Трон любви - Наталья Павлищева

Посланник Ибрагима достал ларец, а когда открыл, у Теодора и вовсе глаза полезли на лоб:

– Это мне?

– Вам, Теодор-ага.

Ларец был полон золотых монет. Две тысячи дукатов отбрасывали солнечные зайчики на старые стены небогатого дома. Похоже, сын и правда живет в сказке…

И все-таки, когда посланец уплыл, оставив Теодора и всю Паргу в полном смятении, сомнения оставались, слишком уж все хорошо. К тому же старая Елена словно в воду канула, исчезла, никто ее после появления в избе и не видел, только сучковатая палка осталась стоять в углу.

Теодор не знал, верить случившемуся или нет, ни дары, ни деньги никуда не дел, только под крышу занес, чтобы дождем, если будет, не замочило.

Соседи советовали каждый свое: кто говорил, что все это обман, а золото проклято и через шесть дней превратится в черепки. Кто твердил, что стоит отправиться к сыну, потому что Георгис всегда был умным мальчиком и вполне мог стать султаном. Конечно, в него влюбилась султанша, нарожала детишек, а куда ж детям без отца? Вот и вышла за него замуж. Сказано же: паша!

Микос молчал, сомневаясь, а вот его жена Мария не давала ни мужу, ни свекру покоя, жужжа и жужжа, мол, надо хотя бы съездить да посмотреть.

Если честно, то они напряженно ждали тех самых шести дней, о которых пророчествовали злые языки. Почему шесть, не знал никто, но все верили, что именно в этот срок все и решится.

Через шесть дней утром во дворе снова собралась почти вся Парга. Всем было любопытно, черепки в ларце или нет.

Теодор хотел бы открыть все без свидетелей, а потому даже отругал себя, что не сделал этого тайком с утра, но теперь уже поздно, соседи стояли плотной стеной, вытянув шеи, точно гусаки.

– Теодор, ты на двор-то выйди, чтоб всем видно было.

Он вышел, поставил ларец на давильный пресс. Собравшимся места в небольшом дворе не хватало, вперед пропустили самых уважаемых, остальные топтались, валя и без того некрепкую изгородь, вытягивая шеи и ничего не видя и не слыша. Хитрые мальчишки немедленно облепили все деревья вокруг, кто-то сообразил:

– Крикни, что там?

Раздался мальчишечий вопль:

– Принес!

Следом:

– Поставил!

– Открывает!

Все затихли. Теодор действительно взялся дрожащими руками за замочек ларца. Что там, неужто и правда все в черепки превратилось?

Крышка откинулась, но сверху лежал красивый парчовый платок, казалось, Теодор убирал его целую вечность. Наконец раздался торжествующий вопль мальчишки:

– Золото!

Все вздохнули, кто с облегчением, то с завистью. На Леона, который все сомневался в том, что золото настоящее, смотрели косо. Тот, словно чувствуя себя виноватым в том, что ничего не случилось, вдруг сообразил:

– А ты первый день считал?

– А как же? – удивился новоявленный богач.

– Так правильно, тогда сегодня пять дней, а не шесть! Завтра шесть-то будет! Завтра, а не сегодня!

Народ взвыл:

– Да что ж ты раньше молчал?!

Леон чесал затылок:

– Так я… я тоже только сообразил.

– Вечно ты поздно соображаешь!

– Небось и с женой дома так же?

– Пока сообразишь, и ночь прошла!

Все с удовольствием переключились на насмешки над Леоном, но это были добродушные насмешки, потому он только отмахивался.

Соседи как-то очень быстро разошлись со двора, мальчишки спустились с деревьев, ушли все, причем как-то сторонясь Теодора, как будто он обманул их в лучших ожиданиях. Тот стоял над раскрытым ларцом с золотом, с недоумением глядя вслед потерявшим к нему интерес соседям. Неужели было бы лучше, если бы золото действительно оказалось черепками?

Душила обида, закрыл ларец, отнес в дом и долго сидел, уставившись в никуда. Сноха завела свою песню о том, что нужно уезжать. От досады Теодор не знал, куда деваться, снова вышел во двор, увидел поваленный забор, вытоптанные грядки, сломанную молодую оливу, ободранные ветки деревьев, на которых сидели мальчишки. Словно враги прошлись по бедному, но аккуратному двору Теодора. Он крякнул и принялся чинить забор.

Понимал, что завтра любопытные свалят снова, но нужно было чем-то занять если не голову, так хоть руки.

Посланец Георгиса (у Теодора даже мысленно не получалось называть сына Ибрагимом) обещал вернуться как раз на следующий день. Может, Леон прав, и вся сказка закончится именно тогда – на седьмой день после весточки от сына?

Отец усмехнулся: как же сразу не понял, что это обман? Георгис прислал бы письмо, тем более если он так богат, ему ничего не стоило написать несколько слов. Письма нет, значит, это все обман. И теперь уже неважно, черепки будут в ларце или нет, даже если не черепки, это обманное золото, не настоящее.

Сноха ныла весь вечер, пока Микос не прикрикнул на нее.

Ужинали молча и спать легли рано, даже мелкой работой дома заниматься не хотелось.

С утра пораньше начали собираться первые любопытные, вернувшаяся от коз Мария фыркнула:

– Загодя места занимают. Снова забор свалят, зря чинили вчера.

Теодор угрюмо ответил:

– Пусть.

Микос тоже был мрачен.

– Если там, – он кивнул на ларец, – золото, так хоть самим черепками подменяй, не то проклянут в Парге.

Теодор взялся чинить старую давилку, которую уже стоило бы выбросить. Понятно, что это только чтобы заняться чем-то, не выходя из дома. Микос тоже принялся что-то мастерить.

Наконец выглянувшая в окно Мария сооб щила:

– Собрались.

Теодор тяжело поднялся, отряхнул одежду, вытер руки, взял ларец. Но не понес, как вчера сразу во двор, а открыл. Золото никуда не делось и ни во что не превратилось, оно все так же блестело, заполняя собой ларец.

Теодор снова прикрыл ларец и шагнул к двери. Мария ехидно улыбалась: вот им! И нечего в этой Парге сидеть, с такими деньгами нужно подальше выбираться, дом хороший заводить, корову, а не коз, больше не рыбачить и не бедствовать. Вот им!

Когда Теодор с ларцом в руках вышел из двери, вокруг снова затихли, только мальчишечий голос с дерева звонко сообщил:

– Вышел!

А дальше произошло невиданное…

Теодор не стал, как вчера, устанавливать ларец, чтобы торжественно открыть его у всех на виду, он даже в центр двора не вышел, открыл ларец прямо у порога и… резким движением вытряхнул золото в пыль двора, туда, где совсем недавно была трава, безжалостно вытоптанная десятками ног любопытных.

Выбросил и едва успел отскочить назад в дом, потому что уже через мгновение обомлевшая было толпа с визгом бросилась подбирать монеты.

Хлопнув дверь, он заложил ее на щеколду и устало опустился на скамью, все так же держа ларец в руках. Микос молча наблюдал за отцом, но его глаза явно посветлели, сын тоже чувствовал облегчение из-за поступка Теодора. И Мария, смотревшая сначала с ужасом, вдруг начала смеяться: