Учение Великих Махатм - Автор неизвестен

Было бы недостойно друга умолчать о правде, когда речь о ней может принести пользу, поэтому я должен сказать, что вам надо очень следить за собою, если не хотите навсегда прервать нашу переписку. Незаметно для вас самого вы поощряете в себе тенденцию к догматизму и несправедливым неправильным представлениям о лицах и побуждениях. Я хорошо осведомлен о ваших идеях о том, что вы называете "ханжеской" абсурдностью; и у меня тягостная уверенность, что так как в вашем мире никому не позволяется читать нравственные наставления другому, то и вы, возможно, будете возмущены этим, и эти слова, вероятно, пишутся напрасно. Но я также знаю ваше искреннее желание, чтобы наша переписка не оборвалась; и зная это, я указываю вашему вниманию то, что может иметь этот результат.

Так вот, остерегайтесь немилосердного несострадательного духа, ибо он встанет на вашем пути, как голодный волк и пожрет лучшие свойства вашей натуры, начавшие появляться. Расширяйте, вместо суживания, ваши симпатии; старайтесь отождествлять себя с вашими собратьями, нежели чем сокращать круг родства. Чем бы ни вызван – ошибками ли Адьяра или Аллахабада, небрежностью ли или ошибочностью Е. П. Б. – кризис настал, и настала пора для крайнего, какое только осуществимо, распространения вашей нравственной силы. Теперь не время для упреков и мстительных взаимообвинений, но для борьбы соединенными силами. Кто бы ни посеял семена нынешней бури, но вихрь сильный, и все Общество пожинает эту бурю, которая скорее раздувается, чем подавляется из Шигатзе. Вы смеетесь над испытанием – это слово кажется вам смешным в применении к вам? Вы забываете, что тот, кто приближается к нашим предвериям даже в мыслях, уже втягивается в водоворот испытания. Во всяком случае, ваш храм шатается, и если вы не подопрете его стены вашими сильными плечами, можете разделить участь Самсона. Гордость и "полное достоинства презрение" не помогут вам в нынешних затруднениях.

Существует нечто, аллегорически понимаемое как сокровища, охраняемые верными гномами и бесами. Сокровища – это наше оккультное знание, приобрести которое стремятся многие из ваших – вы больше всех. И, может быть, не Е. П. Б. или Олькотт или еще кто-нибудь индивидуально разбудили тех стражей, но вы сами и притом больше чем они и Общество коллективно. Такие книги, как "Оккультный Мир" и "Эзотерический Буддизм" не проходят незамеченными в глазах этих верных стражей, и абсолютно необходимо, чтобы те, кто устремляются к такому знанию, были тщательно испытаны и проверены. Выводите из этого что хотите, но помните, что мой Брат и я единственные среди Братства, кому дорого распространение (в известных пределах) нашего Учения, и Е. П. Б. была до сих пор нашим единственным орудием и понятливым агентом. Допуская, что она является всем тем, какою вы ее описываете, причем я вам уже говорил, что иногда это расшатанное старое существо положительно становится опасным, я заявляю, что это все еще не может служить извинением в малейшем ослаблении усилий, чтобы спасти положение и тем скорее двинуть работу вперед (и в особенности охранять нашу переписку). Подумайте, какое это положительное преимущество для остальных из вас, что она была тем, что она есть, так как этим она дала вам величайший стимул к завершению, несмотря на затруднения, которые вы ей приписываете. Я не говорю, что мы предпочли бы ее, если бы нам был доступен более подходящий агент; все же, поскольку вы сами были заинтересованы, это было преимущество, но вы сами уже надолго, если не навсегда, отдалились от нее и тем создали огромные препятствия на моем пути. Помните, что я вам сказал года два тому назад – "если бы Е. П. Б. умерла прежде, чем мы нашли ей заместителя", – силы, которыми мы пользуемся для сношений с внешним миром, позволили бы нам переслать вам два-три письма, затем все это угасло бы и больше писем от меня не поступило бы. Ну, она, в сущности, мертва, и это вы сами – простите мне еще одну правду – кто убил этого грубого, но верного агента, тем более такого, который действительно был вам предан. Оставим эту тему, если она вам противна. Я делал все, что мог, чтобы пресечь зло, но у меня над ней нет ни юрисдикции, ни власти, и также мои шансы с миссис X. не лучше. Она великолепный субъект по природе, но до того недоверчива к себе и другим, до того способна принимать действительность за галлюцинацию и vice versa, что потребуется долгое время, прежде чем она сможет даже собою управлять. Она далека от готовности, тем более, что не понимает ни себя саму, ни нас. Истинно, наш образ действия не есть ваш образ действия, следовательно, на Западе мало надежды для нас.

