Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– А Андре известно то, что рассказал вам этот человек?

– Нет, сэр.

– Ничего ему не говорите. Ничего совершенно. Еще кто-нибудь знает?

– Нет, сэр, кроме Джейми Макфея. – Тайрер сделал глоток шерри. – Он уже знал немного и, ну, он очень убедителен и… в общем, он вытянул из меня про сёгуна.

Сэр Уильям вздохнул.

– Да, Джейми убедителен, чтобы не сказать больше, и всегда осведомлен гораздо лучше, чем говорит.

Он откинулся на спинку удобного вращающегося кожаного кресла, потягивая свой джин и обдумывая со всех сторон эту новую бесценную информацию, уже перестраивая свой ответ на сегодняшнее грубое послание, прикидывая, как далеко он может пойти и насколько можно доверять сведениям Тайрера. Как всегда в подобных обстоятельствах, он вспоминал прощальное напутствие постоянного заместителя министра.

– Касательно Накамы, – сказал он. – Я соглашусь с вашим планом, Филип… вы позволите мне называть вас Филип?

Тайрер зарделся от удовольствия при этом внезапном и неожиданном комплименте.

– Конечно, сэр, благодарю вас, сэр.

– Хорошо, спасибо. На данный момент я соглашусь с вашим планом, но, ради Создателя, будьте осторожны с ним, не забывайте, что все убийства европейцев были совершены ронинами, за исключением несчастного Кентербери.

– Я буду осторожен, сэр Уильям. Не волнуйтесь.

– Выудите из него все, что можно, но не говорите никому и передавайте мне всю информацию немедленно. Ради бога, будьте осторожны, всегда имейте под рукой револьвер и, если заметите в нем хотя бы малейший признак агрессивности, кричите во все горло, стреляйте в него или заковывайте в кандалы.

Следующей за британской миссией стояла американская, потом шли голландская, русская, немецкая и последней французская, и в ней в тот вечер, в своей комнате, Анжелика одевалась к столу с помощью А Со. Ужин, который Сератар давал ей и Малкольму, чтобы отпраздновать их помолвку, должен был начаться через час. После ужина будет музыка.

– Но не играйте слишком долго, Андре, скажите, что вы устали, – заранее предупредила она Понсена. – Пусть у вас останется побольше времени на ваше поручение, хорошо? Мужчины такие счастливчики.

Она и радовалась, и огорчалась тому, что переехала. Так разумнее, лучше, думала она. Через три дня я смогу вернуться обратно. Новая жизнь, новая…

– Сто плохо, мисси?

– Ничего, А Со. – Анжелика заставила себя не думать о том, что ей вскоре предстоит вынести, и поглубже запрятала свой страх.

Совсем недалеко на той же улице, в лучшем месте на берегу стояла фактория Струана, ярко освещенная, как и фактория компании «Брок и Сыновья» по соседству: в обоих зданиях многие клерки и менялы еще продолжали работать. Сегодня Малкольм Струан расположился в апартаментах тайпэна, которые были гораздо больше и удобнее тех, что он занимал до сих пор, и сейчас с трудом облачался в вечерний костюм.

– Что ты посоветуешь, Джейми? Черт меня побери, если я знаю, что мне делать с матушкой и ее письмами; да только это моя растреклятая проблема, а не твоя – тебе от нее тоже достается, не так ли?

Джейми Макфей пожал плечами.

– Все это ужасно трудно для нее. С ее точки зрения она права, она ведь только желает тебе добра. Думаю, она смертельно боится за твое здоровье: ты так далеко, и она не может приехать. И из Иокогамы делами компании заниматься нельзя, все сосредоточено в Гонконге. Через несколько дней «Китайское Облако» прибудет сюда из Шанхая, потом сразу же возьмет курс в Гонконг. Ты вернешься вместе с ним?

– Нет, и, пожалуйста, довольно об этом, – резко произнес Струан. – Я скажу тебе, когда мы, Анжелика и я, соберемся уехать. Я от всей души надеюсь, что на «Китайском Облаке» не будет матери – это явилось бы последней каплей. – Струан наклонился, чтобы натянуть сапоги, но не смог, боль была слишком сильна. – Извини, ты не мог бы помочь? Спасибо. – Потом у него вырвалось: – В Христа Бога мать ети эту немощность, она доводит меня до иступления.

– Могу себе представить. – Макфей скрыл свое удивление. Впервые за все годы он услышал от Струана такое крепкое выражение. – Со мной было бы то же самое, нет, не то же самое, еще в тысячу раз хуже, – мягко добавил он, с симпатией глядя на него, восхищаясь его мужеством.

– Когда мы поженимся и все это ожидание закончится, когда все уляжется и утрясется, я буду в полном порядке. – Струан с трудом воспользовался ночной вазой, это было всегда болезненно, и увидел в моче кровь. Вчера, когда она появилась снова, он сказал об этом Хоугу, и Хоуг ответил: ничего страшного.

– Тогда почему у вас такой встревоженный вид?

– Вовсе не встревоженный, Малкольм, просто озабоченный. С такими серьезными ранениями внутренних органов при заживлении следует уделять внимание любым мелочам…

Струан закончил с вазой, доковылял до кресла у окна и с благодарностью опустился в него.

– Джейми. Мне нужна от тебя услуга.

– Конечно, все что угодно. Что я могу для тебя сделать?

– Не можешь ли ты… ну… мне необходима женщина. Не мог бы ты договориться с кем нужно в Ёсиваре.

Джейми был поражен.

– Я… да, полагаю, да. – Потом он добавил: – А разумно ли это?

Порыв ветра загремел ставнями, нагнул деревья и пробежал по садам, ероша кусты и клумбы, со стуком сбросил несколько непрочно державшихся черепичных плашек на землю, распугав крыс, которые копошились в кучах мусора, валявшихся прямо посреди Хай-стрит, и облепили берега вспухшего зловонного канала, служившего Поселению канализацией.

– Нет, – ответил Малкольм.

В полумиле от фактории Струана, рядом с Пьяным Городом, в ничем не примечательном домике японской деревни Хирага голым лежал на животе, ему делали массаж. С виду дом был самым обычным: выходящий на улицу фасад обветшал, похожий на все остальные, вытянувшиеся по обе стороны узкой грунтовой дороги; каждое из этих строений служило домом, складом и в дневное время лавкой. Внутри же, как и во многих домах, принадлежавших купцам позажиточнее, все сверкало чистотой, полировкой, здесь было просторно, чувствовалась заботливая рука. Это был дом сёи, деревенского старосты.

Молодая, двадцати с небольшим лет, массажистка была слепой, крепкого телосложения, с добрым лицом и мягкой улыбкой. По древней традиции, соблюдавшейся почти во всей Азии, слепые люди имели своего рода монополию на это искусство, хотя существовали массажисты и с нормальным зрением. Опять же по древней традиции, слепые люди были неприкосновенны и могли чувствовать себя в полной безопасности.