Иллюстрированная история религий - Шантепи Сосей

Служители салиев

Легенда прежде всего переносила основание Лавиния на Энея. Принесенный к берегам Лациума со своими троянцами, Эней (или собственно его сын Асканий) признал эту страну за назначенную ему во исполнение древнего предсказания, и спутники его совершили там жертвенную). Супоросая свинья, которую тоже должны были принести в жертву, убежала и показала место, где следовало основать новый город, причем принесла тридцать поросят – символ тридцати союзных латинских городов. К этим двум чудесам (prodigii) присоединилось, при построении Лавиния, еще третье: огонь в лесу, поддерживаемый орлом и волком, который старалась погасить горихвостка, не погас: это означало, что очаг нового поселения, находившегося под защитой Юпитера и Марса, не мог быть уничтожен враждебными рутулами.

Борьба и союз пришельцев троян с туземным царем Латином, на дочери которого Лавинии женился Эней, рассказываются опять различно. К союзным троянцам и туземцам становятся во враждебные отношения Турн и тиран из Церэ, Мезенций; без сомнения, в этих личностях сохраняется воспоминание о борьбе с этрусками. Чем более развивалась сага, тем более переход от Лавиния к Альбе и от Альбы к Риму казался соответствующим исторической достоверности. Здесь мы преимущественно укажем на значение этой легенды для sacra. Лавинии был в Лациуме, городе Ларов и Пенатов, где в храме Весты римские магистраты ежегодно приносили жертву. К этому культу присоединен был и Эней. Предполагалось, что он принес из своего отечества Пенатов, которые были тождественны с великими богами, Кабирами Самофракии.

Известно, что это перенесение составляет главный момент в изображении Виргилия; его образ и в другом отношении имел религиозное значение, так как он сам обоготворялся и почитался как pater indiges. Этот процесс, которым чужеземный герой получил характер туземного бога, объяснялся очень различно. Фюстель де Куланж в таком божеском почитании основателя и родоначальника, или лара, видит местный, исконный элемент. Гильд считает его лишь за продукт позднейших взглядов и утверждает, что это героизирование в Италии – греческого происхождения.

Своим великим значением сага об Энее преимущественно обязана различным политическим обстоятельствам. Война с Пирром являлась фактом мщения греков потомкам троянцев. К представлению о Пунической войне присоединился важный эпизод любви Энея к Дидоне и Анне. Когда римляне, в качестве великой державы, вступили в соприкосновение с эллиническими государствами, то они любили с некоторою аффектацией выставлять свое троянское происхождение и даже при дипломатических переговорах требовали привилегий для своих троянских родственников в Малой Азии. К концу республики народ был равнодушен к такому происхождению, которое шло на пользу только некоторым патрицианскиам родам – их называет Варрон в своем сочинении о троянских фамилиях. Между этими родами род lulia достиг великого значения, и, при посредстве империи Цезарей и Августов, легенда об Энее получила свою окончательную форму. Этому обстоятельству мы обязаны тем, что имеем Энеиду – эпос, носящий на себе, несмотря на все свои красоты, следы принуждения, которые должен был сделать над собой автор, чтобы соединить столь многие туземные и чужеземные элементы в одно художественное целое.

Периоды Римской религиозной истории

Римская религия была государственным культом, который сопутствовал всем обстоятельствам земной жизни, но не создал никаких особых форм – ни в жизни, ни в мировоззрении, ни в искусстве. Из мрака полуисторического времени культ этот в существенных чертах выступает уже готовым, и более чем в продолжение тысячелетия одни и те же жреческие коллегии заведывали одними и теми же sacra, и это продолжалось до того времени, пока к концу IV столетия христианской эры эдикт Феодосия не положил конец этим языческим учреждениям. Таким образом, о развитии римской религии не может быть собственно и речи, – она сама не изменялась, а только извне привходили в нее чуждые элементы. Иноземные культы присоединялись к туземным и либо поглощались и воспринимались национальной жизнью, либо их терпели и им покровительствовали в качестве чуждых. То, чего не давала римлянину собственная его религия, на что она не обращала внимания – то он заимствовал у покоренных народов; так, нормы для мышления и жизни получил он от греков, религиозное одушевление и веру нашел в культе восточных богов. Все это лишь с трудом уживалось вместе с остававшейся неприкосновенной, несмотря на такие заимствования, и прочно сохранявшейся государственной религией. Таким образом, развитие римской религии подразделяется соразмерно с величиной и значением этих чуждых влияний. С этой точки зрения мы различаем четыре периода: 1-й – до Тарквиниев, 2-й – до пунических войн, 3-й – до конца республики, 4-й – время императоров. Последний период требует отдельного, подробного изложения; здесь мы соединим и изложим главные моменты трех первых периодов.

