Где Бог когда я страдаю? - Филип Янси

Продолжая размышлять о своей жизни, Донн обратил взгляд на свое нынешнее положение. Может ли стать благом его недуг? Болезнь не давала возможности творить добрые дела, но она не ограничивала его в духовном плане. У Донна было много времени для молитвы: колокольный звон напомнил ему об умершем соседе, которому повезло меньше, чем ему, да и о других страдальцах Лондона. Появилась возможность научиться смирению, доверию к Богу, возрасти в благодарности и вере. Донн придумал своего рода игру: он представлял себе свою душу, которая поднявшись с постели, обходила комнату, в то время как тело оставалось бессильно распластанным на кровати. Он чувствовал, как укрепляется его дух.

Донн осознал, что, даже когда он немощен, жизнь его не бессмысленна. Все свои силы он направил в духовное русло: молитва, исповедь, духовный дневник — вот что занимало его теперь. Он перестал думать о себе и задумался о других.

Из книги Донна видно, как изменилось его отношение к страданию. Вначале он молился о том, чтобы Бог избавил его от боли. А потом — чтобы Бог обратил боль во благо, чтобы «научил его болезнью». Донн надеялся на исцеление — благо могло быть явлено и таким чудесным образом. Однако он твердо знал: даже если чуда не будет, Бог способен переплавить его в горниле страданий, сделать из дешевого металла чистое золото.

Глава 6

Что Бог пытается нам сказать?

Болезнь можно воспринять как призыв задуматься, или как милость. Но что если я не знаю, что означает моя болезнь? Яне могу прийти к однозначному выводу, хотя смерть уже грозится заключить меня в свои объятия. Господи, если болезнь послана мне во исправление, то позволь мне отнестись к ней, как к милости. Пусть болезнь по сути своей близка к наказанию, но для меня не существует более убедительного доказательства Твоей милости, чем возможность умереть в Тебе и после смерти моей соединиться с Тем, Кто умер за меня.

Джон Донн. «Обращения к Господу в час нужды и бедствий»

Вот что пишет журнал «Тайме» о событиях, произошедших в городе Юба, штат Калифорния:

«Кладбище Сатер, жаркий день. В окружении плачущих родственников застыла испано–американская семья. Муж и жена, взявшись за руки, бессмысленно глядели на гроб с останками их семнадцатилетнего сына Бобби. Шестеро одноклассников возложили на гроб букеты белых гвоздик. Маленькая племянница Бобби рыдала, обхватив гроб руками. Пришедшие на похороны люди тоже плакали. Отец Бобби стоял молча, лишь время от времени вздрагивая, словно от удара. Затем деревянной походкой супруги направились к лимузину, возглавлявшему печальную процессию.

На том же кладбище женщина по имени Хэрри Роузбро пустыми глазами смотрела, как хоронили ее сына. Он умер в день своего шестнадцатилетия. А Памела Энгстром — ее положили в гроб в подаренном матерью бело–голубом платье в полоску — погибла, едва достигнув восемнадцати лет. Среди жертв трагедии оказались и близнецы Карлен и Шарлей Энгл. Им тоже было по восемнадцать. Они любили распевать песни, которые сочиняла их мама: «Пой под солнцем», «Гордись своей страной»! После похорон запыленный автомобиль Шарлей стоял около дома. «Продается» — гласила надпись на стекле. Автомобиль больше никому не был нужен.

Пятнадцать тысяч жителей городка оплакивали погибших. Пятьдесят три хориста из местной школы с руководительницей Кристиной Эстабрук ехали в автобусе, и при съезде с трассы водитель не справился с управлением. Автобус, смяв заграждение, рухнул с семиметровой высоты и перевернулся. Крыша оказалась промята до самых сидений…

Вокруг разлетелись забрызганные кровью нотные листы. «Я слышал, как кто–то на передних сидениях отчаянно кричал: «Боже!», — всхлипывал шестнадцатилетний Ким Кеньен. Его подруга, сидящая рядом, погибла. Восемнадцатилетний Пери Мартин, ведущий тенор хора, добавляет: «Все смешалось. Плач, стоны, чьи–то руки, ноги». Погибло двадцать девять человек, двадцать пять — получили ранения.

Эти ребята и девушки вместе учились в школе, вместе пели в мюзикле «Скрипач на крыше». Некоторым из них до окончания школы оставалось всего три недели, и в прошлую субботу уже был выпускной. И вот теперь их друзья, ошеломленные случившимся, бесцельно бродят по школьным коридорам. Время от времени они останавливаются около кабинета директора: здесь вывешивают больничные сводки о состоянии раненых. Карен Хесс, лидер союза учащихся, заметила: «Большинство из нас впервые столкнулись с таким горем — потерей близких друзей».

