Политические режимы и трансформации: Россия в сравнительной перспективе - Григорий Васильевич Голосов

не вполне соответствует структуре стимулов электорального авторитаризма. В этих условиях применение смешанной системы (во всяком случае, ее несвязанной разновидности) выглядит как приемлемый институциональный компромисс, позволяющий, с одной стороны, сохранять партийные рамки электоральной политики, а с другой стороны – заполнять значительную часть парламентских мест представителями региональных правящих групп, лояльных по отношению к автократической национальной исполнительной власти.

Собственно говоря, это и было продемонстрировано думскими выборами 2003 года, когда «Единая Россия», получив лишь 37,6 % голосов по партийным спискам и выиграв менее чем в половине одномандатных округов, смогла обеспечить себе статус доминирующей партии лишь за счет рекрутирования подавляющего большинства одномандатников, которые участвовали в выборах в качестве независимых кандидатов. Тем более парадоксальным выглядело решение об отказе от смешанной системы в пользу чисто пропорциональной, которая была применена на выборах 2007 и 2011 годов.

Следует отметить, что потенциально негативные последствия этого решения для властей частично смягчались применением завышенного (7 %) заградительного барьера, а политический контекст, в котором была проведена избирательная реформа, явно располагал к оптимистическим ожиданиям по поводу уровня электорального успеха «Единой России». Более того, в 2007 году эти ожидания вполне оправдались. Однако этих соображений было бы недостаточно для того, чтобы провести такую широкомасштабную реформу. Как представляется, логику властей можно реконструировать следующим образом.

Хотя выборы 2003 года и дали желательный результат, они сохранили за региональными правящими группами и их думскими представителями-одномандатниками значительную роль как на парламентском уровне, так и во внутрипартийной структуре «Единой России». Известно, что президентской администрации приходилось прилагать довольно интенсивные постоянные усилия для решения сопряженных с этим проблем. По существу, это подрывало положение «Единой России» в качестве главной опоры исполнительной власти и препятствовало ее организационному развитию как централизованной организации. Региональные отделения партии оставались придатками губернаторских аппаратов и пользовались в подавляющем большинстве случаев лишь минимальной автономией. В условиях, когда политический контекст благоприятствовал успеху «Единой России», переход к чисто пропорциональной избирательной системе позволял решить эти проблемы, не подвергая политическое доминирование национальной исполнительной власти сколько-нибудь существенным рискам.

Следует подчеркнуть, что есть лишь одна разновидность электорального авторитаризма – собственно партийные режимы вроде тех, которые существовали в Мексике и Малайзии – для которых организационное развитие доминирующей партии, а затем и поддержание ее стабильности и целостности являются приоритетной задачей. Для персоналистских режимов, возникающих путем деградации дефективной демократии – а российский режим именно таков, – эта задача может быть лишь вторичной, поскольку основным механизмом сохранения власти являются президентские выборы, которые ее основной обладатель выигрывает в личном качестве. При этом не в его интересах полностью полагаться на поддержку доминирующей партии, что и продемонстрировал Путин, когда вышел на выборы 2012 года при поддержке «Общероссийского народного фронта» и целого ряда других организаций. Однако в 2003–2007 годах, решив первоочередные задачи авторитарной трансформации и не испытывая беспокойства по поводу возможных итогов предстоявших думских выборов, власти позволили себе сконцентрироваться на решении вторичных задач.

Думские выборы 2011 года со всей убедительностью показали, что ключ к консолидации авторитарного режима – это создание таких институциональных условий, которые обеспечивают политическую монополию независимо от политического контекста вообще и от предпочтений избирателей в частности. Наблюдавшееся тогда некоторое охлаждение общественной поддержки режима, в совокупности с проведенной тогда кампанией «Голосуй за любую другую партию», привело к такому ослаблению электоральных позиций «Единой России», которое чуть не привело к потере ею простого большинства в Думе. Более того, предпринятые с целью предотвращения этого исхода фальсификации сами по себе стали источником широкомасштабного политического кризиса, побудившего власти к пересмотру целого ряда принятых ранее институциональных решений.

В частности, одним из ответов властей на возникшие в 2011-м – начале 2012 года затруднения стал возврат к смешанной несвязанной системе практически в том же виде, в каком она практиковалась в 1993–2003 годах. Это привело к ожидаемым результатам, что полностью подтвердило соответствие данного институционального установления первичной задаче авторитарной консолидации – сохранению политической монополии. Действительно, на выборах 2016 года, невзирая на крайне благоприятный для властей политический контекст, «Единая Россия» получила лишь немногим более 50 % голосов по партийно-списочной части системы. Лишь выигрыш партии в колоссальном большинстве одномандатных округов позволил исполнительной власти закрепить баланс парламентских сил, необходимый для беспрепятственного проведения конституционной реформы 2020 года.

Наблюдаемая логика развития российской избирательной системы в условиях авторитарной консолидации свидетельствует о том, что на начальных этапах этого процесса необходимость решения вторичных задач может подталкивать исполнительную власть к субоптимальным, с точки зрения их долгосрочных интересов, решениям. Однако по мере консолидации режима на первый план выходят фундаментальные интересы его выживания, что требует высокого уровня изоляции электоральных результатов от политического контекста. Смешанная несвязанная система полностью подтвердила свое соответствие этим интересам по итогам думских выборов 2021 года, позволив «Единой России» сохранить за собой конституционное сверхбольшинство вопреки тому факту, что даже официальный подсчет дал ее списку менее 50 % голосов.

2.3.4 Электоральная практика: от манипуляций к административной мобилизации и подавлению

Термин «электоральная практика» включает в себя моменты, некоторые из которых подпадают под понятие об избирательной системе в широком смысле (такие как правила регистрации кандидатов), а другие не подпадают (такие как методы мобилизации избирателей). Ниже речь пойдет преимущественно о следующих моментах: административная мобилизация избирателей; контроль над полем политических альтернатив; прямые фальсификации. Для того чтобы выделить в общем виде соотношение этих элементов, необходимо определить структуру приоритетов электоральных авторитарных режимов в применении к выборам. До известной степени эта структура внутренне противоречива. С одной стороны, в той мере, в какой режим сохраняет свою авторитарную природу, он не только не может допустить собственного поражения на выборах, но и стремится выигрывать выборы с колоссальным перевесом. Именно эти приоритеты в наибольшей степени соответствуют функциям выборов в условиях авторитаризма, и в особенности – консолидированного авторитаризма.

Однако, с другой стороны, любой электоральный режим должен заботиться о том, чтобы выборы выглядели правдоподобными в глазах международного сообщества, а также местных правящих групп и населения. Это требует поддержания известного уровня соревновательности. Понятно, что этот второй приоритет имеет подчиненное значение, причем его вторичность усиливается по мере возрастания уровня воспринимаемых политическим руководством режима рисков. Например, в 2021 году этот уровень был значительно выше, чем в 2016 году. Это было в решающей степени обусловлено значительным снижением количества избирателей, готовых искренне поддержать «Единую Россию» на выборах, о чем недвусмысленно свидетельствовали опросы общественного мнения.

Не вдаваясь здесь в сложную дискуссию о достоверности результатов таких опросов при авторитаризме, замечу, что моя позиция такова: абсолютные значения поддержки и иных электоральных показателей, даваемые опросной социологией, с трудом поддаются интерпретации; однако динамика этих показателей отслеживается с достаточно высоким уровнем достоверности. Это касается даже тех данных, которые предоставляются явно ориентирующимися на сотрудничество с властями полстерскими организациями. По