Русские против пришельцев. Земля горит под ногами! (сборник) - Коллектив авторов

Игорь дернулся, но солдаты держали его крепко.

Спрут упал на Геннадия и тут же взмыл, плотно держа того в щупальцах. Человек был туго стянут, не пошевелиться. Васнецов успел разглядеть его лицо – спокойное, даже отрешенное. Только уголки губ слегка приподняты.

Улыбка.

В глубине комнаты ожила рация:

– Шатун-три, Шатун-три! Я Берлога, я Берлога. Как слышишь меня, как слышишь? Прием.

Майор Васнецов бросился к ней:

– Я Шатун-три, я Шатун-три. Слышу хорошо, хорошо слышу. Прием.

– Что у вас? Почему заработал передатчик?

– Заработал?

– Еще как, Шатун-три. Ты засадил его матке? Можем пускать «Марусю»?

Васнецов повернулся к Игорю, которого все еще прижимали к стене:

– Глыба у тебя брат. Грандиозный человек.

И сказал в рацию:

– Так точно, Берлога, мы нашли другой способ.

Он выглянул в окно – там спрут уносил Геннадия к самой матке; они уже почти потерялись на фоне ее огромного тела.

Васнецов снова поднес переговорное устройство к губам:

– Так что, Берлога, так точно – запускайте «Марусю», запускайте.

– Не обманешь, Шатун?

Васнецов вздохнул и, стараясь не смотреть на Игоря, ответил:

– Не обману, Берлога. На этот раз все точно.

– Молодец, майор, молодец! Теперь-то мы дадим им прикурить! Держитесь, гады. Все, Шатун, жди посылочку.

В рации затрещало, потом голос в рации сменился:

– Шатун-три, молодец. Если получится, представлю тебя к награде…

Голос человека пресекся, но он пересилил себя и закончил:

– Понимаю, что пустое, по нынешним временам, но ты заслужил. Давай, сынок, с Богом.

– Спасибо. – Васнецов все так же избегал смотреть Игорю в глаза. – До связи, Берлога.

– Отпустите его, – сказал майор бойцам. – Все уже.

Игорь сполз по стене. Он хотел что-нибудь сказать, накричать на военных, обложить их матом, разбить морды.

Но слов не находилось. И сил тоже.

Ещенко посмотрел на часы на руках:

– Шесть минут до подлета, командир.

Майор тяжело прошелся по комнате, потом подошел к Игорю, присел перед ним.

– Брат у тебя – настоящий человек. Ты понял, что он сделал?

Игорь помотал головой; слов по-прежнему не находилось.

– Не знаю, как он на это решился, но однозначно – кремень мужик. Кто бы мог подумать, что инопланетяне, похоже, не различают, где беременная женщина, а где просто пузатый мужик. По крайней мере, на этот раз не различили. Теперь он доставит передатчик прямо на матку.

Игорь промолчал. Васнецов продолжил оправдываться:

– Твой брат как мужчина поступил – это был единственный выход, и он его использовал. Ты пойми, у них таких кораблей всего сотни три осталось, и подкреплений мы пока не видели. Поэтому каждый уничтоженный корабль – это шаг к победе… Хотя, наверное, сейчас это глупо звучит. На твоем-то месте.

Игорь вяло кивнул и промямлил:

– Геля всегда был такой… Упрямый. Как баран. Мы с ним однажды в поход пошли – так он десять часов шел, пока не нашел место для привала, которое ему понравилось. Мы с ног валились все, а он шел и шел. И нашел. Понимаешь?

Майор не ответил, просто похлопал Игоря по плечу.

У окна снова оживился Ещенко:

– Кажется, летит!

Самой ракеты они не увидели, просто «танец» инопланетного корабля стал совсем дерганым, превратился из вальса в сумасшедшую джигу. С одного конца отделилась тучка маленьких существ.

– Завесу пытаются поставить, – прокомментировал рядовой Голиков.

– Хрена им лысого, а не завесу, – отозвался Ещенко. – Не успеют.

Не успели.

Матка инопланетян резко вздрогнула всем огромным телом, и до людей долетел отзвук взрыва. Корабль быстро-быстро окутался дымом, взвесью из ошметков плоти, капельками огня. Еще мгновение – и плотное облако стало распадаться на мелкие островки. Они падали к земле, полыхая, оставляя длинные хвосты дыма и огня.

Нещадно завоняло мерзким запахом обуглившегося тела.

Куски инопланетного корабля падали на опустевший город, шмякались на асфальт, ломали деревья, бились в дома, обдавая их огнем. Небо быстро очищалось от дыма.

Снова стало светло. Если бы не гарь, вонь и разбросанные то тут, то там кучи обгоревшей плоти, можно было бы подумать, что ничего и не было.

Затрещала рация:

– Шатун-три, Шатун-три. Есть попадание? Отвечай – есть попадание?

– Так точно, – отрапортовал майор, – есть попадание! Расщелкали орешек подчистую. Только крошки остались!

– Так держать, Шатун-три. Ждем новых наводок. Отбой.

– Отбой.

Игорь оторвался от созерцания догорающих кусков инопланетного корабля и сказал майору, не сдерживая сарказма:

– Это где ж можно найти столько настоящих людей, как мой брат, которые решатся пожертвовать собой?

