Трон любви - Наталья Павлищева

Далеко не все в Стамбуле знали об этой стороне деятельности неугомонного Великого визиря Ибрагим-паши, не все можно и стоит делать достоянием гласности. Многим казалось, что бывший раб отправился в Египет пополнять казну – султанскую и свою собственную. Собственную прежде.

И еще одна забота была у Ибрагим-паши. Если султан Селим сумел привлечь к борьбе с португальцами корсара Сельмана Реиса, то почему нельзя сделать это же с другими пиратами в Средиземном море? Эта мысль не давала Великому визирю покоя.

В Средиземном море хозяйничал Азор Барбаросса, под рукой которого воевали тысячи корсаров. Когда погиб его старший брат Арудж, бывший правителем Алжира, Азор подхватил власть в свои руки, признал себя вассалом турецкого султана, от которого тут же получил титул бейлербея и 2000 янычар в помощь. С этими силами Азор Барбаросса успешно отбивал нападения испанцев на Алжир, но был предан местными, почему из Алжира пришлось уйти.

Ибрагим-паша решил, что пришло время отвоевать Алжир обратно, предоставив Барбароссе необходимую помощь еще раз. С помощью корсаров Барбароссы можно было держать в руках почти все побережье Африки. Барбаросса помощь принял и взялся за Алжир снова.

У Азора Барбароссы был замечательный принцип: на румах его судов никогда не сидели рабы, корсар считал, что успешно воевать могут только свободные люди, а те, кому все равно погибать под плетью, не станут хорошо грести в нужный момент. Вообще, этот выдающийся пират отличался своеобразным характером – был веселым и даже доброжелательным, редко выходил из себя, но если уж это происходило, то щели в палубе бросались искать все, рука у главаря пиратов была тяжелой.

Как такое почти добродушие сочеталось с холодной жестокостью к тем, кто противился Барбароссе, не мог понять никто, и одно упоминание коренастого предводителя морских разбойников, обладавшего знаменитой рыжей бородой, приводило тех, кому приходилось пересекать морские просторы, в трепет. Конечно, не всех, были и те, кто воевал против Барбароссы, но таких меньшинство.

Держать под рукой Барбароссы Алжир значило не подпустить к побережью ни испанцев, ни французов. Это вполне устраивало султана Сулеймана и его Великого визиря Ибрагим-пашу. Копия карты Педру Рейнела с розой ветров, купленная за огромные деньги через венецианцев, очень пригодилась Барбароссе и его корсарам. Ибрагим не сомневался, что окупятся эти вложения скоро.

Великий визирь мог быть доволен: территория Османской империи не просто расширялась, важнее то, что она расширялась за счет прибрежных территорий, что позволяло успешно противостоять морским державам.

Строился и новый флот, переоснащались суда, обучались воины.

Теодор в который раз, стоя на берегу бухты Крионери, с тоской смотрел на крыши венецианского замка на острове Панагия. Там, на этом острове, пропал его любимец Георгис. Зачем они с соседским мальчишкой Никосом отправились на утлой лодчонке на остров? Никос, всхлипывая и размазывая по щекам грязь вперемешку со слезами, рассказывал, как невесть откуда появились суда османов, как в замке быстро закрыли ворота, а он сам бросился бежать в лес, чтобы спрятаться. Звал Георгиса, но тот стоял, словно завороженный, держа свою скрипочку в руках, и смотрел.

Так и схватили Георгиса со скрипочкой. Он хотел показать отцу новую мелодию, которую разучил, но не успел. Схватили за неимением другой добычи, увезли. Можно бы и забыть, но что-то не давало покоя Теодору, все казалось, слышит сквозь шум волн эту скрипочку. Почему-то верилось, что сын жив и еще даст о себе знать.

На берег, с трудом ковыляя и опираясь на толстую суковатую палку, охая и ахая на каждом шагу, выбралась старая Елена. Никто в Парге не помнил ее молодой, казалось, она и родилась старухой, только вот родилась одновременно с этими горами и морем, раньше самой Парги.

– Все ждешь?

Когда-то Елена безо всякой просьбы вдруг предсказала Теодору, что его пропавший сын не вернется, но заберет отца к себе. Теодор тогда фыркнул:

– На небо?

– Нет, он на земле будет богат и знатен, будет владыкой многих земель, перед ним будут падать ниц и целовать сапоги, есть будет на золоте, а ходить в парче.

Теодор тогда даже руками замахал на старуху:

– Что ты!

Только ее возраст не позволил обругать за такое издевательство над отцовским горем. Он не посмел, но многие Елену осудили, плевали вслед:

– Старая карга! Словно не видит, как убивается Теодор.

Но старуха упорно стояла на своем:

– Будет Георгис ходить в золоте и властвовать над многими. В Паргу не вернется, но отца к себе заберет.

Сколько ни плевали в ее сторону, только посмеивалась, разве что к самому Теодору не приставала.

Два десятка лет с тех пор прошло… И вот теперь объявилась снова.

– Что стоишь, не стой, иди домой, сейчас к тебе посланец от сына придет.

– Ты опять за свое?

– Иди, – коротко приказала старуха, и он почему-то послушался.

До дома дойти не успел, соседи сообщили:

– Теодор, иди домой, там тебя какой-то важный человек спрашивает. Вон с того корабля высадился.

На волнах бухты Крионери покачивался небольшой, но богато украшенный корабль, явно турецкий. Венецианцы по нему не палили из крепости, значит, не враг…

По горам Парги и так взбираться нелегко, а уж волнуясь – и вовсе невыносимо. К дому подошел, задыхаясь, уже во дворе показалось, что спит, пришлось себя ущипнуть.

Подле двора толпой стояли соседи, с любопытством разглядывая необычно для Парги одетых людей, толпившихся у крыльца, которые переговаривались на чужом языке. Теодору дорогу уступили все – сначала соседи, а потом и эти чужаки, почтительно посторонились, словно он бали какой…

В самом доме навстречу поднялся высокий длинноусый богато одетый человек:

– Я от вашего сына – Ибрагим-паши.

От сердца сразу отлегло: вот она, ошибка, обознались! Небось старая карга чего-то наплела.

Невестка Мария глазами все показывала на богато одетого красавца, словно сигналила о чем-то. О чем?

– Приветствую вас в своем доме, будьте гостями, но ошиблись вы, у меня нет и не было сына Ибрагима.

Человек рассмеялся:

– Верно Ибрагим-паша сказал, что не поверите вы ему. – Он держал в руках что-то завернутое в дорогую ткань, начал разворачивать, продолжая: – Его в детстве Георгисом звали, а сейчас Паргалы Ибрагим-паша, это значит Ибрагим-паша из Парги. А показать просил вот это, сказал, по этому узнают.

В руках у незнакомца была та самая скрипочка, на которой в детстве играл Георгис!

У отца ноги подкосились, но, прежде чем присесть, все же взял дрожащими руками скрипочку, держал, как самую большую драгоценность. Это память о сыне, на которого возлагали столько надежд, мечтали, что умненький Георгис станет хорошим музыкантом, вытащит семью из нищеты.