NEXT-3: Дюбин снимает маску - Аркадий Карасик

— Мне нужно знать все. Где, когда и с кем общается, сколько времени сидит на толчке, любится с бабой. Мне нужны подробные сведения. Неофициальные справы. Скучная, но чистая, без крови, подсобная работа. Если за это возьмусь я, боюсь, не выдержу — сорвусь. Отвык . Признаюсь, боюсь раздражительности, неадекватных реакций. Приходится беречься.

Безумец признается в своем безумии? Явный парадокс! Обычно психически больные люди настаивают на своем несокрушимом здоровьи, обижаются, даже плачут, пишут в газеты и в телестудии возмущенные послания. А этот спокойно, без кокетства и притворства, говорит о своем умственном недомогании.

Связываться с безумцем опасно при любом раскладе и при любом гонораре. Либо сам замочит, либо подставит под ментов. А Ессентуки ценит свою жизнь и свое пребывание на воле.

— Спасибо за лестное предложение, но у меня имеется собственное дело. Легальное.

Дюбин изобразил обидное для собеседника пренебрежение. С оттенком притворной жалости к горюну-неудачнику. Издевается, нечисть болотная, с ненавистью подумал оскорбленный Ессентуки. Знал бы ты о тайнике с баксами...

— Нищенская пирожковая?

— Пусть будет нищенская, — покорно согласился владелец японокитайского ресторана. — Закусочная... Мне хватает...

На самом деле Ессентуки владел престижным двухзальным «общепитом». Первый, главный зал — богато украшенное помещения на двадцать столиков, с небольшой эстрадой и вышколенными официантами. Посетителю предложат выпивку и закуску любой «национальности», но предпочтение отдается саке, ханше и блюдам из водорослей и морской живности. Китайско-японское заведение, именуемое хозином — азиатским.

Во втором зале, значительно меньшем по размеру и почти не украшенном, торгуют наркотой. Дурь продается в любом виде: ампулами с приложением шприцев, колесами, сигаретами, начиненными марихуаной.

Там же, в скромно обставленном кабинете Ессентуки принимает желающих купить компромат. Для этих целей на отдельном столике стоит мощный компьютер с цветным лащерным принтером. Плати немалые башли и принимай распечатку.

— Мне хватает, — уже более уверенно повторил владелец «пирожковой».

— На еду и на штаны? — ехидно спросил Дюбин.

— И на них тоже... Не в пример разным денди...

— На что намекаешь?

— Успокойся, не на тебя. На достойную оплату скромных моих услуг. Расценки будут не шестерочные. Рубли не принимаю — или баксы, или евро. Не обессудь — такова уж житуха.

Под давлением вполне реальной возможности пополнить тайничек, Ессентуки напрочь забыл о недавнем своем нежелании подставить бывшего хозяина. В голове водили хоровод «условные единицы», приятно шуршали, напевали райские мелодии.

— Ладно, переморгали... Повторяю, сейчас для меня деньги — не больше, чем отмычки. Кажется, сговоролись. Значит, первое и главное — Лавр. Второе, вспомогательное — бывшее мое хозяйство. Оно мне тоже пригодится. В качестве инструмента. Фомки. Одно условие: не быть бараном, который гребет из двух кормушек. Узнаю — замочу, в асфальт закатаю.

Угроза выдана отеческим тоном, заботливым предупреждением. И все же она, эта угроза, вызвала уже знакомую потливость и легкое головокружение. Ессентуки отлично знает, что Дюбин слов на ветер не бросает, как обещает, так и сделает.

Похоже, кончилась спокойная жизнь с балдежом в так называемой «пирожковой», с увеселениями в квартире новой шлюшонки, с любовным перекладыванием тугих пачек баксов. Вместо всего этого — состояние настороженности — и днем, и ночью — ожидание неожиданного удара. Если даже он откажется от мысли «грести из двух кормушек». Мало ли что может прийти в деформированную башку безумцу.

Но недавнего страха он не ощущал. Высокодойных коров на мясо не пускают, быков-производителей не режут. До тех пор, пока они нужны.

А он нужен мстителю, необходим! В качестве шестерки, рядового пастуха — не имеет значения.

— Ты сумасшедший? — Ессентуки осмелился до такой степени, что задал этот слишком острый вопрос. — Да?

— Скажем, одержимый. Так правильней. Что, испугался?

— Хрен редьки не слаще, — ушел от ответа хитрован. — Одинаковая болячка...

— Как сказать. Сумасшедший и одержимый — разные понятия. Прежний Дюбель погиб, смарть для него была испытанием. И он родился заново — другой, под другим именем... Пусть будет... Антемос.

— Как?

— Антемос охзначает противоположный славе. По латыни.

— Понял.

