Террор - Дэн Симмонс

Один из матросов позади Крозье упал на колени, корчась от рвотных позывов.

– У меня есть специальный анатомический инструмент для отделения ребер от грудины, – негромко сказал Гудсер, – но боюсь, я не могу одолжить его вам. Хороший молоток и зубило – они входят в набор инструментов, имеющийся в каждой лодке, – послужат вам для данной цели почти столь же успешно. Я бы посоветовал вам сначала срезать и съесть все мясо с костей, а головы, кисти, ступни и внутренности – все содержимое мягкой брюшной полости – ваших друзей оставить на потом… Предупреждаю: раскалывать длинные кости, чтобы извлечь из них костный мозг, труднее, чем вы думаете. Вам понадобится какой-нибудь скребковый инструмент – вроде стамески мистера Хани, предназначенной для резьбы по дереву. И учтите: костный мозг, извлеченный из сердцевины костей, будет комковатым и красным… и смешанным с острыми осколками и фрагментами кости, а потому есть его сырым небезопасно. Я рекомендую вам класть костный мозг ваших товарищей в котелок и кипятить несколько минут на медленном огне, прежде чем употребить в пищу.

– Да пошел ты… – прорычал Корнелиус Хикки.

Доктор Гудсер кивнул.

– Ах да, еще одно, – мягко добавил он. – Когда вы перейдете к поеданию мозгов друг друга, это будет проще простого. Просто отпилите нижнюю челюсть и выбросите прочь вместе с нижними зубами, а затем воспользуйтесь любым ножом, чтобы пробить и прорубить мягкое нёбо и проникнуть в черепную полость. Если пожелаете, можете перевернуть череп и сидеть вокруг него, зачерпывая мозг ложкой, точно рождественский пудинг.

С минуту все молчали: тишину нарушал лишь шум ветра и треск, скрип, стоны льда.

– Есть еще желающие покинуть лагерь завтра? – громко спросил капитан Крозье.

Рубен Мейл, Роберт Синклер и Сэмюел Хани – баковый старшина «Террора», фор-марсовый старшина «Эребуса» и кузнец «Террора» соответственно – выступили вперед.

– Вы уходите с Хикки и Ходжсоном? – спросил Крозье.

Он постарался не выдать потрясения, которое испытал.

– Нет, сэр, – сказал Рубен Мейл, помотав головой. – Мы не с ними. Но мы хотим попытаться вернуться к «Террору».

– Лодка нам не нужна, сэр, – сказал Синклер. – Мы попробуем пройти по суше. Пересечь остров. Может, мы найдем песцов или еще каких-нибудь животных, обитающих в удалении от моря.

– Вам будет трудно ориентироваться на местности, – сказал Крозье. – От компасов здесь толку никакого, а я не могу отдать вам свой последний секстант.

Мейл потряс головой.

– Не беспокойтесь, капитан. Мы буем пользоваться счислением пути. Если чертов ветер дует нам в рыло – извиняюсь за выражения, капитан, – значит, мы идем в верном направлении.

– Я служил матросом, прежде чем стал кузнецом, сэр, – сказал Сэмюел Хани. – Мы все моряки. Если нам не суждено умереть в море, возможно, нам удастся умереть хотя бы на борту нашего корабля.

– Хорошо, – сказал Крозье, обращаясь ко всем мужчинам, по-прежнему стоявшим там, и стараясь говорить так, чтобы его услышали и больные в палатках. – Мы соберемся в шесть склянок и поделим оставшиеся у нас галеты, спирт, табак и прочие припасы. Поровну на каждого. Даже на людей, прооперированных вчера и сегодня. Все увидят, сколько чего у нас осталось, и все получат по равной доле. Отныне каждый из вас – кроме тех, кого кормит доктор Гудсер, – будет сам определять свою дневную норму питания.

Крозье холодно посмотрел на Хикки, Ходжсона и прочих.

– Ваши люди – под надзором мистера Дево – приготовят полубаркас к походу. Вы выступите завтра на рассвете, и до той поры я не желаю вас видеть, кроме как при дележе снаряжения и продовольствия в шесть склянок.

52

Гудсер

Лагерь Спасения

15 августа 1848 г.

В течение двух дней после ампутаций, смерти мистера Диггла, переклички, обнародования планов мистера Хикки и дележа жалких остатков продовольствия врач не испытывал желания вести дневник. Он бросил замызганную тетрадь в кожаном переплете в свою походную медицинскую сумку и оставил там.