Почему именно Юба?

Почему это не случилось где–нибудь в Канзасе, Джорджии или Нью–Джерси?

Почему именно школьный хор? Почему не джаз–группа, не футбольная команда, не отряд следопытов?

Это была обычная дорожная авария. Да, жертв оказалось больше, чем обычно, но ее не сравнить ни с землетрясением в Калифорнии, ни с наводнением в Пакистане, ни с трагедией на пароме в Маниле. И, тем не менее, любое рядовое несчастье, подобное случившемуся в Юбе, вызывает множество тревожных вопросов.

Неужели эти двадцать девять подростков заслужили такой ужасной смерти? Может быть, Бог хотел им что–то сказать? Или трагедия была предупреждением для их родителей и друзей? Будь вы на месте других учеников школы, перед вами неизбежно встали бы подобные вопросы. А если бы вы оказались одним выживших в аварии? Наверное, вы всю жизнь думали бы о том, почему вы живы, а друзья — погибли.

Неужели Бог заставляет скользить школьные автобусы, а затем наблюдает, как они катятся под откос, ломая заграждения? А может быть, Он красным маркером наносит на карту маршрут, по которому пройдет ураган в Индиане? Вот сюда, теперь снести этот дом, убить шестилетнюю девочку, а следующий дом минуем, его надо оставить нетронутым. Неужели Бог программирует земные события, точно видеоигру, экспериментируя со штормами, землетрясениями и ураганами? Неужели Он таким образом наказывает или вознаграждает людей, и мы — лишь беспомощные жертвы?

Столь дерзкие вопросы могут показаться чуть ли не богохульством. Но они терзают меня давно. Да и мои неверующие друзья атакуют меня подобными вопросами. В страдании практически все начинают задумываться о Боге — о том, каков Он. У меня есть книга «Теории болезни», в которой собраны результаты опросов среди ста тридцати девяти племен разных стран мира. За исключением четырех, все племена считают болезнь признаком немилости бога (или богов).

Большинство людей признает, что боль играет существенную роль в защите человеческого организма. Страдание же имеет определенную нравственную ценность: оно заставляет нас увидеть, что мы — смертные существа, живущие на стонущей от боли планете. Большинство христиан в своих выводах идут дальше и признают, что через мегафон боли Бог обращается к человечеству в целом. Но в том–то и особенность боли, что она всегда касается конкретного человека. Страдание — всегда дело сугубо личное, будь то приступ радикулита или депрессии.

Как–то я смотрел интервью с известной голливудской актрисой — ее любовник утонул в бухте неподалеку от Лос–Анджелеса. Расследование показало, что он упал за борт яхты, напившись до бесчувствия. Актриса взглянула прямо в камеру — на прекрасном лице боль утраты — и с вызовом спросила: «Как любящий Бог мог такое допустить?»

Скорее всего, актриса о Боге давным–давно и не вспоминала — месяцы, а может быть, и годы. Но вот, столкнувшись с горем, она гневно винит Бога. Беда мгновенно «включила» в ней недоверие к Богу — реакция почти на уровне рефлекса. Так случается с большинством. Страдание заставляет усомниться в истинности расхожих представлений о Боге. Когда случается несчастье, я помимо своей воли задаю себе вопрос: «Боже, что Ты хочешь мне сказать?» Этот вопрос возникает, когда у меня начинается ангина и когда умирает друг. «Господи, что Ты имел в виду?»

Как–то на одном банкете мой собеседник затронул вопрос о недавнем землетрясении в Южной Америке, и с искренним удовлетворением отметил: «Знаете, при землетрясении христиан погибло намного меньше, чем неверующих». В словах этого мужчины звучали нотки торжества. Но я подумал о тех христианах, которые все–таки погибли: что они такого сделали, что обрекли себя на ужасную смерть вместе с язычниками?

А еще я подумал о бедствиях, которые коснулись непосредственно христиан: об армянской резне, о перевернувшемся автобусе с церковным хором, о наводнении, которое смыло христианский лагерь в Эстес Парк в штате Колорадо, о разрушениях в библейском колледже близ плотины Токоа Фолз. Выходит, что вера в Бога не гарантирует защиты от трагедий!

Случись трагедия, верующих, как и всех остальных, одолевают сомнения, им так же кажется, что их предали. Более того, христиане острее чувствуют несправедливость. Если миром правит случай, то неважно, в каком городе разбился автобус. Но если вы верите, что миром правит всемогущий и любящий вас Бог, то вам небезразлично, что и где происходит.