Серый коршун. Диомед, сын Тидея - Андрей Валентинов

– Кур-р-р-р-р-р-р! Фремонид, да-а-а-а-ва-а-а-ай! А-а-а-а-й-й-й-й-й!.. Аргос! Аргос! Те-ле-пин!

То-то! Скисли, куреты? Всего-то вас и хватает на пару штурмов. Теперь «голову» возле границы поводим, подождем, пока братцы-аргивяне сбегутся... А вот и не отдам! Моя «голова»! Моя! Страшненькая такая, кожаная, с глазками, с зубками... Пора!

...Ничего бедняга Амфилох не помнит! А жалко, мне бы про эту самую Титаномахию побольше узнать. Эх ты, шурин мой Вещий! Ничего, мы тебя вылечим, мы тебе баб приведем. А ведь интересно получилось! Никто из нас жен сюда так и не привез. Я-то ладно... А где Капанидов друг сладкий? Да вот он, подпрыгивает, глазки богоравному строит! Хоть бы постеснялся!

...Но кое-что Амфилох все-таки рассказал. Неужели правда? Соглядатаи у Щербатого хороши, каждый жрец на него старается, каждый знахарь сельский. Неужели все эти годы хеттийцы...

Все! Впере-е-е-е-ед! Арго-о-о-о-ос!

...Мы прапрадедов смелее, что нам Цигу-дуролом?Собираем быстро войско – и в атаку, напролом.Гоним голову без страха, бьем ногами от души.Ну, держитесь вы, соседи! Налетай! Лупи! Круши!Не прорваться им к воротам, не увидеть наших спин.Наше войско всех сильнее! Ну-ка громче: «Те-ле-пин!!!»

– "Голова"! Аргос! Аргоо-о-о-о-ос! «Голова» в «крепости»! В ворота-а-ах! Сфене-е-е-ел! «Го-о-оло-о-о-о-ова-а-а-а»! «Го-о-о-о-о-о-о-ол!..»

То-то! Знай Аргос! Арго-о-о-о-ос!

...А если Амфилох прав, и среди нас – хеттийский лазутчик, то плохи же мои дела!

* * *

– Серебро, серебро! Зачем только боги его сотворили? Почему-то в последнее время от несчастного Исин-Мардука все хотят только это. Никто не придет, чтобы сказать: «Уважаемый! У меня родился сын! Я зову тебя на обряд дарования имени!» Или: «Дорогой брат мой! Хочешь, я подарю тебе новый плащ?!» Изредка, когда по ночам мучает бессонница, горемычному Исин-Мардуку кажется: мы живем не только в зыбком, но и в весьма корыстном мире...

В этот день горемычный Исин-Мардук, всесильный представитель всесильного Дома Мурашу, был в ударе. Не говорил – пел. Глазки свои, щелочки, прищурил, улыбочку на губах пухлых сотворил...

На коврике (на нем и сидим, какие кресла? какие ложа?) – две мисочки глиняные с вареной полбой. Одна для него, другая – для меня. И кувшин с пивом ячменным. Скромен Исин-Мардук, ничего-то ему от жизни не нужно. Даже мяса, даже рыбы! Разве что...

– Может быть, несчастный Исин-Мардук, если отдаст в заклад своих жен, своих детей и внуков, своих друзей (ой, как мало их у горемычного Исин-Мардука!), все-таки наскребет горстку серебра для всемогущего ванакта Диомеда. Но пусть всемогущий ванакт Диомед не очень надеется, ведь у бедного Исин-Мардука мало серебра, мало друзей, но очень много врагов. И разве только у него? У всех нас, бескорыстных купцов из Баб-Или, которые возят товары исключительно себе в убыток и разоряются, ссужая серебро под ничтожную лихву, враги в каждом городе! Да-да, я о них, о проклятых купцах из Ассура, которые не имеют совести, зато имеют много нахальства и очень много злобы против беззащитного Исин-Мардука! Каждую ночь падает он на лицо свое и осыпает прахом старую седую голову, ибо нет Исин-Мардуку защиты, нет спасения!..

Крутят пальцы в золотых перстнях крашенную хной бороду, за колечки подергивают. Мало серебра у Дома Мурашу! Сколько ни гребут – все мало! И мое войско они, ничтожные-бескорыстные, уже третий год снабжают, и торгуют беспошлинно во всех моих землях – а все мало! Теперь им нужна кровь – кровь таких же бескорыстных из Ассура, давних соперников, давних врагов. Из Кипра-Медного ассурцев уже выжили, и из Киликии выжили...

– Ничтожный Исин-Мардук даже подумать не может, чтобы доблестные воины ванакта Диомеда, которому так нужно серебро (ох, кому оно только не нужно?) будут резать несчастных ассурцев, которые так не любят мой родной Баб-Или, великий город Ста Ворот. Но ведь на войне всякое бывает, и великий ванакт знает это лучше, чем горемычный Исин-Мардук. Когда Яффа и Гезер откроют непобедимому ванакту Диомеду ворота (я об этом не сказал? Неужели не сказал? Ох, старость, старость!), ванакт может (случайно!) на миг закрыть глаза, и эти страшные фракийцы, эти беспощадные живорезы-туски разве удержатся, чтобы не погрузить свои мечи в ненасытное брюхо какого-нибудь очень-очень плохого ростовщика из проклятого Ассура? Добрый Исин-Мардук будет очень плакать, узнав об этом (да-да!), очень горевать, но на все воля богов, а разве человек может спорить с богами?

