Распутье - Иван Ульянович Басаргин

бороться с врагами России, бандитами, японцами и белогвардейцами. Преклонил колено перед убитыми, даже каждого поцеловал в лоб. Приказал хоронить в братской могиле как павших от рук бандита.

– Я пошлю к Устину Арсё. Зови его! – сказал Шишканов.

– Посылай. Но только зачем? Устин воевать против нас не будет. Даже Никитина оставит в покое, если, конечно, мы его оставим в покое. Дадим времени рассудить его.

– Есть разговор, что Арсё встречался с Журавушкой.

– Да, встречался. Побратимы. А потом, Арсё не считает Журавушку предателем. Поэтому, чтобы не случилось второго разговора, не надо посылать Арсё к Устину.

Бережнов не торопил коня, ровным шагом ехал по тропе, что вела в их старое зимовье. Даже дважды сбился с тропы, забыл очертания сопок, забыл и долинку, где было их зимовье.

Никитин – это его злой рок, это его судьба. Не сдержался. Но ведь Никитин точно бы его убил. Не он, так партизаны. Поздно раскаиваться. Назад тропы нет. Бандит, теперь обычный бандит. Раньше был человеком вне закона, а теперь обычный бандит. А что хуже, что лучше? Один черт. Придется жить одиноким волком, чтобы спасти свою шкуру. Одинокий волк…

На тропу вышли трое. Винтовки наперевес. Где-то рядом должно быть его зимовье. Значит, эти тоже бандиты. Поджидали Бережнова. Вот и друзья нашлись. Узнал Валькова, этот из Ивайловки, а второй – из каменских. Дружки Кузнецова. Последнее время он приумолк. Летом пограбил яковлевских мужиков, осенью корневщиков и где-то затаился в тайге. Кузнецов сейчас из дезертира превратился в политического деятеля и выступает под затертым флагом анархизма, который когда-то перехватил из рук Коваля. И когда он перестал грабить знакомые деревни, как ни странно, у него оказалось немало сторонников, которые при случае даже прятали бандитов. Совершенно разошелся с Юханькой, считая его двоедушником. Было несколько стычек, где хунхузы убивали бандитов.

– Стой! Бросай оружие! – хмуро приказал Вальков-младший. – А, Устин Бережнов, вот это добыча! Кузнецов давно намылил для тебя веревку за нашего вождя Коваля.

– Ого, у вас уже и вожди есть! Уж не собираетесь ли вы объявить крестовый поход на Москву? – снимая винтовку, чтобы отдать ее бандитам, спокойно говорил Устин.

– У нас всё есть! Вольные партизаны давно готовы двинуться на Москву. Пошевеливайся, бандюга!

Не брось этого слова Вальков, Устин сдался бы, сходил бы к Кузнецову, чтобы кое о чем переговорить. Возможно, даже ушел бы в их банду. Ведь и волку в одиночку жить трудновато. Еще не сойдя с седла, в одно мгновение он выхватил маузер и выстрелил. Бандиты упали, будто скошенные травы. Покатились по сухой осенней листве. Убиты.

Над тайгой солнце, последние мазки осени. Липкая паутина еще висела на ветках, последние бабочки еще порхали среди последних цветов. На сопке пересвистывались рябчики. Вдали ревел изюбр. Со стороны зимовья раздался выстрел. Устин тоже выстрелил. Дал ответ, мол, всё в порядке. Забрал винтовку, а те, что были у бандитов, забросил в заваленный листвой распадок. Взял Коршуна в повод, свернул с тропы и целиной объехал зимовье. С сопки видел, что рядом с их избушкой вырос еще пяток, из труб мирно курились дымы, толклись люди. Одни кололи дрова, другие собирали, третьи уходили на посты. Застонал. Теперь и бандиты его не примут. Скоро узнают, чья это работа. Осталось только податься к хунхузам. Устин не любил одиночества, привык быть среди людей. Теперь один. Но надо и к этому привыкать.

Вспомнился Макар Булавин, который тоже жил один, но жил недолго. Потянуло к людям, а там Хомин, там всё раскрутилось. Добрым словом помянул старика, что научил молниеносной стрельбе. Винчестер еще за плечами, а стрелок уже знал, куда класть пулю, давно прицелился. Это умение много раз спасало Устина, как спасло и в этот заполошный день, после которого он оказался отверженным.

Макар же Сонин записал: «Вернулся Устин. Поссорился с Никитиным, в кого-то стрелял, знамо, есть убитые, походя убил трех бандитов. Бандиты – чёрт с ними, но вот своих… А потом, малой птахе ссориться с орлом негоже. Не простят. Сгинет и следов не оставит. Снова один против всего мира.

Из Владивостока дошли сведения, что у власти Меркулов. Мукомол стал правителем! Но, как видно, голова есть. Двинул войска на Сучан, Ольгу. Наши послали туда помощь, он же воспользовался, что наших мало осталось в Яковлевке и Анучино, бросил войска туда, загнал партизан в тайгу. Это на зиму-то?

Еще хуже дело обстоит на железной дороге. 30 ноября 1921 года белые объявили «крестовый поход» на Москву. Уже который по счету – я сбился. Захватили Хабаровск, но под Волочаевкой были остановлены.

Газеты гудят, что крестьяне на их стороне. Врут, как всегда. Вчера были с большевиками, а нынче против. Нет, мужик не таков, ежли вдолбил себе в голову, что большевики правы, то не скоро оттуда выбьешь. А потом, ежли бы они были на стороне белых, тогда зачем же было сжигать деревни и снова вешать крестьян?

Под Волочаевкой белые построили крепость, которую назвали вторым Верденом. Но ведь Верден-то у французов в эту войну так и простоял без пользы. Его немцы обошли. Могут и этот обойти.

Вчера приезжал нарочный от Шишканова, объявили мобилизацию шести возрастов. Попадаю и я туда. Но почему-то меня в списках призывников нет. Обошли или не поверили? Есть письмо Устину, в котором он зовет Устина к себе, мол, во всем виноват Никитин. Устин на это ответил: “А откуда мне знать, что снова не встречу Никитина? Призыв на кладбище, но я еще туда успею…” Наши парни, набралось с десяток, завтра уходят. Устин грустит, а Журавушка радуется, хотя и виду не подает. Теперь и он не один, ему тоже не прислали повестку о призыве.

Вчера хунхузня принесла мне кипу газет. Дела-а. Подал в отставку генерал Оой. Его место занял Тачибана, вешатель и убийца корейцев.

Хотел высадиться с японского парохода Семенов, чтобы помочь новым правителям, но ему отказали, даже пригрозили, если высадится, то тут же будет расстрелян. Еще один навсегда отверженный. Сколько их будет еще? Японцы успокоили его, обещают пост Главнокомандующего Сибири, как только войска вырвутся на оперативный простор Сибири. Нет уж! Теперь уж не вырвутся. Здесь вас и добьют.

Пишут наши газеты, что тяжелую войну ведут красные генералы, как Шевченок, Блюхер, Морозов и еще многие. Их шибко теснят японцы.

Теперь снова все спешат из-за границы к Меркулову, чтобы спасти от большевиков Россию. Но что сказать? Если все такие большевики, как Никитин, то, и верно, надо спасать. Но ведь я