Майор Васнецов провел ладонью по коротко стриженному подзатылку, потом повернулся и сказал, четко выговаривая каждое слово:

– Не знаю. Но у меня есть задача, и я буду ее выполнять. Потому что, чем лучше я ее выполню, тем меньше этих инопланетных сук останется. И мне, я тебе честно скажу, не очень-то важно, как я этого добьюсь. Надо будет – сам туда полезу с передатчиком. Уяснил?

Игорь кивнул.

Майор кивнул своим:

– Пошли, бойцы.

Солдаты прошли мимо Игоря тихо, не смотря ему в глаза.

Васнецов шел замыкающим. Он остановился в дверях и, глядя твердо, без дрожи, сказал:

– А брат у тебя – настоящий человек. Не то что ты.

Он махнул рукой и вышел.

Игорь долго сидел в квартире. Стемнело, затрещали цикады. Игорь так и не встал с кресла. Лишь утром, когда уже рассвело, он прошелся по квартире, нашел тетрадь и ручку и засел на кухне.

Геля погиб, погиб не зря, но глупо. Должен быть другой способ.

Обязательно должен быть.

Алекс де Клемешье

НА ИВАЕВСКОЙ ВЫСОТЕ

Когда впервые за туманами запахло огнем,

Он стоял за околицей и видел свой дом,

Картошку в огороде и лук у реки.

Он вытер слезу и сжал кулаки,

Поставил на высоком чердаке пулемет

И записал в дневнике: «Сюда никто не войдет!»

…Красные пришли – и обагрили закат,

Белые пришли – и полегли, словно снег,

Синие – как волны откатились назад,

И все это сделал один человек,

Молившийся под крышей своим богам,

Молившийся под крышей своим богам…

«Наутилус Помпилиус». «Последний человек на земле»

Лейтенант был лопоух и чрезвычайно стеснялся этого. Под неотрывным взглядом сидящего напротив, через стол, деда Ильи он краснел лицом, суровел тонкими губами и принимался еще громче стучать пальцами по клавиатуре ноута. А дед Илья, может, и глядел на уши лейтенанта, но самих ушей не примечал, а думал примерно так, что вот, мол, сидит Гринька Колобоков, который Захара Колобокова правнук; что уехал этот Гринька в город, и выучился на милиционера, и два года проработал в Томске участковым, а теперь – вот, армейский командир. Может, их, милиционеров, всех сразу мобилизовали, а может, он и добровольцем пошел. Дед Илья, оглаживая кучерявую «боярскую» бороду, пытался припомнить, каким пацаненком рос нынешний лейтенант Колобоков, но вспоминалось только, что был Гринька дюже терпеливым. Другие дети, к примеру, рассадят коленку и ревут, а этот зубы стиснет – и молчит. «Уж такой терпеливый, что даже бабу перетерпит!» – подумал дед Илья и шумно, во всю саженную грудь, вздохнул. Привлеченный вздохом, лейтенант поднял голову.

– Так, стало быть, все? – строго спросил Колобоков и пуще прежнего застеснялся: во-первых, своего бывшего односельчанина он крепко уважал и даже побаивался, и собственный строгий тон вдруг показался неуместным; во-вторых, Григорий, целый вечер общаясь со стариком, так и не смог выбрать, как же его называть – по имени-отчеству, официально, или дедом Ильей, как в детстве, или дядькой Ильей, как, например, отец и старшие братья. Он уж раз десять примерялся то на «вы», то на «ты», сбивался и сердился. Прокашлялся, начал заново: – Точно, говорю, все эвакуировались?

– Врать буду? – удивившись бровями, откликнулся дед.

Теперь уже лейтенант молча и неотрывно смотрел – наверное, по милицейской привычке, и могучие плечи старика под таким взглядом увядали, скукоживались. «Вот ведь, холера задери! – с тоскою думал дед Илья. – Любую бабу перетерпит! Иная баба, она куда терпеливее мужика быват, а уж этот Гринька!.. Ох уж этот Гринька…»

– Ну, считай… – Чтобы хоть как-то укрыться, выйти из-под взгляда, дед принялся загибать мясистые пальцы. – Фроловы третьеводни все съехали, Лузгины тогда же. Почитай, как загрохотало – так и собрались. Колобоковы – не твои Колобоковы, а которы у ручья, – те сперва скот перевезли, потом вещи, потом уж и сами подались. Как скот перевозили – это же смех один! Лошаденки-то их к кузову машинному привычные, их кажное лето на дальни покосы отправляли, а вот корова с овцами – это, я тебе доложу, водевиль!.. кхм…

– Дед Илья, – тихонько перебил лейтенант, – я ведь не про них. Эти у меня все тут отмечены. – Он постучал ногтем по ноуту. – Кто, когда и даже куда. Последних, сам знаешь, мои же ребята и перевозили. Кто совсем без родственников, без пристанища – те пока в лагере под Томском. Завтра-послезавтра эвакуация дальше двинется, на север. И никого здесь не останется, понимаешь? Совсем никого! Машина, на которой я приехал, она ведь последняя! Больше рейсов не будет. А у меня тут, в компьютере, еще один человек числится.