Сталин. На вершине власти - Юрий Емельянов

В результате успешного наступления к началу Ялтинской конференции советские части оказались в 70 километрах от Берлина. На первом заседании с докладом выступили начальник советского Генерального штаба А. И. Антонов и начальник Генерального штаба американской армии Д.К. Маршалл. Из доклада последнего следовало, что, хотя последствия немецкого наступления в Арденнах ликвидированы, войска союзников лишь начинают концентрацию своих сил для будущего наступления. К этому дню войска союзников еще стояли у «линии Зигфрида» и лишь кое-где перешли границу Германии. И все же по-прежнему стремясь опередить Красную Армию в ее движении в глубь Европы, Черчилль предложил перебросить войска союзников на Любляну навстречу советским войскам. Таким образом, англо-американские войска получили бы возможность первыми войти в Австрию и Чехию. Однако это предложение осталось без ответа. В то же время Сталин поставил вопрос о необходимости лучше координировать действия вооруженных сил трех держав и счел целесообразным, чтобы военные СССР, США и Англии обсудили планы летних операций. Главы трех держав были уверены, что в ходе этих операций Германия будет разбита, и приступили к обсуждению общей политики в отношении побежденной страны.

Как и на Тегеранской конференции, Сталин прилагал максимум усилий для того, чтобы добиться в Ялте принятия решений, отвечавших интересам нашей страны. Участник Ялтинской конференции А. А. Громыко вспоминал: «Не помню случая, чтобы Сталин прослушал или недостаточно точно понял какое-то существенное высказывание своих партнеров по конференции. Он на лету ловил смысл их слов. Его внимание, память, казалось, если употреблять сравнение сегодняшнего дня, как электронно-вычислительная машина, ничего не пропускали. Во время заседаний в Ливадийском дворце я, возможно, яснее, чем когда-либо раньше, понял, какими незаурядными качествами обладал этот человек».

«Следует также отметить, – писал Громыко, – что Сталин уделял внимание тому, чтобы все, кто входил в основной состав советской делегации, были хорошо ориентированы в том, что касается наиболее важных, с его точки зрения, задач, стоявших перед конференцией… Его заботила мысль о том, чтобы из поля зрения не ускользало главное – существо обсуждавшихся вопросов… Несмотря на нехватку времени, Сталин все же находил возможность для работы внутри делегации, для бесед по крайней мере с теми людьми, которые по своему положению могли высказывать суждения по рассматривавшимся проблемам и которым поручалось поддерживать контакты с членами американской и английской делегаций… Однажды Сталин устроил нечто похожее на «коктейль-парти» – так в США называются встречи в помещениях, из которых выносятся стулья и оставляют только столики, на которых стоят напитки и закуски; можно переходить от одного к другому участнику и вести непринужденную беседу.

Во время этой встречи он подходил к отдельным советским товарищам, чтобы перекинуться несколькими словами по тому или иному вопросу. Перемещался медленно, с задумчивым видом. Временами оживлялся и даже шутил. Всех присутствовавших знал в лицо. Впрочем, это составляло особенность его личности – он помнил очень многих людей, мог назвать их фамилии и часто – сказать, где и при каких обстоятельствах встречался с человеком. Это качество импонировало собеседникам… Обращало на себя внимание то, что он сам говорил мало, но слушал собеседников с интересом, переходя от одного к другому и таким образом узнавал мнения. Мне показалось, что даже в такой форме он продолжал работу, готовился к очередной встрече «большой тройки».

На Ялтинской конференции Сталин закрепил свое положение неформального лидера Большой Тройки. По словам Громыко, «когда в ходе заседания говорил Сталин – выступал он, как правило, с непродолжительными заявлениями, – все присутствующие в зале ловили каждое его слово. Он нередко говорил так, что его слова резали слух обоих лидеров западных держав, хотя сами высказывания по своей форме вовсе не были резкими, тем более грубыми – такт соблюдался. То, что заявлял Сталин, плотно укладывалось в сознании тех, к кому он обращался».

Видимо, Черчилль и Рузвельт признавали его лидерство на уровне инстинкта, который диктует всем живым существам правила поведения среди особей одного биологического вида. Выступая в палате общин в декабре 1959 года, Черчилль вспоминал о Сталине: «Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам».

Одним из главных вопросов на Ялтинской конференции стал вопросе послевоенном будущем Германии. Западные союзники предлагали расчленить Германию после подписания германским правительством капитуляции. Сталин настаивал на репарациях Германии Советскому Союзу. Вместо плана разделения Германии на несколько мелких государств, который был впервые выдвинут западными державами на Тегеранской конференции, было принято предложение, отвечавшее интересам СССР – сохранить единую Германию под управлением Центральной контрольной ко миссии из главнокомандующих оккупирующих держав, но установить четыре оккупационные зоны. Таким образом, СССР получал право управлять побежденной страной наравне с западными союзниками. По настоянию Сталина на Ялтинской конференции было принято решение о взыскании с Германии репараций за ущерб, причиненный этой страной союзным странам. Для решения этого вопроса была создана Комиссия по возмещению убытков, которая находилась в Москве.

В ходе Ялтинской конференции западные союзники, особенно Черчилль, ставили под сомнение правомочность западной границы СССР 1939 года и упорно пытались не допустить расширения сферы влияния нашей страны на запад, но эти попытки ни к чему не привели. В решении по Польше было недвусмысленно записано, что «восточная граница Польши должна идти вдоль линии Керзона с отступлениями от нее в некоторых районах от пяти до восьми километров в пользу Польши». Было одобрено и предложение СССР о расширении пределов Польши на север и на запад за счет Германии. Хотя в решениях Большой Тройки по Польше и Югославии было признано необходимым расширить составы правительств Берута – Осубко– Моравского и Тито за счет включения в их состав представителей прозападных сил, фактически было признано, что эти просоветские правительства станут основой для послевоенного государственного и политического устройства этих стран.

Решения по Польше и Югославии означали, что западные союзники признают изменения в Европе, которые произошли вследствие побед Красной Армии и успехов просоветских, коммунистических и других левых сил. Таким образом, формула Черчилля «пятьдесят на пятьдесят», которой он руководствовался для определения соотношения влияния СССР и Запада в Югославии, Венгрии, а также, очевидно, в Польше и Чехословакии, была отвергнута. Что касается Болгарии и Румынии, то Черчилль еще в октябре 1944 года признавал преимущественное влияние в них СССР.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});