Начало государственного культа совпадает с самым основанием государства; римляне считают Нуму основателем культа, хотя многое из его обычаев относилось еще ко временам Ромула. Мифологические и этнографические исследования нашего времени особенно много занимались элементами, из которых сложились исторические институты. Так, Рошер пытался многие римские божества объяснить путем сравнительной мифологии, и Маннгардт хотел некоторые обычаи культа выяснить подобными же обычаями, встречающимися у греков и североевропейских (германских) народов.

Жертва ларам

Ранее господствовало мнение, что и римская религия происходит от пеласгов, у новых же исследователей самое имя их почти не упоминается, а круг исследования расширился введением в него германской древности и общих этнографических параллелей. Впрочем, добытые этим путем воззрения, без сомнения, далеко не все одинакового достоинства: так, истолкование имен божеств и скудных мифов при помощи сравнительной мифологии дает лишь очень неверные результаты; зато исследования Маннгардта привели к открытию поразительного сходства между народными обычаями германцев и многими обычаями, вошедшими в организованный культ римлян и греков. Так, нам известно теперь, что обряды праздника Луперкалий, которые с таким трудом в 496 г. отменил папа Геласий, коренились не только в италийской старине (в легендах место их действия приводилось в связь с Ромулом), но имели связь с различными весенними обрядами, бывшими у германцев, так что старинный автор, Себастиан Франк, сам того не замечая, открыл очень важное этнографическое соотношение, когда высказал, что ночные празднования во время Масляницы довольно сходны с языческими луперкалиями. То же относится к Палилиям, к октябрьской жертве коня и многим другим обрядам. Элементы римского культа были очень примитивны; об этом можно заключить из того, что его отношение к личным божествам – к главным богам – имело в себе так мало первоначального и существенного: это были полевые и лесные культы, находившиеся в соотношении с временами года, жатвой и скотоводством.

Еще в историческое время существовали священные деревья (дубы, смоковницы) и священные рощи (как роща Арвалов, роща Дианы у озера Неми). Священное значение воды высказывается в саге, которая производила вдохновение Нумы от нимфы источника Эгерии, священное значение огня выражалось в служении Весте. Священные животные, как волк и дятел, сперва были почитаемы сами по себе, но позднее скомбинированы были с богом (два вышеназванные – с Марсом). Насколько за такими священными предметами, как камень фециалов, lapis manalis, который обносили кругом во время засухи, копье Квирина, щит Салиев, Палладий Рима и т.п., скрывались древние фетиши, этого мы не беремся решить. В частности, еще многие вопросы остаются без ответа; но мы уже знаем достаточно, чтобы иметь право заключить о том, что в древней италийской религии повторяются те же самые черты, которые можно встретить везде: старые фетиши, служение деревьям и животным, культ природы и почитание духов, культ душ и предков, – все это тем более ясно можно различить в римской религии, что здесь эти элементы не были скрыты или заслонены учением и мифологией.

Цель культа состояла в умилостивлении богов или духов и вообще отклонении неблагополучия. Особенно у древних италиков выступало на первый план гадание, преимущественно по полету птиц. Между жертвами у них мы встречаем древнеиндогреманские жертвы лошадей, самыми же обыкновенными жертвенными животными были свинья, овца и бык. Следы древних человеческих жертвоприношений можно заметить во многих символах и обрядах позднейшего времени: так, ежегодно бросали в Тибр тридцать соломенных кукол; oscilla, маленькие восковые куклы, подвешиваемые на деревьях, представляли живых людей; ver sacrum, весна священная, был обычай по обету, даваемому в дни бедствий, принести в жертву богам всех первенцев, которые родятся ближайшей весной; молодые животные закалывались, а родившиеся мальчики посвящались Марсу и, став юношами, уходили из страны, чтобы основать новую родину. Однако с этими выводами не соглашается Моммзен, признающий, что человеческие жертвы у римлян ограничивались только умерщвлением преступников и добровольным самопожертвованием невинных.