Люди против нелюди - Николай Михайлович Коняев

дней Канатчиков был приглашен на заседание епархиальной комиссии помощи голодающим.

Любопытно, что на это заседание С. И. Канатчиков пришел вместе с протоиереем А. И. Введенским. «Введенский встретил меня во дворе и повел на — как они называются? — богословские курсы»[15].

Однако и при помощи вождя обновленцев раскачать «реакционеров» на обсуждение опубликованных в газетах выдержек из декрета ВЦИК не удалось. Вместо принципиальной дискуссии, которую можно было бы использовать в пропагандистской кампании, члены комиссии повели скучную беседу о конкретной помощи голодающим, чем, разумеется, очень сильно огорчили Семена Ивановича, и он вместе с Введенским покинул заседание.

Как свидетельствовал Новицкий, Канатчиков пригласил членов комиссии к себе, в Смольный. «Мы пришли в Смольный немного раньше трех часов. Там был Введенский… Мы сидели с трех часов и ждали Канатчикова до пяти часов вечера. Не дождались…»[16]

Более никаких переговоров вплоть до выступления митрополита Вениамина в Лавре не велось, так что говорить о каком-то, пусть и временном, потеплении в отношениях петроградских властей к Церкви не приходится. Возможно, и выступление митрополита также осталось бы незамеченным властями, но резонанс его значительно усилили события, произошедшие 25 февраля, как раз накануне Прощеного воскресенья, в домовой церкви консерватории.

«Рапорт члена Комиссии по Учету и Изъятию ценностей из церквей, комиссара Губчека С. Егорова. Когда, запечатав церковь, мы уходили в канцелярию, нас остановил священник Толстопятов и от имени Всевышнего Бога поодиночке проклял нас. В толпе начали кричать, что нас надо бить, но кто-то из администрации остановил и сказал, что надо свергнуть эту власть, т. к. это не советская власть, а хулиганская»[17].

Как явствует из материалов следствия, отец Анатолий (Толстопятов) заявил в канцелярии чекистам: «Я знаю, где все вещи находятся, но я вам этого не скажу и показывать не буду». А староста церкви композитор Сергей Михайлович Ляпунов, которого, по словам обвинителя Драницына, отец Анатолий «заразил таким преступным поведением», категорически отказался сдать церковные ключи.

«25 февраля церковь была опечатана и вслед за тем была произведена опись имущества ея, — рассказывал Сергей Михайлович на допросе. — Так как в протоколе по составлению описи было сказано, что церковь домовая, я отказался подписать протокол, потому что сам являюсь ктитором, выбранным от прихода. Ключи я отказался сдать, потому что они у меня получены от приходского совета, которому я только и могу их сдать».

От тюрьмы шестидесятитрехлетнего профессора консерватории С. М. Ляпунова спасла лишь мировая известность. По приговору Ревтрибунала он был осужден на шесть месяцев условно и вскоре после суда уехал за границу и умер в Париже…

Напомним также, что большевики усиленно готовились тогда к Генуэзской конференции, связывая с нею определенные надежды. Укреплять свой, уже устоявшийся имидж «хулиганской власти» в планы их не входило. Совокупность всех этих обстоятельств и обусловила то, что переговоры все-таки начались. Правда, и на этот раз вести их было поручено знакомому нам С. И. Канатчикову.

Роль ректора университета имени тов. Зиновьева во всем этом деле не вполне ясна. С одной стороны, очевидно, что Канатчиков обладал немалой властью и пользовался полным доверием Зиновьева, но с другой… Представители защиты тщетно допытывались на процессе, какой орган представляла та комиссия, где председательствовал Канатчиков — Помгол или исполком? Ответы Семен Иванович давал уклончивые. Из них следовало, что хотя и участвовали в переговорах секретарь губисполкома Н. П. Комаров и другие ответственные работники, но самой комиссии как бы и не было и никого она не представляла… Обстоятельство, что и говорить, весьма странное.

Странно и то, что С. И. Канатчиков, как видно из материалов дела № 36314, единственный персонаж, который поддерживал постоянные контакты и с Зиновьевым, и с работниками исполкома, и с руководством Помгола, и с органами ГПУ, и с группой Введенского — Боярского…

Воистину что-то зловещее есть в этом человеке, словно бы со страниц романа Оруэлла сошедшего в смольнинский коридор.

Этот человек и послал митрополиту Вениамину повестку с требованием прибыть в Смольный в 14.00, в понедельник, 6 марта 1922 года.

Глава четвертая

Накануне, в воскресенье, митрополит Вениамин совершал богослужение в Исаакиевском соборе. Сослужили ему около двадцати священников. Им в алтаре Исаакиевского собора и сообщил митрополит о предстоящем визите в Смольный.

«Сущность заявления от 6 марта я им не сообщал, — рассказывал он на процессе. — Я говорил, что мы сейчас переживаем очень серьезный момент и от меня, вероятно, будут просить ответа на поставленный вопрос. Какой ответ я дам — об этом я никому не сообщал, но указал, что моему ответу некоторые могут удивиться».

«На богослужении пятого марта… — подтверждая слова владыки, говорил протоиерей Михаил Чельцов, — митрополит просил нас молиться, чтобы Господь поддержал его в деле соглашения с советской властью и чтобы по этому поводу не было разномыслия среди духовенства»[18].

По-видимому, знаменитое письмо митрополита Вениамина, о котором было потом столько разговоров и в церковных кругах, и среди власть предержащих, было уже составлено владыкой.

Поскольку письмо это полно и точно отражает точку зрения митрополита Вениамина на изъятие церковных ценностей и на помощь голодающим, приведем его полностью:

Ввиду неоднократных обращений и запросов лично ко мне и выступлений в печати по вопросу об отношении Церкви к помощи голодающим братьям нашим, я в предупреждение всяких неправильных мнений и ничем не обоснованных обвинений, направленных против духовенства и верующего народа, в связи с делом помощи голодающим считаю необходимым заявить следующее.

Вся Русская Православная Церковь по призыву и благословению своего отца, Святейшего патриарха, еще в августе месяце 1921 года со всем усердием и готовностью отозвалась на дело помощи голодающим. Начатая в то же время и в петроградской Церкви работа духовенства и мирян на помощь голодающим была, однако, прервана в самом же начале распоряжением советской власти.

В настоящее время правительством вновь предоставляется Церкви право начать работу в помощь голодающим. Не медля ни одного дня, я, как только появилась возможность работы на голодающих, восстановил деятельность Церковного комитета помощи голодающим и обратился ко всей своей пастве с усиленным призывом и мольбой об оказании помощи голодающим деньгами, вещами и продовольствием. Святейший патриарх, кроме того, благословил духовенству и приходским советам с согласия общин верующих принести в жертву голодающим драгоценные церковные вещи, не имеющие служебного употребления.

Однако недавно опубликованный в «Московских известиях» (от 23 февраля) Декрет об изъятии на помощь голодающим церковных ценностей, по-видимому, свидетельствует о том,