Приключения мальчика с собакой - Надежда Остроменцкая

Клеон присел на корточки перед собакой:

– Теперь пойду купаться я. А ты останешься здесь… Понимаешь?… Без меня! Слышишь? Ты должен лежать тихо, как полевая мышка. Понимаешь?… Я ухожу, а ты остаешься.

Клеон поднялся. Лев сделал движение за ним.

– Что я сказал?! – топнул ногой мальчик. Лев покорно улегся, жалобно глядя ему вслед.

Баня, в которую надсмотрщики Аполлодора повели рабов, была тесной и довольно грязной, но Клеону она показалась великолепной. Особенно поразило его обилие горячей воды и большие ванны в полу, где могли мыться несколько человек сразу.

После купания Кимбр и Орозий укладывали рабов на длинных скамьях и растирали – одних маслом теребента, других – пемзой, чтобы хоть на время сделать дряблую или шершавую кожу упругой и гладкой. Волосы самых молодых Орозий завил раскаленными щипцами.

По законам Римской республики, обманутый торговцем покупатель мог взыскать с него убытки, а в некоторых случаях даже потребовать, чтобы торговец вернул ему деньги и забрал свой товар. И все же барышники, продававшие рабов, пускались на всякие хитрости: больным подкрашивали щеки и давали лекарства, от которых у них начинали блестеть глаза и мускулы приобретали временную силу; старым расправляли морщины массажем и разными впрыскиваниями под кожу; на одних напяливали украшения, чтобы скрыть врожденное уродство, других раздевали донага, чтобы показать их красоту и силу. Клеон изумлялся, глядя, как под руками Орозия и Кимбра менялась наружность грязных, заморенных людей, с которыми вместе пришел он в баню. Но вот Орозий подошел со щипцами к нему, и Клеон вскочил и попятился:

– Не трогай меня!

– Как это «не трогай»?… Ну-ка, подержи его, Кимбр. Кимбр своими огромными лапами прижал локти мальчика к туловищу и стиснул его ноги коленями. Клеон отчаянно мотал головой, стараясь уклониться от щипцов. Рабы смеялись над его страхом. Орозий ударил его по одной щеке, потом – по другой:

– Стой смирно, а то я тебя не так еще нарумяню! Клеон закусил губу. На глазах его выступили слезы.

– Вам же хуже будет, если Лев меня не узнает и перестанет слушаться.

Глава 2. У храма Кастора[46]

Надсмотрщики подняли рабов задолго до рассвета: Аполлодор спешил на форум,[47] где за храмом Кастора работорговцы выставляли по утрам свой «товар» для продажи.

Торг должен был начаться с первыми лучами солнца. Но, видно, те, кто прибыл в Рим раньше, явились на форум еще с полуночи: когда подошли Аполлодор и его рабы, площадь уже была освещена факелами. Работорговцы, переругиваясь между собой, стремились пробиться под какой-нибудь портик или к стене храма, тень которых могла бы защитить днем от палящих лучей солнца. Надсмотрщики кричали на рабов и хлестали их бичами. Рабы, стараясь увернуться от ударов, метались.

Никогда еще Клеону не приходилось попадать в такую сутолоку. Все слилось для него в общий гул, и он крепко держал ошейник Льва, никого и ничего вокруг себя не различая.

На римский форум свозили рабов со всех концов света. Здесь можно было купить быстроногих нумидийцев и славившихся силой каппадокийцев; диких германцев и ученых греков – библиотекарей, писцов, риторов, счетоводов, актеров, музыкантов; здесь были темноглазые финикийские танцовщицы и искусные в рукоделиях гречанки; лиловатые, словно спелые сливы, эфиопки и женщины севера – белые, как снега их родины. Здесь продавали матерей с детьми и детей, похищенных у родителей. На строптивых и тех, кто часто убегал от хозяев, были ошейники. У иных на лицах было выжжено клеймо, и покупатель без объяснений уже знал, чего можно от них ждать, у других колпаки на голове указывали, что они много раз перепродаются и работорговцы за них не ручаются. На военнопленных, словно в насмешку, были надеты венки. Этих продавало государство, и содержатели гладиаторских школ покупали их целыми когортами, чтобы обучить самым разнообразным приемам боя: отныне им предстояло сражаться и умирать на аренах цирков. И у всех этих выставленных на продажу людей ноги, как и у Клеона, были выбелены мелом или краской. И очень многие здесь, как и Клеон, стали добычей пиратов. Барышники скупали их на рынках Танаиса, Эфеса и особенно Сиды Памфлийской и острова Делос, где морские разбойники продавали своих пленников, не скрывая, что они свободнорожденные.

