Вне Объектива (ЛП) - Грей Р. С.

Я все еще не могу отвести от нее взгляда. Я смотрю, как ее голова приподнимается, и глаза блуждают по моему телу с некой решимостью. Я видел разные эмоции, вспыхивающие в этих глазах, но чувство похоти застает меня полностью врасплох.

О, нет.

— Я сейчас не на работе, — шепчет она, глядя из-под своих ресниц. Она чертовски красива, и я больше ничего не хочу, кроме как сократить дистанцию между нами и почувствовать ее кожу под собой. Пальцы дрогнули от воспоминаний, какой она была гладкой, притягательной, как наркотик.

Никто из нас не произносит ни слова, после чего Чарли начинает снимать черный свитер. Член напрягся так быстро от мысли, что исключительно она будет им пользоваться. Когда Чарли сняла верх, я уже был парализован, глядя на ее черный кружевной без бретелек бюстгальтер. Грудь, вершинки которой выпирали сверху из-под бра, - самое сексуальное, что я когда-либо видел. Она дышит медленно и уверенно, и ее аккуратный, загорелый живот дрожит под моим взглядом, пока она пытается меня соблазнить.

Черт.

Я моргаю, пытаюсь сломить ее чары надо мной.

— Мы не можем так, Чарли. Ты пьяна.

Тело полностью гудит от желания, будто я какой-то провод под напряжением. Мне следует уйти. Нужно побегать или сходить в зал. Нужно выпустить эту энергию, иначе я воспользуюсь этой девушкой.

Я тяну себя за волосы и поворачиваюсь. Кухня, или что-то схожее с ней, прямо позади меня, поэтому я лечу за стаканом, и наполняю его водой. Схватив аспирин, я возвращаюсь и кладу его на тумбочку. Движения быстрые и методичные, но Чарли все равно наблюдает за мной, завороженная. Я не смотрю на нее, пока не ставлю ей все рядом с кроватью. Чарли оценит это утром, хоть и пьяна сейчас, чтобы это понять.

Мне надо уйти.

Глазами я умоляю ее прислушаться к разуму.

— Чарли, это к лучшему, — уговариваю я, зная, что это не совсем то, что она хочет услышать.

— Вываливай, Джуд.

— Чарли...

— Убирайся! — кричит она, злобно указывая на дверь. Понятия не имею, о чем она сейчас думает, но это то, что должно было случиться. Она будет счастливее в более долгосрочных отношениях, и я хочу, чтобы она это поняла.

Пробегаясь рукой по линии волос на шее, я трясу головой и направляюсь к двери.

— Знаешь, я передумала, — говорит она, голос звучит подозрительно тихо. Я оглядываюсь через плечо. Руки на бедрах со стальным взглядом решимости. Она закрывается. Я могу чувствоваться, как стена из кирпичей вокруг ее сердца.

— Я все-таки ошиблась, — она сужает глаза, акцентируя особое внимание на последующих словах. — Надо было попросить Тома, чтобы он проводил меня.

ГЛАВА 7

Чарли

Я не знаю, что из себя представляет депрессия. Но я знаю, какая у меня жизнь. Четыре года назад мне диагностировали клиническую депрессию после происшествия. Получается, вся моя жизнь - депрессия? Не может быть. Я счастлива, когда занята бегом, работой или когда Наоми со мной. Но бывают времена, когда я чувствую, как атомы в теле бросаются в разные стороны, бунтуют и кипят, пока я не закричу. В такие моменты я чувствую себя потерянной, не способной контролировать тело и разум. Большую часть времени, если мне-таки удается подавить гнев, я начинаю все заново, укрепляя решительность с нуля. Это и есть причина, по которой я бегаю по утрам. Я должна подчинить каждый мускул тела, направляя мозг в нужное русло в течение дня.

Это очень легко. Я не выгляжу ни беспризорной, ни сумасшедшей. Возможно, это самая большая хитрость в жизни: с одной стороны, я - безупречная модель, с другой - чокнутая.

