда мести. О, если бы она могла добраться до нее! Если бы она могла бросить Юджину в лицо все, что она о нем думает! Если б она могла застать их вместе и убить обоих! С каким наслаждением она закатила бы пощечину этой шлюхе! Она вырвала бы ей все волосы, она выцарапала бы ей глаза! Что-то в Анджеле напоминало дикую кошку, когда при мысли о той в глазах ее вспыхивало неукротимое бешенство. Очутись она лицом к лицу с Карлоттой, она способна была бы пытать ее каленым железом, вырвать у нее язык, исхлестать ее так, чтобы на ней живого места не осталось. Она превратилась в тигрицу, глаза ее горели, алые губы были влажны. Она убьет ее! Убьет! Видит бог, она убила бы ее, если б могла найти, а заодно и Юджина и себя! Да, да, убила бы! Лучше смерть, чем такая мука! В тысячу раз лучше умереть, лежать мертвой рядом с трупами этой подлой женщины и обманщика-мужа, чем так страдать! Она не заслужила этого. За что бог посылает ей такие испытания? Почему она должна ежечасно исходить кровью из-за своей жертвенной любви? Разве не была она преданной женой? Разве не принесла она на алтарь любви нежность, долготерпение, забвение себя, самопожертвование и добродетель? Чего еще может бог требовать от нее? Чего еще может желать мужчина? Разве не заботилась она о Юджине, и о здоровом и о больном? Она отказывала себе в платьях, она лишила себя общества, она целых семь месяцев проторчала в Блэквуде, пока он здесь растрачивал свое здоровье и время на любовь и разврат. Так-то она вознаграждена! И в Чикаго, и в Теннесси, и в Миссисипи – разве не ухаживала она за ним, разве не просиживала с ним ночи, не ходила с ним по комнате, когда он нервничал, не утешала его, когда им овладевал страх перед нищетой и крушением его карьеры? И вот после бесконечных месяцев терпеливого ожидания она снова страдает, снова покинута. О непостижимая жестокость мужского сердца! Подумать только, что человек может быть таким подлым, таким неблагодарным! Подумать только, что черноглазый Юджин с его мягкими волосами и обаятельной улыбкой оказался изменником, хитрецом, негодяем! Неужели он действительно такой, как это видно по письму? Возможно ли, что он так жесток, так эгоистичен? Не сон ли это? Ах, боже мой, нет, это не сон! Это мучительная, горькая действительность… И виновник всех ее страданий сидит в ванной и спокойно бреется!
На мгновенье у нее мелькнула мысль пойти к Юджину и дать ему пощечину. Ей казалось, что она могла бы вырвать его сердце, зарезать его живьем. Но едва она представила себе Юджина, залитого кровью, мертвого, как ужаснулась своим мыслям. Нет, нет! Этого она не сделает! О нет! Только не его… Но все же… все же…
«Господи, добраться бы мне до этой женщины! – думала она. – Я убью ее! Убью!»
Буря бешенства и возмущения еще клокотала в ее груди, когда в ванной щелкнула ручка двери и Юджин вышел оттуда в брюках, ботинках и в нижней сорочке, чтобы взять чистую рубашку. Он все еще сильно нервничал из-за письма, обрывки которого были брошены в корзину, но, заглянув в кухню и убедившись, что они лежат на месте, немного успокоился. Анджелы в кухне не было. Как только он узнает, где она, он вернется и заберет эти обрывки. Он направился в спальню, но по пути заглянул в гостиную. Анджела стояла у окна и, по-видимому, дожидалась его. Возможно, в конце концов, что она вовсе не так подозрительна. Всему виною его воображение. Он слишком нервничает, слишком сильно реагирует на всякие пустяки. Ну вот, если удастся, он сейчас
- Американская трагедия. Книга 2 - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Финансист - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Финансист - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Сестра Керри - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Ураган - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Рона Мэрса - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Могучий Рурк - Теодор Драйзер - Классическая проза
- «Суета сует», сказал Экклезиаст - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Негр Джеф - Теодор Драйзер - Классическая проза
- Выбор - Теодор Драйзер - Классическая проза