Девушка, мент и бандит - Б. Седов

- Не, бля, хорошо, бля! Бабу не трожьте, пусть меня дожидается, я ей устрою…

Он громко застонал и вышел вслед за доктором.

Фельдшер заботливо поддерживал его под локоток.

- Куда Живот подевался? - спросил сержант Камень у Сивомеринова, когда все ушли.

- За водкой пошел, - хмуро сказал тот и заботливо потрогал ключи в кармане.

- Разговорился ты сегодня, Мерин! - пошутил Камень.

- Я тебе не Мерин, - недобро ответил Сивомеринов, - меня Степан Петрович зовут, я по званию и годами постарше тебя буду, а сейчас я исполняю обязанности дежурного и по должностной инструкции - старший человек в отделении. Ты, Камень, это имей в виду и слова при мне аккуратно произноси, а то я и пасть порвать могу!

- Ты чего, Me… Степан Петрович?..

Но тут вовремя вернулся Живот и мрачно поставил на стол две бутылки водки.

- В магазине уже знают! Сволочи! Теперь по округе пойдет!

Он открыл бутылку и сделал большой жадный глоток из горлышка.

- Помянем Сэма, мужики!

- Ты чего говоришь, про живого-то человека?!

- Сейчас живой, а что завтра будет? Гангрена, общее заражение, смерть! Крови потерял - море, глаза - нет… Из-за этой сучки мужик половины зрения лишился, а она что - сидит блох гоняет, как ни при чем? Давай ключи, Мерин…

- Степан Петрович, - вполголоса поправил тот.

- Что?.. Ну да, Степан Петрович! Ключи дайте, пожалуйста! Я из суки сучий фарш делать буду!

- Не дам, - спокойно сказал Сивомеринов, - и ключей не дам, и до утра мы ее пальцем не тронем.

- Почему? - в один голос возмущенно спросили милиционеры.

- Потому! Подумайте, сами поймете! И давайте-ка с водкой в раздевалку, не ровен час зайдет кто.

Камень и Живот послушно ушли, а Степан Петрович Сивомеринов достал из кармана пачку "Беломора" и начал рассматривать географическую карту на ней.

***

Лина сидела на краешке деревянной скамьи, которая называлась, кажется, нары, и мучительно пыталась думать о том, что ее ждет.

Усатый спокойный милиционер сказал, что до утра она просидит в камере, похоже, ему можно верить - он большой и спокойный, в нем нет той звериной страсти, как в глазах остальных. Но почти каждую неделю сообщают об очередной жертве распоясавшихся милиционеров - два дня назад, например, по телевизору рассказали, что в метро сержант транспортной милиции забил насмерть студента. Ни за что забил, за кривой взгляд или неловкое слово.

А она… Стало страшно.

Что она может сделать против четырех здоровенных мужиков? А если их больше, и там, в молчаливых этажах милицейского дома прячутся еще крепкие вооруженные люди… Но усатый обещал продержать ее до утра, а утром придет милицейское начальство, она все расскажет, объяснит, и ее отпустят, она в конце концов вызовет адвоката, в Америке отпускают под залог, может быть, им нужны деньги, у нее есть, можно занять, в конце концов…

Лина вздрогнула - к решетке "обезьянника" неслышно, как зверь, подошел милиционер. Маленький, в мятой сержантской форме, он подошел к решетке и сразу же уцепился за нее, чтобы было легче стоять.

- Ну что? - спросил Камень, поудобнее взявшись за прутья решетки. - Сидишь, балдеешь? Сиди пока, привыкай к нарам, теперь долго не слезешь!

Он ловко, не вынимая папиросы, сплюнул на каменный пол камеры.

- Мерину, Степану Петровичу, спасибо скажи, а когда выйдешь - свечку поставь! Если бы не он - тебя бы сейчас собаки бездомные жрали, и был бы им, собакам, праздник. А так получается, что праздник у тебя, у суки! Не позволил нам Мерин, Степан Петрович, привести приговор в исполнение. Или ты, сука, думаешь, что тебе все с рук сойдет? Ты молодая, красивая, образованная - тебе все можно. А мы, значит - менты, быдло, скотина двуногая; выколола им глаза и пошла гулять дальше, цветочки, бля, нюхать? Хрен тебе!

Камень просунул руку сквозь прутья решетки и резко согнул ее в локте.

- Хрен тебе в грызло! - продолжил он свою декларацию. - Надо было тебя замочить и на помойку к собакам выбросить, потому что там твое место - среди собак, а не среди людей. Но мы сделаем по-другому.

Камень оторвался от решетки, покачнулся, полез в карман за спичками.

