Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма - Виктор Кондрашин

Об этом убедительно сказано в монографии В.М. Лаврова — «Крестьянский парламент» России (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917–1918 годах») (М., 1996). Автор справедливо отмечает, что в литературе крестьяне как «самостоятельная своеобразная политическая сила исследовались совершенно недостаточно». Поэтому им и предпринята попытка «показать крестьянство в качестве самостоятельного субъекта революции на примере его Всероссийских съездов». Охарактеризовав деятельность дооктябрьских и послеоктябрьских съездов, Лавров делает вывод концептуального значения: «…самороспуск их исполкома и объединение Советов означало упразднение самостоятельной всероссийской классовой организации крестьян. Это облегчало большевикам отход от осуществления Декрета о земле и Закона о социализации земли, благоприятствовало превращению крестьянства в политически и экономически неполноправный класс со всеми вытекающими отсюда последствиями»{202}.

Этой теме посвящены и публикации А.А. Куренышева, повествующие об истории Всероссийского Крестьянского Союза{203}.

Таким образом, стихийный характер крестьянских восстаний периода «военного коммунизма», «приступы стадной ярости», «умопомрачение» от окружавшей реальности были обусловлены именно вышеназванным обстоятельством: отсутствием у крестьян других способов защитить свои интересы. Это заключение подтверждается выводами В.В. Журавлева, к которым ученый пришел в результате исследования истории обсуждения аграрного вопроса в Государственной Думе России в 1906–1917 гг. В его статье убедительно показано, что нежелание и неспособность самодержавия мирным путем решить вопрос о земле в пользу крестьян сделали неизбежным революционный взрыв в стране{204}.

Характеризуя историографию проблемы, нельзя не остановиться на работах зарубежных авторов. В брошюре О.Л. Шадского, посвященной анализу всей англоязычной литературы, касающейся темы крестьянства и советской власти в годы революции и Гражданской войны, сделано очень точное, на наш взгляд, наблюдение: многие оценки современных российских авторов по сути дела заимствованы у их зарубежных коллег, высказавших их еще в 1960–1980-е гг.{205}

Среди работ западных ученых, посвященных проблеме крестьянского движения в годы революции и Гражданской войны либо ее затрагивающих, наибольшую научную ценность для специалистов, по нашему мнению, представляют публикации М. Левина, Т. Шанина, О. Файджеса, А. Грациози и др.{206}

Особое место в зарубежной и отечественной историографии проблемы занимает монография британского историка Орландо Файджеса «Крестьянская Россия, гражданская война. Поволжская деревня в революции (1917–1921)». Это первая работа зарубежного исследователя, посвященная крестьянскому движению в Поволжье в указанный период. Она заметно выделяется на фоне легковесных, слабо документированных и политизированных изданий не только зарубежных, но и российских исследователей. О. Файджес рассматривает проблему в широком спектре социоэкономических, культурных и институциональных взаимоотношений в контексте общего развития России в начале XX века. Причину крестьянского протеста периода Гражданской войны он связывает с проблемой взаимоотношения крестьянства с государством. По его мнению, проводимая большевиками политика «военного коммунизма» и средства ее осуществления оттолкнули крестьян от большевистской власти. О. Файджес рассматривает организационные основы крестьянского движения, его идеологию в неразрывной связи с общиной, с общинными по духу представлениями крестьян о праве трудиться на земле, о роли своего сословия в жизни государства, о своих крестьянских правах и обязанностях. Он считает, что крестьянская община была центром аграрных преобразований, а общинные порядки выступали как регуляторы крестьянской революции. Также он отмечает, что в противовес большевистским прогнозам связи между крестьянами различного имущественного статуса оказались сильнее, чем ненависть бедноты к кулакам. Именно по этой причине, по мнению Файджеса, комбеды не смогли привить пролетарскую, классовую сознательность беднейшим крестьянам в 1918 г. Крестьянские восстания против комбедов были не кулацкими, не контрреволюционными — они объединили крестьянство деревни в защиту своих собственных революционных организаций, которые возникли из традиционных институтов крестьянского общества во время аграрной революции. Файджес указывает, что конфликты комбедовского периода «знаменовали начало широкой борьбы между устойчивыми крестьянскими институтами революции и теми органами городского социализма, которые гражданская воина принесла в деревню»{207}.