Великий Дележ (как Гудсер уже мысленно его называл) оказался делом печальным и томительно долгим, затянувшимся почти на весь арктический августовский вечер. Вскоре стало ясно, что – по крайней мере в части продовольствия – никто никому не доверяет. Казалось, всех снедала неотступная тревога, будто кто-то прячет пищу, утаивает пищу, не желает делиться с другими. Потребовались многие часы, чтобы разгрузить все лодки, выложить все припасы, обшарить все палатки, разобрать запасы мистера Диггла и мистера Уолла при участии представителей от каждого отряда людей с обоих кораблей – офицеров, мичманов, унтер-офицеров, матросов, – производя поиски и раздачу съестного под алчными взглядами остальных мужчин.

Томас Хани умер ночью после Дележа. Гудсер велел Томасу Хартнеллу поставить в известность капитана, а потом помог зашить труп плотника в спальный мешок. Два матроса отнесли его к сугробу в сотне ярдах от лагеря, где уже лежало окоченев шее тело мистера Диггла. Оставшиеся в живых снова начали проводить похороны и заупокойные службы не по приказу капитана или принятому путем голосования решению, а просто по единодушной молчаливой договоренности.

«Не для того ли мы положили трупы в сугроб, чтобы они не испортились и сохранились в качестве будущей пищи?» – думал врач.

Он не мог ответить на собственный вопрос. Он знал одно: подробно объясняя Хикки и всем прочим собравшимся мужчинам методику расчленения человеческого тела, призванного послужить пищей (что он делал намеренно, ибо перед перекличкой обсудил с капитаном такой тактический ход), Гарри Д. С. Гудсер с ужасом обнаружил, что у него текут слюнки.

И врач знал, что он явно не одинок в такой своей реакции на мысль о свежем мясе… неважно чьем.

Лишь горстка мужчин собралась на рассвете следующего дня, понедельника 14 августа, чтобы посмотреть, как Хикки и пятнадцать его спутников покидают лагерь со своим полубаркасом, установленным на разбитых санях. Гудсер тоже пришел проводить их, предварительно удостоверившись, что мистер Хани тайно погребен в сугробе.

Он опоздал на проводы трех мужчин, выступивших из лагеря раньше. Мистер Мейл, мистер Синклер и Сэмюел Хани – не приходившийся родственником недавно скончавшемуся плотнику, – еще до рассвета выступили в свой запланированный поход через остров, взяв с собой только рюкзаки, спальные мешки из шерстяных одеял, немного галет, воду и один дробовик с патронами. Они не взяли даже единственной голландской палатки, рассчитывая укрываться в вырытых в сугробах пещерах в случае, если зима застигнет их в пути. Гудсер решил, что трое мужчин, по всей вероятности, попрощались с товарищами накануне вечером, поскольку они покинули лагерь еще прежде, чем серый свет нового утра забрезжил над южным горизонтом. Мистер Кауч позже сказал доктору Гудсеру, что они направились на север, в глубь острова и прочь от берега, и планировали повернуть на северо-запад на второй или третий день путешествия.

Врач крайне удивился тому, насколько тяжело люди Хикки – в противоположность трем упомянутым мужчинам, отправившимся в путь налегке, – нагрузили свою лодку. Все обитатели лагеря, включая Мейла, Синклера и Сэмюела Хани, избавлялись от бесполезных предметов – щеток для волос, гребенок, книг, полотенец, несессеров для письменных принадлежностей, – жалких остатков цивилизованной жизни, которые они тащили с собой сто дней и теперь не желали тащить дальше, и по какой-то необъяснимой причине Хикки и его люди погрузили в свой полубаркас значительную часть этого хлама вместе с палатками, спальными мешками и продовольствием. В одной сумке у них лежали сто пять кусков черного шоколада, завернутых каждый по отдельности, – суммарная доля этих шестнадцати мужчин от тайного запаса, прибереженного мистером Дигглом и мистером Уоллом в качестве сюрприза: по семь кусков шоколада на каждого.

Лейтенант Ходжсон обменялся рукопожатием с Крозье, и еще несколько мужчин неловко попрощались со старыми товарищами, но Хикки, Мэнсон, Эйлмор и самые озлобленные из группы не произнесли ни слова. Затем боцман Джонсон вручил Ходжсону незаряженный дробовик с сумкой патронов и пронаблюдал за тем, как молодой лейтенант укладывает их в тяжело нагруженную лодку. С запряженными в сани с длинной лодкой двенадцатью мужчинами из шестнадцати и Мэнсоном в качестве головного упряжного, они покинули лагерь в тишине, нарушаемой лишь скрипом полозьев по гальке, потом по снегу, потом снова по камням и снова по льду и снегу. Через двадцать минут они скрылись из вида к западу от лагеря Спасения.

– Вы думаете о том, удастся ли им осуществить свои планы, доктор Гудсер? – спросил помощник Эдвард Кауч, который стоял рядом с Гудсером и обратил внимание на задумчивость последнего.