Космическая трилогия - Клайв Льюис

Он не мог понять, почему не видел этого раньше. Он не знал, что такие мысли часто стучались к нему, но он не впускал их, ибо тогда пришлось бы переделать заново все, с самого начала. Сейчас запреты эти исчезли, потому что ничего нельзя было сделать. Его повесят. Жизнь окончена. Паутину можно смахнуть, ведь иначе жить не придется, уже не нужно платить по счету, предъявленному истиной. Вероятно, Фрост и Уизер не предвидели, что испытания страхом смерти дадут такой результат.

Никаких нравственных соображений у Марка сейчас не было. Он не стыдился своей жизни, он сердился на нее. Он видел, как сидит в кустах, подслушивая беседы Миртл с Памелой и не разрешая себе думать о том, что ничего интересного в них нет. Он видел, как убеждает себя, что ему очень весело со школьными кумирами, когда ему хотелось погулять с Пирсоном, которого так больно было бросить. Он видел, как прилежно читает похабщину и пьет, когда тянет к лимонаду и классикам. Он вспоминал, сколько сил и времени тратил на каждый новый жаргон, как притворялся, что ему что-то интересно или известно, как отрывал от сердца почти все, к чему был действительно привязан, как унизительно уверял себя, что вообще можно общаться с теми, школьными, или с теми, в Брэктоне, или с этими, в ГНИИЛИ. Делал ли он когда-нибудь то, что любит? Хотя бы ел, пил? Ему стало себя жалко.

В обычных условиях он бы свалил на что-нибудь вину за эту пустую, нечистую жизнь и успокоился. Но сейчас ему не припомнились ни система, ни комплекс неполноценности, в котором виноваты родители, ни нынешнее время. Он никогда не жил своими взглядами, они были связаны лишь с тем внешним обличьем, которое сейчас с него сползало. Теперь он знал, о том не думая, что он, и только он, выбрал мусор и битые бутылки, пустые жестянки, мерзкий пустырь.

Нежданная мысль настигла его — он подумал, что Джейн будет лучше, когда он умрет. Четыре раза в его жизни пустырю угрожало вторжение извне: Миртл в детстве, Пирсон в школе, Деннистон в университете, потом — Джейн. Сестру он победил, когда стал гениальным братом, у которого такие друзья. Ее восторги и вопросы подстегивали его; но, пересадив этот цветок на пустырь, он утратил возможность мерить себя другой меркой. Пирсона и Деннистона он бросил. Теперь он знал, что собирался он сделать с Джейн: она должна была стать дамой из дам, к которой вхожи только самые избранные, но и те заискивают перед ней. Что ж, ей повезло… Теперь он знал, какие родники, и ручьи, и реки радости, какие лощины и луга, и зачарованные сады были от него скрыты. Он и сам не мог проникнуть к ней, и ее не мог испортить. Она ведь из таких, как Пирсон, Деннистон, Димбл, — из тех, кто умеет просто любить, ни к чему не подлаживаясь. Она не похожа на него. Хорошо, что она от него избавится.

В эту минуту он услышал, как поворачивается ключ в скважине. Все мысли исчезли; остался только ужас. Марк вскочил и прислонился к стене рядом с дверью, словно мог спрятаться от того, кто войдет.

Вошел человек в сером костюме. Он посмотрел на Марка, но стекла пенсне скрыли его взгляд. Марк его узнал. Теперь он не сомневался, что находится в Бэлбери, но не это потрясло его. Профессор Фрост стал совсем другим. Все было прежним — и бородка, и белый лоб, и четкие черты, и холодная улыбка. Но Марк не мог понять, как же он не видел того, от чего убежал бы с воплем любой ребенок, а собака, глухо рыча, забилась бы в угол. Сама смерть была не так страшна, как мысль о том, что несколько часов тому назад он, в каком-то смысле, верил этому человеку, искал его общества и даже убеждал самого себя, что с ним интересно.

Глава XII

Ненастная ночь

1

— Здесь никого нет, — сказал Димбл.

— Только что был, — сказал Деннистон.

— Вы действительно кого-то видели? — спросил Димбл.

— Кажется, видел, — отвечал Деннистон.

— Тогда он далеко уйти не мог, — сказал Димбл.

— Может, кликнем его? — предложил Деннистон.

— Тише! — сказала Джейн, и они помолчали.

— Там просто осел гуляет, — сказал Димбл. — Вон, наверху.

Они помолчали снова.

— Что тут с этими спичками? — сказал Деннистон, глядя на истоптанную землю у костра. — Зачем бродяге их разбрасывать?

— С другой стороны, — сказал Димбл, — не мог же Мерлин принести их из пятого века!

— Что нам делать? — спросила Джейн.

— Страшно подумать, — сказал Деннистон, — что скажет Макфи…

— Лучше нам сесть в машину и поискать белые ворота, — сказал Димбл. — Куда вы смотрите, Артур?

— На следы, — сказал Деннистон, отошедший немного в сторону. — Вот! — Он посветил фонариком. — Здесь было несколько человек. Нет, не идите, затопчете! Смотрите. Неужели не видите?

— А это не наши следы?

— Нет, они не в ту сторону. Вот… и вот.

— Может, это бродяга?

— Если бы он пошел туда, мы бы его видели, — сказала Джейн.

— Он мог уйти раньше, — сказал Деннистон.

— Но мы же его видели! — сказала Джейн.

— Пойдем по следу, — предложил Димбл. — Вряд ли мы зайдем далеко… Если следы оборвутся, вернемся на дорогу, будем искать ворота.

Вскоре глина сменилась травой, следы исчезли. Они дважды обошли ложбину, не нашли ничего и вернулись на дорогу. Было очень красиво, на небе сверкал Орион.

2

Уизер почти не спал. Когда это было необходимо, он принимал снотворное, но такое случалось нечасто, ибо и днем и ночью он жил жизнью, которую трудно назвать бодрствованием. Он научился уводить куда-то большую часть сознания и соприкасался с миром едва ли четвертью мозга. Цвета, звуки, запахи и прочие ощущения били по его чувствам, но не достигали души. Манера его, принятая с полвека тому назад, работала сама собой, как пластинка, и он препоручал ей и беседы с людьми, и рутину заседаний. Так слагалась изо дня в день знакомая всем личина, а сам он жил другой, собственной жизнью. Он достиг того, к чему стремились многие мистики, — дух его освободился не только от чувств, но и от разума.

Итак, он не спал, когда Фрост покинул его и ушел к Марку. Всякий, кто заглянул бы в кабинет, увидел бы, что он сидит за столом, склонив голову и сцепив руки. Глаза его закрыты не были. Не было и выражения на лице, ибо находился он не здесь. Мы не знаем, страдал ли он там, наслаждался или испытывал что-нибудь иное, что испытывают такие души, когда нить, связующая их с естественным течением жизни, натянута до предела, но еще цела. Когда у его локтя зазвенел телефон, он сразу взял трубку.

— Слушаю, — сказал он.

— Это Стоун, сэр, — послышалось в трубке. — Мы нашли то место.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});