Важнейшее значение для понимания судеб российского крестьянства, всей новейшей истории России, включая рассматриваемый период, имеют работы выдающегося американского историка М. Левина. В своих фундаментальных исследованиях он пришел к главному выводу: ни один период русской истории не может быть понят без глубокого изучения аграрного вопроса — центрального вопроса российской истории{208}.

По мнению Левина, крестьянство приобрело особенно значительный вес в период Гражданской войны в силу следующих обстоятельств: «Во-первых, в 1917–1918 гг. оно совершило собственную подлинную аграрную революцию со своими целями и методами. Во-вторых, вольно или невольно крестьянство стало оплотом большевистской революции и новой власти. Без этой поддержки большевистская революция была бы невозможна. Но крестьянство не только сделало большевистскую революцию возможной, но также взвалило на себя и на весь режим бесконечное количество проблем. Поддержка крестьян была непредсказуемой, то усиливалась, то ослабевала, то опять усиливалась. Каждый раз, когда в условиях Гражданской войны крестьяне колебались, соответственно менялись линии фронтов. Вооруженные силы красных и белых метались к Москве и от Москвы по бесконечным просторам России. Поддержка крестьянства была ни чем иным, как расчетом, жестко увязанным с владением землей. Этот аспект революции — перераспределение частного землевладения — был исключительно важным для широких слоев крестьянства. Белые были слепы в этом решающем вопросе и поплатились. После того как белые были побеждены, крестьяне повернули против большевиков, чтобы отплатить им, в свою очередь, за их несправедливости и ошибки… сочетание утопии и необходимости, по сути дела, опустошило крестьянские амбары»{209}. Таким образом, Левин увязывает причины победы большевиков в Гражданской войне с позицией крестьянства.

Из работ Левина, напрямую не связанных с темой книги, тем не менее, понятна главная причина стойкости и продолжительности крестьянского повстанчества — это «суперобщина», пережившая столыпинскую атаку, укрепившаяся в 1917 г., ставшая оптимальной организационной формой крестьянского движения в России в 1918–1922 гг.{210}

Значительный интерес для исследователей истории крестьянства России начала XX века, в том числе крестьянского движения в годы Гражданской войны, представляют работы выдающегося английского социолога Т. Шанина. Следует особо подчеркнуть, что именно благодаря его подвижнической деятельности в России на ниве народного просвещения В.П. Данилову удалось осуществить международный проект «Крестьянская революция в России. 1902–1922 гг.»{211}. Т. Шанин был одним из главных редакторов всей документальной серии, вышедшей в свет в рамках проекта. Кроме того, заслуживают внимания публикации Т. Шанина, в которых он указывает на преемственность крестьянского поведения в годы Первой русской революции и в период с 1917–1922 г.{212} По точному определению одного из активных участников теоретического семинара В.П. Данилова «Современные концепции аграрного развития» А.В. Гордона, Т. Шанин, обращаясь в своих публикациях к теме крестьянского движения, стремится объяснить его характер «особенностями не только положения, но и сознания крестьян». Такой подход, — указывает Гордон, — возник как противовес традиции рассматривать восставшее крестьянство в качестве «агента внешних сил», «оценивать мотивы и последствия восстаний с точки зрения так называемой объективной логики исторического процесса, которая всегда была тождественна логике самих исследователей»{213}.

Т. Шанин считает, что «в схватках гражданской войны крестьянская деревня обнаружила удивительное единодушие — скорее деревня против правительства — «белого» или «красного», против армии, наконец, против другой деревни, чем сама против себя». Мир, существовавший в правительственных программах и постановлениях, по его оценке, имел мало общего с реальной деревенской жизнью. «Провал комбедов, отказ крестьянства от единения по классовому признаку и их единство по принципу местных сообществ, “моральная экономика” крестьян и их явная способность противостоять диктату сверху — все это требовало новой программы», — указывает он. Нарастание крестьянского протеста Шанин объясняет разгромом белых и устранением угрозы возвращения помещиков. «После того, как белые, ассоциировавшиеся с возвращением помещиков, были разбиты, и гражданская война закончилась, — пишет он, — у крестьян уже не было резона в ударном труде, поскольку все, что ими производилось изымалось как “излишки”. По деревням прокатилась волна вооруженных восстаний». При этом Шанин отмечает характерную особенность этих восстаний: они проходили под лозунгом возвращения к политике конца 1917 г., то есть не были контрреволюционными и антисоветскими{214}.