В открытое небо - Антонио Итурбе

ему самолет дадим или кресло на колесиках?

– Вали отсюда!

Лё улавливает звук машины и, взглянув в окно, видит элегантный, несколько запыленный «ДеСото». Из машины вылезает высокий плотный офицер с вздернутым носом. Потом слышится короткий диалог с его ординарцем и практически немедленно – шаги: офицера сопровождают к нему в кабинет. Он встает навстречу новому пилоту с капитанскими звездочками. Битых два дня лейтенант сочинял к этому случаю речь: он должен уважительно, но очень четко дать понять, что майор Альяс доверил ему командовать эскадрильей, несмотря на его невысокое звание, и что капитан должен исполнять его приказы, как любой другой офицер подразделения. Глубоко вздохнув за миг до того, как откроется дверь, он идет встречать этого человека. Лицо у него, что заметно с близкого расстояния, покрыто шрамами.

– Лейтенант Лё, командующий эскадрильей.

– Сент-Экзюпери, пилот.

Улыбаясь, Тони протягивает ему руку.

– Мы не знали точно, когда вы прибудете – сегодня или завтра. Я оповещу лейтенанта Гандара, что ему следует освободить комнату в особняке и передать ее вам.

– Что? Согнать коллегу с его места? Ни в коем случае! Вот куда вы думали его поселить – туда я и пойду.

– Но это маленькая комнатка в захудалом фермерском доме…

– Прекрасно подойдет.

Во время обеда в офицерской столовой на этого писателя в капитанской форме обращены любопытные и недоверчивые взгляды. Тони чувствует, что вернулся в Монтодран, прямиком в комнату пилотов-ветеранов, взирающих на него с предубеждением. Он осторожно начинает расспрашивать о жизни в эскадрилье, но отвечают ему неохотно. Когда повисает тягостное молчание, он достает из кармана колоду карт.

– Запомните карту, а мне не говорите.

Один из младших лейтенантов недоверчиво вытягивает карту, а после того, как возвращает ее в колоду и другой офицер тасует ее долго, до устали, Тони снимает верхнюю – вот она! Все остальные, кому наскучило пассивное присутствие, подходят ближе и встают вокруг.

– Вы сможете повторить, капитан?

– Разумеется!

В первые недели в Орконте царит затишье, вылетов почти нет. Немцы отошли, но это означает лишь то, что они занимаются перегруппировкой сил, готовясь ударить сильнее. Когда они перейдут в наступление, во всю мощь своей военной машины и шовинистической ярости, все содрогнется. В эти зимние дни с нечастыми вылетами карточные фокусы смягчают напряжение в офицерской казарме. Большой успех ожидал и его предложение сыграть в слова по цепочке – занятие, ставшее истинной лихорадкой:

– Контра…

– Трасса…

– Самолет…

– Летчик…

– Чик, чик, чик…

– Чик-чирик, сержант! Пиво – за ваш счет!

– Да пива нет, кончилось, – уточняет солдат-бармен.

– Пусть тогда запишут на его счет – на после войны, – слышится голос Тони.

– Да у него уже семь таких записей.

– Тем лучше! Значит, всем сразу и хватит – отпразднуем.

Порой его утомляет комфорт зала офицеров, с его мягкими диванами и дровяной печкой, навевающей дрему. Тогда хочется выйти на воздух, пойти прогуляться по полосам и ангарам. Он угощает сигаретами техников и механиков, а те пересказывают ему кое-какие слухи из офицерской гостиной. В обеденный перерыв он замечает сержанта Фарже, занятого восстановлением сломанного радиатора.

– Да ведь радиатор совсем спекся, сержант!

– Так и есть, капитан. Его хотели отправить в металлолом, а я вот решил попробовать его починить.

Механик стискивает зубы, давя на отвертку, которая служит рычагом, отделяя пластину. Костяшки на руках побелели, зубы скрипят. Пластина не поддается. Но он не бросает.

Тони глядит на него с восхищением. Такие люди, как Фарже, не получают ни медалей, ни почестей, их имен не найдешь в книгах по истории, но именно они движут мир.

В один из вечеров офицеры воинской части сидят и с беспокойным равнодушием ждут, когда землю окутает ночь. Разговоры стихли, воцарилась апатия. Капитан Сент-Экзюпери уехал в Париж, в трехдневное увольнение, и его отсутствие заметно. Они уже привыкли к его обществу, к рассказам о полетах над Южной Америкой или над пустыней. Вдруг распахивается дверь в офицерскую гостиную, врывается зимний ветер. Все поворачиваются и видят: входит капитан с внушительных размеров деревянным ящиком.

– Что это вы сюда принесли?

Он идет прямиком к столу, который используется много для чего: чтобы за ним есть, играть в шахматы, писать письма родным или разворачивать на нем карты. Все заинтригованы и встают за его спиной. Ящик открывается, и в нем обнаруживается патефон. Капитан вставляет ручку, заводит с ее помощью пружину, и тарелка начинает вращаться. Потом он вынимает из конверта пластинку с песнями Тино Росси.

Из небольшого динамика, вмонтированного в корпус, звук доносится глухо, словно издалека. На офицеров, ожидающих резкого обострения войны вдали от дома, от родных, от того, что составляет смысл их жизни, музыка производит особое воздействие – активируются отвечающие за эмоции зоны мозга, что были заторможены. Музыка восстанавливает связь с жизнью, оставленной позади. Младший лейтенант Арон замечает, что его ноги начинают двигаться сами по себе, без чьего бы то ни было приказа, и он берет в руки стоящую у стены швабру. И танцует с ней – медленно и томно кружась, а остальные смеются и свистят.

В эту секунду в дверях появляется лейтенант Лё. Танцор вытягивается по стойке смирно, и мгновенно воцаряется тишина, в которой, немного фальшивя, звучит только песня. Тони делает шаг вперед и заговаривает дружелюбно и уважительно:

– Лейтенант, я привез патефон и не устоял перед искушением его завести.

– Патефон в