Ячменное пиво кажется соленым, словно в него с избытком плеснули крови. Иногда мне очень хочется схватить этого несчастного за ухоженную бороду, встряхнуть... голову оторвать. Нельзя! Невидима держава Мурашу, нет у нее границ – и невозможного для нее тоже нет. Какому ванакту не нужно серебро? Какая крепость устоит против мешка золота?

Честный обмен. Как говорят в Тире, баш на баш. Его баш – открытые ворота городов, к которым подступает мое войско, серебро, на которое я это войско содержу. Мой баш – царская жизнь несчастных, бедных, горемычных торговцев из Баб-Или, безнаказанная, беспошлинная. И – кровь. Много крови!

Не лезет в горло пиво! Думал ли я три года назад, что стану поить кровью этого жирного паука?

Но разве я сам – не паук?

– Но глупому, ничего в державных делах не понимающему Исин-Мардуку почему-то кажется, что мудрый ванакт Диомед (да продлят боги его дни!) говорит не о самом главном. Городом больше, городом меньше в его державе, какая разница? Уверен, что могучий Диомед-воитель победит и на этот раз, но... Но славный своим разумом ванакт, конечно же, понимает, что державу строят не только мечом. Ну, например... У ванакта Диомеда много союзников, без них он мало чего смог бы достичь. Все эти фракийцы, шардана, туски... А теперь еще и дарданы, кажется? Что они будут делать, когда кончится война? Вэй, да разве они перестанут грабить, убивать, насиловать? Разве война с ними вообще когда-нибудь прекратится?

Хитрые глазки уже не прятались за черепашьими веками – в упор смотрели. Так, наверное, смотрела прабабушка моя, Горгона Медуза. Персею легче было, он мог в щит свой глядеть, глаза отводить...

– Однако мудрый ванакт Диомед знает и другое – все эти варвары жадны и глупы. А глупые, увы, часто сердят богов. Сейчас жадные глупцы хотят покорить одну очень большую страну. Мне кажется, что великий ванакт не очень жаждет с этой страной воевать...

Я затаил дыхание. Кеми! Черная Земля!

– Так пусть не спешит великий ванакт воевать! Пусть идут сами! Сами! Если они победят – хорошо. А если нет... Если нет, то у славного ванакта Диомеда будет на нескольких буйных союзников меньше! Великий ванакт, конечно, посыплет голову пеплом, узнав, что его друзья не вернулись из этого глупого похода, но что поделать? Воля богов, с нею не поспоришь!

Закрылись глаза Медузы, вновь за веки набухшие спрятались. Сидит передо мною жалкий несчастный старичок, смешной старичок с крашеной бородой...

А как орали все эти туски-шардана, как чубами трясли, как усы топорщили! Веди нас, мол, Дамед-ванака, на Кеми, веди, не то сами пойдем... И ведь пойдут!

Неужели мудрость так омерзительна?

– Глупый и невежливый Исин-Мардук, кажется, утомил своего могущественного гостя. О горе, горе бедному Исин-Мардуку! Разве захочет великий, величайший, ванакт Диомед, покоритель Азии, выслушать еще один глупый совет ничтожного вздорного купчишки? Очень глупый совет! Даже не совет, просто... Просто ничего не знающему Исин-Мардуку кажется, что ванакт Дамед слишком хорошо думает о людях. Увы, увы! Люди, к сожалению, даже хуже, чем мы оба можем себе вообразить. Разве понимают они доброту? Разве понимают они милосердие? Увы, люди понимают лишь железный посох, верят лишь в тяжесть ярма, которое лежит на их плечах. Города сдаются славному ванакту Дамеду, но что в душах этих людей? Верность? Любовь? Будь добрый и доверчивый Исин-Мардук моложе, он бы охотно поверил этому... Дошло до меня, что и Аскалон (не сразу! не сразу!) тоже захочет открыть ворота непобедимому войску ванакта Диомеда. Но мало ли что захотят эти неразумные аскалонцы? Ворота! Кому нужны их ворота?..

Не спешит старичок, в миске с полбой вареной ковыряется. Прилипает полба к бороде, к смешным колечкам-завиткам прилипает...

Интересно, а если бы Персей с Медузой сговорился, кто бы сейчас миром правил?

* * *

Дорогой Миносов...

Невидимой дорогой по винноцветной волне Зеленого моря. Вечной дорогой, которой нет конца.

Черный борт «Калидона», белый парус с золотым ликом Гелиоса над головой, теплые брызги от пенящих морскую плоть весел... Почему я боялся моря? Почему страшился ступить на дощатую твердь палубы?

Впрочем, не так. Моря боялся кто-то другой, мальчишка с Глубокой улицы, когда-то бежавший от страшной гидры. Кто-то другой, не я! Не я, нынешний, избороздивший это море, Великую Зелень, неровную податливую твердь, от критских утесов до финикийских гор, от зеленых склонов Киликии до ливийских песков. Нет дома у Дамеда-ванаки, у Дамеда-бога, наступившего подошвой истертой эмбаты на выю гордой Азии.