NEXT-3: Дюбин снимает маску - Аркадий Карасик

— Ну и что? Нормальная реакция нормального человека. Только больно уж закручено.

— Какая там нормальная? Послушай дальше. «Подросток не в состоянии эффективно использовать интра-психические и социальные моратории, выдвигаемые обществом, и не может достигнуть эго-идентификации в том смысле, как это понимает Эриксон.». Здорово сказано, а?

Во время кавказской бойни, на которой молоденький срочник пожертвовал чеченам обе свои ноги, их взводом командовал такой же молодой лейтенантик. Так лихо закручивал, что солдаты рты раскрывали. Только лейтенант уснащал свои «лекции» сплошными матюгами, привычно сочетая их с научными терминами.

В книжке Ивана — нечто подобное. Только без мата.

— Сплошная абракадабра! — со знанием дела поставил диагноз Женька. — Чушь возведенная в третью степень и помноженная сама на себя... Кстати, Эриксон — типчик, который что-то придумал в телефоне?

— Совсем другой. Известный психиатр.

— Эго, фиго... Надо ж такое придумать. И как этот «другой» действительно разбирается или вешает лапшу на уши?

— Об этом не написано... Вот еще! «В частности, отмечается путаница и амби-валентность относительно долгосрочных целей, сексуальности, выбора карьеры, моральности, паттернов дружбы и благожелательности к ряду близких людей»... Как тебе?

— Во муть! Цели-то ясны и понятны — и долгосрочные и ближайшие. И что касается сексуальности, тоже дошло. Остальное — переливание из пустого в порожнее. Бред какой-то. Наверно, автор голову ушиб, вот и мозги встали неправильно...

Минут десять Женька изощрялся в ругательных сравнениях. Матерщины избегал — все же беседует с мальцом, не стоит травмировать его неокрепшую душу — но выражение типа «фрайер вонючий», «щипач дерьмовый» выстреливались целыми очередями.

Иван терпеливо ожидал, когда оппонент иссякнет, выискивал в тексте наиболее доказательные места.

— Кончай ругаться! Лучше еще послушай. «Эти конфликты переживаются как непримиримые аспекты своего ъя», которое подросток не в состоянии интегрировать в связанную тождественность. Подростка одолевают тяжелые сомнения, чувство изоляции и внутренней пустоты, нарастание негативного отождествления.". Сильно сказано! Все сходится. И про негативное отождествление, и о тяжелых сомнений...

— Ни черта не сходится! — с несвойственным ему озлоблением закричал инвалид. — Как-то я из-за сыпи на морде зашел в кождиспансер. Там на стенах развешаны описания симптомов разных венерических заболеваний. С картинками. Представляешь? Читаю первое, пятое, десятое, разглядываю разные шишки и язвы. Ну, все сходится — точь в точь. И краснота, и сыпь. Неужто подхватил венеру? Когда, на ком? Ведь я нецелованный даже — не успел... Естественно, рысью — к доктору. Тот поглядел — успокоил: не венера и не СПИД... А ты расхныкался...

— Не успокаивай. Чувствую — болен!

— Ну, если чувствуешь... Как собираешься лечиться?

— Здесь тоже сказано о лечении. Умная книга. Сейчас найду... Ага, вот — целый раздел. Лечение.

— Гляди-ка, и рекомендации имеются? Круто! Молоток твой Эдисон!

Женька скептически покривился. Судя по закрученным и малопонятным симптомам, ни таблетки, ни микстуры больному не помогут. Остается одно — переселиться в психиатричку. Может быть, на всю оставшуюся жизнь. Ему до того стало жалко мальчишку — хоть волком вой, хоть рыдай навзрыд.

— Слушай. «Предпочтительным видом терапии является применение методов, в которых разрешается развитие переноса в контексте контролируемой регрессии без удовлетворения или инфантилизации больного.». Понял?

— Так, с пятого на десятое почти усек. Тяжелый случай, ничего не скажешь... Наверно, Жванецкий написал книгу? Больно уж смахивает на его юмор. Черно-белый.

— Нет, не Жванецкий. Каплан и Дж. Садок. Тоже — знаменитости. Будто подсмотрели у меня какие-то отклонения...

Женька не выдержал — вскочил, возмущенно замахал руками. На подобии ветряной мельницы.

— Херня все это, наукообразная херня! Авторы, небось, загребли за нее миллионы баксов. Ради этого и старались. Плюнь и разотри! Лучше катайся на велике, чем симптомы выискивать... Дребанные одуванчики — вот в них контекст регрессии. Корчевать их — полный психоз, помноженный на требования Лизы. Нормальный человек на это не способен.

— К чему ты так разорался?

— Наверно, тоже болею, блин, всякими регрессиями.

Иван чуть заметно улыбнулся.