Данный способ был лучше по сравнению со всем остальным, что мне пришлось пережить в конце своего выпускного года в старшей школе. Я улыбалась и принимала депрессанты, пока доктор Франсис не спросил меня, готова ли я отказаться от них. Я должна была сказать нет. Я должна была сказать всем, что у меня нет ни аппетита, ни нормального сна. Вместо этого, я вежливо улыбнулась и скрестила руки поверх дизайнерской юбки: «Я готова взять свою жизнь под контроль. Мне намного лучше, доктор Франсис. Вы не представляете, как последние несколько месяцев изменили меня». Я произнесла это так убедительно, что никто и не подумал не поверить девочке в одежде от кутюр с великолепно нанесенным макияжем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вот и причина, по которой я занялась рисованием. Доктор Франсис предложил его в лечебных целях, когда решил, что я могу прекратить принимать таблетки. Либо начать писать дневник, либо присоединиться к группе поддержки - боже, нет - или подобрать хобби, типа рисования. Доктор Франсис сказал, что оно поможет мне разобраться с эмоциями, и, естественно, оно помогает.

Последующим летом после школы я начала рисовать. Я прекратила общаться с друзьями, даже со знакомыми, я ушла от прошлой жизни, и позволила картинам в голове преобладать надо мной. Хотя этого было недостаточно. Меня это полностью не удовлетворяло, поэтому в первый же день первого курса в Колумбии, я поменяла факультет «Финансирование» на «Изобразительное искусство».

С тех пор я рисовала. У меня нет какой-то золотой середины, в голове мысли сталкиваются с друг другом, и обычно я даю работе вести меня. Каждый раз, когда я начинаю новую эскиз, сердце дико бьется, а конечности становятся легкими. Живот трепещет, и дрожь распространяется по всем венам, как наркотик.

Но затем, когда я заканчиваю, я отхожу назад, наклоняя голову, и чувствую, как ураган уносит меня в темную сторону жизни. Каждый чертов раз, когда я заканчиваю работу, я чувствую тоже самое. 

— Это все, что я чувствую?

Но потом, я начинаю все заново, хватая свежий холст, и покоряю следующую вершину.

Миссис Дженкинс пришла ко мне рано, но я отмахнулась от оставшегося кофейного пирога и сказала, что все еще чувствую себя нехорошо. Я осталась в постели и пропустила утреннюю пробежку. Не сдержавшись, я все-таки прокручиваю вчерашнюю ночь в голове. Я была навеселе, когда отправилась в бар, но последние стопки просто столкнули меня с края. Как ни печально, но я помню все. Помню, что практически отдалась Джуду. Какой парень уйдет от раздетой девушки? Каждый раз, когда я об этом думаю, новая волна тошноты ударяет в меня. Он мог увидеть печаль под слоем макияжа. Поэтому он и ушел. Почему Джуд хотел побыть со мной, с человеком, который так облажался?

Наоми звонила мне ночью и несколько раз утром. Я знаю, что она скоро объявится, если я не отвечу ей на смс-ки. Мы достаточно долго были подругами, чтобы она могла понять, когда мне хреново, но по какой-то причине я хочу просто удалить файл о прошлом дне из корзины мозга. Мне стыдно, и я уверена, что придется встретиться с Джудом снова, если Наоми и Беннетт намерены на серьезные отношения. Эта мысль заставляет меня окунуть кисть глубоко в краску, которую я ранее смешала, и неаккуратно размазать ее по холсту.

Голова раскалывается надвое, но я приняла аспирин, который оставил мне Джуд. Я смакую эту боль; она направляла меня, когда я выбирала кисть, направляла, когда я смешивала акриловые краски, пока не образовался глубокий, красный оттенок. Такой красивый и грустный, как у увядающей розы. Я слышала много аргументов касательно абстракционизма, должен он относиться к искусству или нет, и, честно говоря, мне глубоко наплевать на них. Я стояла напротив первой работы Ротко[12], когда мне было восемнадцать, и она разбила мне сердце. Она навела на меня ту грусть, что я чувствовала каждый день летом после смерти отца. Я села в музее на пол, подтянула колени и заплакала.

Я не пришла на похороны.

Один лишь взгляд на эту картину помог мне впервые признать смерть отца где-то за пределами офиса доктора Франсиса.

Полотно Ротко в высоту было от пола до потолка, полностью закрашенное черной краской. Больше ничего не было, ни абстрактных элементов, ни лиц или форм. Только тьма, наполненная чернотой. Прожектора в музее освещали текстуру краски на полотне, то, как Ротко делал мазки кистью. Они были явными, живыми, натуральными, и они говорили с моей душой.