Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж

ему — да! Он готов за меня отдать жизнь. Не зная ни кто я, ничего ни обо мне, ни о моем отце, Север, не задумываясь, шагнул в реку, забыв, что ему самому грозила опасность. Он спас меня…

— Я тоже! Тоже спас, но со мной ты даже не захотела разговаривать, — психанул мужчина, отталкиваясь от подлокотников кресла и отходя на шаг. — Забыла, что это я привез вас обоих в больницу….

— И написал заявление на Севера, используя мое имя, мое состояние, когда я не могла ничего опровергнуть, — напомнила я ему. — Ты просто хотел ему отомстить и, не задумываясь, отправил человека за решетку, чтобы прикрыть свою задницу, Бахти! Ты отравлял мне жизнь, преследуя по городу и устраивая некрасивые сцены ревности, при этом сам изменял направо и налево. И после всего ты еще говоришь о нашем будущем? Каком, Бахтияр?!

Мужчина зло засопел, не спуская с меня взгляда.

— Ты никогда не вернешься к нему. Никогда, Саша! — стараясь выглядеть спокойным, произнес он. Он медленно направился к двери, но на пороге обернулся, — запомни! Отсюда ты выйдешь только для подписания документов, когда прибудет твой отец. И в мою постель. Все!

— В окно, — равнодушно заметила я, и Бахтияр замер, непонимающе смотря то на меня, то на окно. — Второй этаж — этого достаточно, чтобы сломать шею.

— Дура! — сплюнул мужчина, а затем в два шага вернулся к моему креслу. Сел на корточки, беря мои безвольные ладони в свои руки. Я смотрела на свои тонкие пальчики в огромной мужской ладони и вспоминала совсем другие руки. Я будто снова чувствовала его прикосновения, дарящие тепло и заботу. От этих рук в сердце шел только холод. Не выдержав, я отдернула ладошки, спрятав их за спину. Бахтияр поморщился, но настаивать не стал. — Саш, я тебя люблю, как ты не понимаешь? Я не отдам тебя ему и все сделаю, чтобы ты сама осталась со мной. Просто поверь мне и дай шанс, это же несложно…. Почему ты не хочешь сделать этого?

— Потому, что ты не умеешь любить, — указала ему на простую истину. — Ты видишь и слышишь только себя и свои желания. Ты хочешь только брать, а отдавать не желаешь. Это не любовь, Бахтияр, — покачала я головой, не особо надеясь, что он поймет. И оказалась права.

— Глупости это, ваши бабские, — холодно ответил мне он, поднимаясь и отворачиваясь от меня. — Я все сказал, а как ты это примешь или нет — не моя забота. Не захотела по-хорошему, значит…

В этот момент дверь распахнулась, являя на пороге Викторию, которая явно была немного пьяна. До чувствительного во всех отношениях носа долетел запах алкоголя, смешанного с дорогими духами. Я поморщилась, сглатывая тошноту, и отвернулась, чтобы не показать своего отвращения.

— А-а, голубки, ну простите, что потревожила в столь… интимный момент, — икнув, пропела мамаша, заставляя меня снова поморщиться. — Но прибыл наш дорогой Жорик, Сашенька, — обратилась она ко мне, — пора спускаться…

Я поднялась со своего места, понимая, что мне не позволят тут отсидеться, к тому же я хотела увидеть папу, знать, что с ним все в порядке. Бахтияр протянул мне руку, предлагая опереться на нее, но я прошла мимо, делая вид, что не заметила его жеста. Раздался отчетливый скрип зубов, а за ним длинный выдох, но оборачиваться я не стала. Зато моя мамочка не преминула воспользоваться мужской поддержкой и с удовольствием оперлась на руку «зятя».

Я шла за ними следом, стараясь не хмыкать в ответ на откровенные шепотки на ушко бывшему жениху, которыми его осыпала Сокольская. Она что-то ему рассказывала, глупо подхихикивая сама себе, и абсолютно не обращала внимания, что Бахтияр уже откровенно злился, особенно прожигая меня взглядами.

Я вошла в просторную гостиную следом за Бахтияром и Викторией, и сразу же оказалась в крепких папиных объятиях. Не обращая ни на кого внимания, забыв о нашей прошлой ссоре, я нежилась в родных руках, ища в них защиты.

— Птичечка моя, Сашуля, — ласково шептал папа, целуя меня то в макушку, то в волосы. — Не бойся ничего, малышка, и делай, что я скажу…

Я слегка кивнула, давая понять, что услышала его слова, и в ответ крепко прижалась к его груди.

— Север?.. — вопрос был задан практически одними губами, но он услышал.

— Ждет…

— О чем воркуете? — насмешливо поинтересовалась Виктория, подходя к нам, и папе пришлось выпустить меня из рук. Я же готова была резко ответить ей, но папа сжал мои плечи, давая понять, чтобы я молчала. — Дорогой, не хочешь и меня поцеловать? Или ты только сироток готово приласкать?

Я заметила, что взгляд папы лишь мазнул по лицу жены, а затем он просто повел меня за собой к широкому дивану, устраиваясь напротив старшего Кильдеева, вальяжно развалившегося в огромном кресле, спинка которого напоминала спинку трона. Этакий местечковый король. Папа сел сам и усадил меня рядом, прижимая к своему боку. Это не ускользнуло от пристального внимания Азима Мансуровича, но рассаживать он нас не стал. Бахтияр тоже бросил на нас злой взгляд, но устроился на другом конце комнаты, на стуле, и следил за мной, нервируя еще больше.

— Тебе, Жора, лучше пересесть вон туда, — по-хозяйски указала на еще одно свободное кресло Виктория, но папа даже не повернул головы, чем явно разозлил жену, которая не по-светски громко плюхнулась на диван.

Я же продолжила рассматривать присутствующих в комнате. Помимо нас и хозяина дома, в комнате находился еще один мужчина. Его я раньше не видела, хотя мне он показался смутно знаком. Вероятно, это был адвокат Кильдеева, так как он расположился за креслом хозяина, держа наготове какую-то папку. Папа тоже бросил на него спокойный взгляд, а затем повернулся к бывшему компаньону.

— Азим, ты изменяешь своим принципам? С каких пор ты ведешь важные дела в присутствии посторонних? — приподняв бровь, холодно осведомился отец, бросая взгляд сначала на Бахтияра, а затем на Сокольскую.

— А с каких пор ты считаешь свою жену и моего сына посторонними? — с широкой улыбкой поинтересовался Кильдеев-старший, и не знай я его, то вполне приняла бы ее за дружескую. — Тогда уж… Саша тут явно лишняя? — он бросил взгляд на меня.

— Ну, ты же знаешь, что нет, — не остался в долгу отец, а я только переводила взгляд с одного партнера на другого, пытаясь понять, что они оба затеяли своей пикировкой. Судя по наморщенному лобику Вики, та тоже не могла понять, в чем дело. — Впрочем, что ты будешь решать со своим сыном, мне все