— Тогда посидим, покурим. Два психа...

Спокойно покурить и пооткровенничать не получилось — помешала выглянувшая из окна Лиза. Она не обрушила на бездельников лавину упреков, не понесла их по рытвинам и ухабам обвинений — просто посмотрела. Но в этом взгляде была такая горькая обида, такое недоумение, что Женька вскочил и, поругиваясь, бросился к оставленной газонокосилке.

Иван помедлил, полистал книжку, потом бережно положил ее и пошел к уже вкалывающему на полную катушку другу. Подставлять плечо.

Ни Кирсанов, ни Женька не знали, что неподалеку, за горизонтом уже сгущаются тучи, громыхают грома, полыхают молнии. Правда, все это пока не касается их — нацелено на Лаврикова...

Ессентуки трудился сразу по двум направлениям. Официально — владелец престижного ресторана, он одновременно торговал... информацией. Самым дорогостоящим сейчас «товаром». Особенно, в предвыборной компании.

Скажем, понадобится кандидату в депутаты, в губернаторы или — в градоначальники свалить своего конкурента: обвинить его во всех смертных грехах, желательно — мотивировано, максимально правдиво, поставщик компромата — тут как тут. Чего изволите? Обвинение в гомосексуализме, баловстве с наркотой или — неуплата налогов? Платите и получайте. С фактами и фактиками, именами свидетелей и сработанными умельцами «картиночками».

Для получения этих «фактиков» Ессентуки содержал многочисленную команду так называемых агентов. Они шныряли по думским коридорам и кабинетам, просачивались в квартиры и дачи, слушали, записывали, щелкали портативными фотокамерами.

Ничего опасного или предосудительного — закона, запрещаюшего подобное «предпринимательство» еще не придумано. Значит, судебное заседание ему не грозит, наказание — соответственно.

Желающих приобрести компромат — пруд пруди. Готовы выложить любую сумму. Понимают, выберут на желаемую должность — окупится с лихвой.

В этот день отчитывались о трофеях два наиболее добычливых «охотника» — Хорек и Китаец. Они пасли бывшего депутата и его окружение. Отставной начальник службы безопасности Лаврикова, не испытывал к нему ни злости, ни недоверия. Обычное желание покопаться в утробе недавнего босса — вдруг найдется что-нибудь полезное для «дела».

Скажем, надумает Лавр выставить свою кандидатуру на пост московского «хозяина» — конкуренты немедля прибегут к торговцу потаенной информации. А у него в компьютерной памяти уже приготовлен «товар».

Хорек не говорил — хрипел, поминутно хватался за горло. Китаец посмеивался.

— Прокололись?

Скрывать от проницательного босса — зряшная потеря времени. К тому же опасно. Все равно выдавит — с кровью, с муками. У него не заржавеет пустить в ход и раскаленные утюги, и плоскогубцы, и другие приспособления.

Пришлось признаться. Заодно, в качестве оправдания, выдать некоторые сведения о личной жизни Лавра и его окроужения. Добытые у бобыля Семки и у доверчивой продавщицы магазина, с которой разоткровеничалась толстая сопостельница дружана Лавра.

Сашку Мошкина Ессентуки знал давно. Какие только ему не приклеивали погонялы! И Толстяк, и Фуфло, и Косолапый — ни одна не удержалась. Тогда попробовалили — Санчо. По имени верного оруженосца Дон Кихота Ламанческого. То-бишь, Лаврикова. Прижилось.

Вспомнился случай во дворце богатого смотрителя криминального общага. Тогда расшалившийся Лавр что-то крикнул, выглянув в коридор. Начальник службы безопасности посчитал этот крик призывом спасти его от неведомой опасности. Во главе группы вооруженных парней он вломился в кабинет.

Наверно, Санчо посчитал появление охраны попыткой «дворцового переворота». Куда девалась медвежья неуклюжесть! Перед Ессентуки — самый настоящий тигр со стволом нацеленным в его живот. На всегда простодушном лице — оскаленная гримаса.

Тогда обошлось без кровопролития.

А сейчас обойдется ли? Санчо узнал о слежке, значит, обязательно сообщит о ней Лавру. А в открытую столкнуться со всемогушим, пусть даже отставным авторитетом — ни малейшего желания. Одно дело собирать компромат, совсем другое — увидеть глаза Лавра, заполненные расплавленным свинцом.

— Раскололся, сявка? — обозленно спросил он у хрипящего агента. — Выложил обо мне?

Хорек замотал головой. Ни словом, ни жестом, о чем говорите, босс, как можно подставить вас? Он знал, что грозит ему за «подставу». Самое малое — удавка на шею.

— Молоток, дружан... А ты замочил толстяка? — с надеждой обратился Ессентуки к Китайцу. — Проломил ему черепушку?