Не приписывайте, пожалуйста, вышесказанное к какому-либо влиянию Е. П. Б. Несомненно, она горько жаловалась своему Учителю и открыто об этом говорит, но это не меняет Его мнения о вас и также ничуть не задевает моего отношения к вам. Не только мы двое, но даже она знает, какое важное значение для благосостояния Общества имела ваша деятельность, и никакие ее личные огорчения не могут препятствовать в отдаче вам полной справедливости так же, как и ей. Ее Учитель и я направили ее и велели ей сделать все, что она сделала в отношении миссис X. Любые, возникшие в результате этого неприятности, обязаны своим происхождением тому, что она выполнила приказания. Миссис X. была найдена нами в Америке. Мы воздействовали на нее, чтобы подготовилась к писанию книги, которую она написала с помощью Мохини. Если бы она согласилась остаться в Париже еще на несколько дней, как ее просили, и переехать в Англию с Е. П. Б., то позднейшее осложнение могло бы быть отражено. Следствие ее приезда в ваш дом уже описано ею вам раньше; и возмущаясь тем, что Мохини и Е. П. Б. говорили вам и м-с Х., вы просто возмущались нашими личными желаниями. Вы будете возмущены моими словами даже теперь, когда я скажу вам, что вы – несознательно, я согласен – мешали мне развивать ее. И все же вы были бы первым, кто извлек бы из нее пользу. Но, не понимая нашего образа действий и оккультных методов, вы настаивали на том, что вы должны знать причины всего совершаемого, особенно в вещах, которые вам не подходят. Вы даже требовали, чтобы вам во всех подробностях объяснили причину, почему вас просили приехать в Элберфельд. Это неразумно с оккультной точки зрения, мой друг. Вы уж доверяйте мне или не доверяйте. И я должен откровенно сказать вам, что мои дружеские чувства к вам испытали шок, когда я услышал о вашем "ультиматуме", который может быть вкратце изложен так: "Или миссис X. проведет около недели в нашем доме, или я (вы) ухожу из Л. Л., и пусть оно делает, что может". Это почти означает следующее: "Что бы ни хотели "Учителя", я должен и покажу Л. Л., что все, что они могли услышать об этом деле – неправда, и что "Учителя" никогда не согласятся на какое-либо деяние, задевающее мою гордость: она должна быть охранена во всяком случае". Мой друг, это – вхождение в опасную зону. Здесь, в наших горах, в опасных местах на тропах, часто посещаемых нашими учениками, Дуг-па кладут обрывки старых тряпок и другие предметы, наилучшим образом рассчитанные на привлечение внимания неосторожных; эти тряпки и предметы насыщены их злобным магнетизмом; если наступить на них, сильный психический шок сообщится наступившему путнику, так что он не сможет устоять на ногах и, прежде чем опомниться, упадет в бездну. Друг, опасайтесь гордости и эгоизма, двух величайших западней, уготованных для стремящегося вскарабкаться по крутым тропам Знания и Духовности. Вы открыли щель в стыке нашей брони для Дуг-па, и поэтому не жалуйтесь на то, что они нашли ее и ранили вас. Миссис Х., в действительности, не хотела поехать в ваш дом, ибо, как она сама вам весьма доверчиво сказала, я сказал ей этого не делать по причинам, которые вы сами теперь должны знать. Вы также должны были знать, что если мы чего-нибудь да стоим как индивидуальности, а не бессильные марионетки, то мы не могли поддаваться влиянию Е. П. Б., и никакие угрозы не в состоянии заставить нас совершить что-либо идущее в разрез нашему суждению и необходимостям Кармы. Мне очень жаль, что вы не припомнили этих фактов прежде чем заговорить, и это еще более затрудняет мое положение перед моим Владыкой, который, конечно, зарегистрировал ваш "ультиматум". Вы отрицаете, что вы когда-либо предлагали себя в качестве ученика: о, мой друг, с такими "слабыми струнками", таящимися в вашем сердце, вы даже не могли бы стать "мирским учеником". Но я еще раз говорю, давайте бросим эту тему. Слова не могут погасить деяния, что сделано, то сделано. Мой брат М., у которого больше власти, чем у меня, только что написал обещанное письмо "Внутреннему Кружку". Ваша "честь", добрый друг, спасена, но какою ценою – об этом читайте и вы увидите.

Некоторые мои недавние письма и записки, включая и письмо к казначею Л. Л., вы находите "нефилософскими" и не в моем обычном стиле. Едва ли этому можно помочь: я писал только по делу данного момента, как и теперь пишу, и у меня нет времени для философии. Когда Л. Л. и большинство других западных филиалов Т. О. находится в таком плачевном состоянии, философию можно призвать в качестве средства, сдерживающего нетерпение, но главное требование момента теперь – выработать практический план, как справиться с положением. Некоторые пытаются, весьма несправедливо, свалить всю ответственность за нынешнее состояние дел единственно на Х. С. О. и Е. П. Б. Эти двое, скажем, далеки от совершенства и в некоторых отношениях даже прямо-таки – наоборот. Но у них имеется то, (простите это постоянное повторение, но на это так же постоянно не обращают внимания), что мы так чрезвычайно редко находим у других – неэгоистичность и горячая готовность самопожертвования в пользу других. Какое "множество грехов" не покроется этим! Это труизм, все же я его повторяю – только в невзгодах можно познать истинную сущность человека. Это истинное мужество, когда человек смело принимает свою долю коллективной Кармы той группы, с которой он работает, и не позволяет себе огорчаться и видеть других более черными, чем они на самом деле есть, или во всем обвинять какого-то "козла отпущения", специально выбранного. Такого правдивого человека мы всегда будем защищать, несмотря на его недостатки, поможем ему развивать то хорошее, что в нем есть. Такой человек возвышенно не эгоистичен: он погружает свою личность в то дело, которому он служит, и не обращает внимания на неудобства или личные оскорбления, несправедливо бросаемые на него.