Ничего не понявший Ессентуки снова опустился на грязный ящик, застеленный газетой. Пусть зовется как угодно, лишь бы платил погуще.

— С чего начнем, Мос? Выкладывай задачи и поручения, только четко, без латыни.

— Ты спешишь?

— Кто в наше время не спешит? Только старики и неудачники... Признаюсь, начало увлекательное. Шизоидное начало. Страшно хочется услышать продолжение.

— Страницу переворачивают только тогда, когда она прочитана, — поучительно проскрипел Дюбин. — Итак, начнем с листа номер один...

Глава 8

Общаясь с Лавриковым-младшим, Белугин в последнее время испытывал какой-то дискомфорт. Будто ему подставили коровью лепеху, в которую он влез начищенным до беска ботинком. Худосочный студентик был на удивление хитрым и изворотливым. Его сомневающийся либо утверждающий взгляд проникал в душу собеседника, нащупывал в ней самые болезненные точки.

Нет, уважение к горячему «гейзеру» не убавилось, скорее, наоборот, возросло. И все же, зря он, очертя голову, ввязался в дело, сулящее одни неприятности. Парень-кладовщик наверняка просигналил наверх о визите Белугина. Там забегали, заволновались.

Но снявши голову по волосам не плачут! Придется продолжить начатое «расследование». Федечка не просто новорожденный бизнесмен, потерявший голову от запаха денег, он еще и сын давнишнего приятеля, которого Петр Алексеевич просто боготворит.

На этот раз беседа проходила не в кабинете управлячющего супермаркетом — в служебном кафетерии. Организовал его Белугин пару лет тому назад и очень гордился своим начинанием. Даже в офисе компании такого уютного помещения не было.

Пять столиков с цветами и креслами такого же цвета, небольшой бар. На стенах — натюрморты, возбуждающие аппетит и способствующие успокоению. Никаких барменов или официантов — каждый сотрудник подходит к окошку выдачи, выбирает блюдо и напитки по своему вкусу и карману.

Петр Алексеевич бережет свое здоровье, поэтому питается в строгом соответствии с врачебными рекомендациями. Никаких жирных блюд, ограничивает себя в сладком, поменьше жидкости, исключает алкоголь. Диета — залог долголетия, говорит народная мудрость, и он безоглядно ей доверяет.

Сегодня управляющий выбрал свекольный салатик, селедочку и два яблока. На десерт — непременный кофе, отказаться от которого Белугин не в силах.

— Можно?

Настроение покатилось вниз, любимый салат показался горьким, нес"едобным, селедочка — слишком костистой, даже яблоки с"ежились и потускнели.

Чертов Лавриков, преехидно улыбаясь, терпеливо ожидает приглашения. Кафетерий пустует, сотрудники уже отобедали и разбежались по рабочим местам. Федор Федорович вполне мог выбрать другое место, так, нет, подошел к столику управляющего.

— Конечно, можно, — кисло улыбнулся Белугин. — Ради Бога, присаживайся. Правда, я тороплюсь. На три часа назначено сборище самых главных, мудрых и всесильных. Повестка дня — избиение подчиненных. И твоя заводская информация.

Федечка горестно покачал рыжеволосой головой. Будто представил себе процесс «избиения». Н в прищуренных глазах — обидная насмешка.

— Ничего ужасного — выдержите, вас не так просто сломать... Что до совместного застолья, впереди — масса времени. Успеем пообщаться.

Значит,доставала не так просто присел к его столику, с опаской подумал Белугин. Вон как щурит под очками глазища! Будто выбирает цель для удара. Сбежать? Не получится — свеколка не доедена, яблоки не тронуты, кофе остывает. Да и бегство будет выглядеть для солидного человека, каким считал себя Белугин, слишком унизительным.

Да, и стоит ли прятаться, когда он успешно выполнил задание «ученика» и готов отчитаться.

Петр Алексеевич отодвинул недоеденный салат, достал из кармана маленький перочинный ножик и принялся чистить яблоки.

Федечка откусил пирожок с капустой, запил глотком кофе. И приступил к потрошению соседа по столу.

— Знаете, мин херц, ежели мудрые и всесильные упрутся рогом, буду действовать самостоятельно. Как думаете — справлюсь?

Отделаться незнанием опасно — вцепится парень оголодавшим клещом, не освободишься. Почему он так считает, неужто сомневается в его силах, за что его не уважает? Сто «почему» и две сотни «за что»!

Лучше пойти в лоб, вдруг фантазер опомнится. Неторопливо отправив в рот кислосладкую дольку, Белугин приготовил вторую.

— Действовать самостоятельно — кишка тонка! Не получится. Прежде всего, что такое завод без нашей мощной структуры сбыта? Космическая пустота. От своих лавочников ты попадешь в лапы таких же, но чужих. Обдерут, как липку.