Отчаянно ругаясь и раздавая пинки, Аполлодор пробивался сквозь толпу. Лев волновался и рычал. В колеблющемся свете факелов он казался громадным. От него шарахались. Это помогло Аполлодору довольно быстро достичь стены храма и разместить у ее подножия своих невольников. Отдуваясь, он уселся на камень, с которого, когда начинался торг, глашатай объявлял цену рабов.

За Палатинским холмом[48] засияла розовая полоса, будто кто-то приподнял полу шатра и в него проникли извне отблески пожара. Лев нежно сжал зубами руку Клеона и потянул ее. Мальчик печально покачал головой:

– Нам нельзя отсюда уйти… Ляг, Лев!

Пес повертелся, выбирая место, и, шумно вздохнув, улегся у ног. мальчика.

– Смотрите, Аполлодор, кажется, собирается продать это чудище! – вскричал один из работорговцев.

– Да еще выставил у самого храма! – возмущенно отозвался другой.

– Прекратите болтовню! – огрызнулся Аполлодор! – Нечего совать нос в дела честного торговца!

– Честного? – иронически переспросил сосед. – А кто недавно побывал у Манлиевой колонны?

У Манлиевой колонны на форуме судили воров и мошенников. Аполлодор взбесился и набросился на соседа с кулаками:

– Порождение ехидны!.. Гнусный лжец!..

– Тшш!.. Эдил![49] – остановил их третий работорговец, указывая на приближающегося к ним человека в белой тоге, которому все уступали дорогу.

В один миг Аполлодор успокоился и скромно уселся на ступеньку храма.

– Вот погоди, оштрафует тебя эдил за то, что ты на форум притащил продавать собаку! – пригрозил сосед.

Аполлодор презрительно выпятил губу:

– Думай лучше о своих делах. Мне эдил не страшен: я не выдаю больных рабов за здоровых, а слабоумных дураков – за ученых библиотекарей.

Клеон видел, что Аполлодор только хвастает, будто не боится: лицо его выражало неуверенность и напряженное ожидание. Притихли и другие работорговцы. Те, возле которых останавливался эдил, заискивающе кланялись и услужливо подводили к нему рабов, на которых он указывал. Слуга сопровождавший эдила, осматривал их, заставляя прыгать, бегать, заглядывал, как лошадям, в зубы и щупал мышцы. Некоторых по приказанию эдила раздевали донага. Вот он остановился перед группой гетулов и сардов,[50] одетых в козьи шкуры.

– Сними с них это! – приказал он хозяину.

Брезгливо осмотрев их кожу, слуга с отвращением вытер о плащ руки:

– Болезни на теле не видно, но… может быть, она скрыта под грязью?

– Сколько ты за них просишь? – холодно спросил барышника эдил.

– По восемьдесят сестерциев за штуку.

– Половины за глаза довольно, – бросил эдил, отходя. Работорговец кинулся за ним:

– Помилуй, достоуважаемый!.. Мне самому они стоили по тридцать. Да еще я внес пошлину! Да заплатил за право торговли! Что же мне останется, если снизить цену?

– Жадные всегда теряют! – отрезал эдил. – В другой раз не жалей расходов на баню. – Отмахнувшись от назойливого работорговца, он остановился перед Аполлодором: – Что это ты сегодня так мало выставил?

– Разбежались, почтеннейший… – Аполлодор жалобно развел руками, стараясь прикрыть Льва от взоров эдила. – Боги бессмертные!.. Что мне пришлось перенести!.. О-о!.. Что пришлось мне видеть собственными глазами!.. Презренные гладиаторы напали на лагерь…

– Не место здесь вести об этом речь! – прервал эдил нахмурившись.

– Я только хотел сказать, почему возникла суматоха и как разбежались мои рабы…

– Этих кто продает? – перебил эдил, указывая на рыжую девушку в ошейнике и трех мужчин, у каждого из которых на лбу было выжжено клеймо.

– Эльвий Медуллий. Они ему надоели: женщина строптива, а мужчины уже несколько раз убегали от своего господина. Вот он и прислал их вчера вечером в харчевню, где я остановился…

– Погоди-ка! – Эдил отстранил Аполлодора. – А это что такое?

Клеон побледнел. Если эдил прикажет разлучить его с собакой, он крикнет Льву: «Возьми!» – и, может быть, их обоих за это убьют.

Аполлодор сделал наивное лицо и ткнул пальцем в титульную дощечку на груди Клеона:

– А вот тут написано: «Сицилиец Клеон, четырнадцати лет, пастух, здоров, продается вместе с собакой».

– Гм… – сказал эдил. – Ты знаешь, что закон…

– Куда же годится пастух без собаки?… – Аполлодор показал эдилу глазами, что их слушают посторонние, и вполголоса добавил: – Прости, почтеннейший, я забыл спросить, доволен ли ты рабыней, которую я дал тебе в канун январских календ?[51]