- Мы - люди правоохранительные, поэтому сделаем все по закону, но от этого тебе будет совсем плохо! - Камень хрипло рассмеялся. - Завтра утром придет начальник отделения и совершенно официально оформит твое задержание. А после мы оформим твой арест, тоже по всем правилам, с санкцией судьи. Комар носа не подточит! И заведут на тебя, сучка, уголовное дело по двум статьям Уголовного кодекса. Нанесение тяжких телесных повреждений сотруднику правоохранительных органов, находящемуся при исполнении им служебных обязанностей. Это, сучка, до пятнадцати лет. И хранение наркотических средств в количествах, предполагающих их распространение. Это, падаль ты драная, еще на червончик потянет. В общем, мало тебе не будет. И все - по закону, заметь, по закону! Ни один, этот, как его - гаагский суд не докопается. На тебе - ни синячка, ни царапинки, тебя пальцем никто не тронул, а ты, тварь, ни с того ни с сего на правоохранителя набросилась и выколола ему глаз! Европа содрогнется от твоей немыслимой жестокости. Я пойду, у меня водка греется, а ты прикинь - какие у тебя перспективы на ближние пятнадцать лет, и каково тебе будет среди ковырялок на зоне париться!

Камень выплюнул папироску и вразвалку, руки в карманах, отошел от камеры, оставив Лину наедине с ее страшными мыслями…

Глава девятая

РЫЦАРЬ НА БЕЛОМ "МЕРИНЕ"

Пятеро братков, не доверяя страшноватому маленькому лифту, висевшему в тесной сетчатой шахте, поднимались по широченной лестнице со стертыми ступенями, которые помнили еще легкую поступь графинь в парчовых башмачках, когда они спешили на вечерний променад со своими графами.

Пролеты лестницы располагались не впритирку, как в сегодняшних панельных каморках, а так же, как в "Крестах" - по четырем сторонам большого квадрата, образуя глубокую шахту. Они поднялись на третий этаж к нужной квартире, которых и было-то всего по две на каждой лестничной площадке. И замерли в недоумении.

- Ну, бля, лохи живут, - Червонец завистливо усмехнулся.

- Ага, - кивнул Мокрый. - Дверь дубовая, в натуре. Плечом не выбить. Зато замок пальцем открыть можно.

- Заходи, кто хочешь, - мечтательно протянул Бука, - бери, что хочешь…

- Вот мы эту мокрощелку и возьмем, - подытожил Червонец.

Червонец пробился тем, что каждое начатое дело доводил в жизни до конца. Понадобились деньги? Нужно просто пойти и взять. Если брать грамотно - не откажет никто. Сами все предложат, сами все дадут.

Поставив перед собой цель - взять эту бабу - Червонец вцепился в нее, словно форель в муху. Если она замочила Бастинду, царство ей небесное, то, значит, надо ее взять и порвать на клочки. Рыжая…Червонец смутно припоминал какую-то рыжую - в кабаке этом джазовом под ногами путалась… на суде… А вчера приснилась даже - руки к нему тянула.

Обнять хотела, не иначе.

Червонец проявил максимум усердия и через братков и ментов рыжую эту установил. И адресок пробил. Рыжая - бесстыжая… Акулиной зовут.

Червонец с размаху хлопнул по костлявой спине самого молчаливого из команды: - Работай, Бивень.

Хилый и неприметный тип извлек из многочисленных складок мешковатой одежи связку металлических штуковин, которые язык не поворачивался назвать ключами. Но и не отмычки в классическом виде. Инструменты по спецзаказу.

Бивень и впрямь чуть ли не палец в замочную скважину засунул. Пощупал отверстие подушечкой указательного, потыкал в него мизинцем, а потом погрузил в дыру какую-то из своих железных загогулин, предварительно развернув и зафиксировав на ней хитрый отросток - и дверь сама собой распахнулась.

Осторожно ступая на цыпочках, ударная бригада террористического труда втянулась в обширную прихожую и разбрелась по огромной квартире. Хозяйки не было.

Посмотрели под кроватью в спальне, открыли резные створки старинного шкапа, не боясь наткнуться на скелет любовника, забытого в позапрошлом веке прежней хозяйкой апартаментов…

Червонец, слушая доклады друганов, долетавшие из дальних закоулков квартиры, не сводил глаз со старинной картины, висевшей чуть левее напугавшего его трюмо. Она потемнела от времени, весь лак был покрыт тонкой паутинкой трещин, - но изображена на ней была та, которая приходила к Червонцу во сне.

Ему померещилось, что у Елизаветы Оттовны Гессер тихонечко двигались зрачки, словно она внимательно наблюдала за всей этой вакханалией. И он подумал, что живописная дворянка вот-вот укоризненно качнет головой и скажет презрительно:

- Ай-яй-яй…

С трудом оторвав от пола остановившиеся ноги, Червонец вошел в гостиную:

- Ну, что?

- А ничего, - бодро отрапортовал Жареный. И добавил, - и никого…