История одного поколения - Олег Валентинович Суворов

портить состояния романтичной влюбленности, в котором она теперь непрерывно пребывала.

Однако спустя пару недель, в течение которых Георгий стал проявлять все большую настойчивость, явно не удовлетворяясь скромными уличными поцелуями, Антонине пришлось всерьез задуматься. Ее весьма страшила мысль о физической близости, однако надо же было когда-то начинать, и с кем это сделать, как не с человеком, от которого она откровенно без ума?

Не станет ли это концом тех романтических отношений, которые ей так нравились? Боль, смущение и «непристойность» того, о чем рассказывала ее сестра, вполне могут опорочить их любовь… В самом деле, что он ей скажет после их первой совместной ночи: «Как ты прекрасна»? «Я безумно тебя люблю»? «Давай никогда больше не расставаться»? «Выходи за меня замуж»?

Эдуард уже понял весь ужас своего положения и всю глубину своего несчастья. Но надо было что-то делать, чтобы не сойти с ума от ревности, бессилия и осознания собственной ничтожности! Поначалу ему пришла в голову совершенно пакостная мысль — написать анонимку в адрес комсомольского бюро института, в которой «проинформировать» о том, что такой-то студент соблазнил несовершеннолетнюю студентку, да еще заразил ее венерической болезнью. Архангельский уже начал было набрасывать черновик письма, когда вдруг сообразил, что ничего не знает о «соблазнителе», кроме его имени и фамилии. Это обстоятельство несколько поумерило пыл начинающего анонимщика, и лишь затем явилось чувство омерзения к тому, что он собирался сделать. Какой же сволочью надо быть, чтобы так гнусно оболгать любимую девушку — и всего лишь за то, что она предпочла ему столь эффектного красавца! А разве он на ее месте поступил бы иначе? А если бы в него самого вдруг влюбилась какая-нибудь кинодива, то разве он отверг бы ее во имя своей любви к Антонине?

Незаконченная анонимка была разорвана, сожжена и развеяна по ветру, а Эдуард принялся обдумывать иной вариант. Конечно, гораздо проще и по-мужски было бы просто набить морду своему удачливому конкуренту на глазах их общей возлюбленной, но Архангельский был реалистом и понимал, что у него нет ни единого шанса против этого высоченного верзилы, который был старше его как минимум на четыре года. И тогда ему пришел в голову иной вариант: а что, если обратиться за помощью к Анатолию Вострякову? Архангельскому было известно, что тот поступил в какое-то двухгодичное ПТУ, но учиться ленился и в ожидании призыва в армию откровенно валял дурака. Созвонившись с бывшим одноклассником, он быстро договорился о встрече.

— Гони чирик[1] — и заметано, — невозмутимо заявил Востряков, нисколько не удивившись просьбе Эдуарда. — Отметелю тебе этого фраера по полной программе.

Обрадованный столь легко полученным согласием, Архангельский не стал торговаться, хотя его лаборантская зарплата составляла необлагаемый налогом минимум — семьдесят рублей. Более того, он согласился купить своему наемнику бутылку водки, чтобы тот не замерз на морозе в ожидании намеченной жертвы.

Предварительно составленный план был предельно прост — они устраивают засаду на детской площадке, во дворе дома Антонины, и вместе дожидаются Георгия, после чего Эдуард указывает на него Вострякову. Все дальнейшее, по выражению Анатолия, было уже «делом техники».

Ждать пришлось не менее часа, в течение которого Востряков, раскачиваясь на качелях, неоднократно прикладывался к бутылке, опустошив ее более чем наполовину. Архангельский уже всерьез начал опасаться, что его наемник напьется раньше, чем появится Георгий, поэтому пытался всячески отвлекать его разговорами. Видимо, из-за этого он и ухитрился пропустить первое появление счастливого возлюбленного Антонины, заметив его лишь тогда, когда тот выходил из ее подъезда.

— Вон он! — дрожа от вполне понятного возбуждения, сказал Эдуард. — Действуй. — Это тот фраер в белой дубленке? — пьяно икнув, переспросил Востряков.

— Да, да, он, иди же скорей.

Анатолий сунул ему бутылку, которую до того момента держал в руке, тяжело спрыгнул с качелей и направился к Георгию, который отнюдь не торопился никуда уходить — более того, он остановился в двух шагах от подъезда и принялся закуривать.

— Слышь, мужик, сигаретки не найдется? — грубо окликнул его Востряков.

Георгий удивленно поднял голову, внимательно посмотрел на говорившего, но, так ничего и не сказав, протянул ему сигарету.

— Ты чего на меня пялишься? — воткнув ее в губы, ухмыльнулся Анатолий. — Не нравлюсь, что ли?

Будущий актер слишком дорожил своей внешностью, чтобы рисковать ею ради урезонивания пьяного и наглого подростка. Да и новенькую дубленку следовало поберечь… Это у «щенка» куртка такая, что о нее можно вытирать ноги — хуже она не станет.

По-прежнему не говоря ни слова, Георгий пожал плечами и сделал несколько шагов в сторону подъезда.

— Ты куда? Погоди, я еще не кончил с тобой базарить…

Анатолий решительно направился к актеру и уже занес было кулак, чтобы ударить посильнее, когда дверь подъезда распахнулась и оттуда выпорхнула оживленная Антонина.

— Востряков, ты? Что ты здесь делаешь? — Она мгновенно узнала бывшего одноклассника.

Тот растерялся — Архангельский почему-то не предупредил его о том, чьего хахаля он должен «отметелить».

— Да я это… — Анатолий замялся. — Гуляем…

— Оно и видно, — и Антонина наморщила нос, — несет, как из винной бочки. Смотри, сопьешься, в армию не возьмут. — Не дожидаясь ответа, она взяла Георгия под руку, и они пошли к остановке.

Востряков замешкался, пытаясь высмотреть Эдуарда и получить дальнейшие указания, но тот как назло исчез за деревьями.

— Ну и хрен с ним, — произнес он вслух, а затем вынул изо рта сигарету и принялся рассматривать: — О, блин, «Мальборо» угостили!

Прислонившись к широкому стволу дерева, за которым он спрятался, чтобы не заметила Антонина, Архангельский уже понял, что произошло, и, задыхаясь от сдавленных рыданий, пытался пить водку прямо из горла. Как же ему не везет — ни в любви, ни даже в мести! А вдруг этот проклятый Георгий именно сегодня пригласит Антонину к себе домой, чтобы… — и только несостоявшаяся драка могла бы этому помешать? Ох, нет, об этом лучше не думать! Будь оно все проклято — и эти влюбленные, и этот болван Востряков!

Когда бродивший по двору Анатолий наконец-то его обнаружил, Архангельский уже