Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец» на престоле - Сергей Шкенев

- Фёдор Васильевич, ответ от Папы Римского так и не получен?

Ростопчин разводит руками и молчит. Вот так же молчал, когда я отправил в Рим письмо с предложением перенести престол Святого Петра в Россию. Зачем это сделал? Представления не имею - многие мои поступки так и остались загадкой для меня самого.

- Известий нет, Ваше Императорское Величество.

- Ждём ещё неделю, и тогда… и тогда распространите среди иностранных посланников слухи о моей злой шутке. Именно так.

- Будет исполнено! - канцлер склоняет голову, одновременно копаясь в папке с бумагами, и на край стола ложится чуть желтоватый лист. - Вот осмелюсь обратить Ваше внимание на этот документ. Донос на Кутузова.

- С каких это пор анонимные письма стали документами?

- Оно подписано, Ваше Императорское Величество.

Документ 8

Нету свободыДнесь на земли:Цепи, оковы,Душу и телоВечно стесняя, к гробу гнетут.

Жалобно стонетБедный в плену;Плачет, рыдает -Кто помощь дает?Руку протянет - слезы сотрет?

В лоне распутстваДремлет деспот;Алчет ли крови -Льют для него.Мстящую руку кто вознесет?

Бедный, несчастный,Слезы сотри!Изверг могущий!Нас трепещи:Мы равновесье в мире блюдем.

Анонимная масонская песня 1799г.

Глава 7

- Ваш завтрак, господин Блюмберг! - шкипер шведской скорлупки разговаривал на столь скверном немецком языке, что Бенкендорф не мог точно определить от чего его больше мутит - от качки и мыслей о еде, или от этого голоса.

- Засунь свои харчи себе в…, - по-русски ответил Александр Христофорович, зажимая рот перчаткой. Себе, разумеется, потому что моряк нисколько не страдал от некоторых неудобств путешествия. - Когда будем в Копенгагене?

- Сегодня к вечеру, господин Блюмберг. Если только погода не испортится и не преподнесёт сюрпризов.

- А сейчас что?

- Свежо, - пожал плечами швед. - Пиво, разумеется, оставить?

Бенкендорф молча кивнул. Не то, чтобы он очень любил пиво, хотя происхождение подразумевало это, наоборот, скорее - стоически терпел, за неимением любимого виноградного вина. Им с недавних пор стало цимлянское, по примеру государя-императора. От него же приобрёл и привычку морщиться по любому поводу и без оного. Вот и сейчас гримаса исказила лицо… Но приходится пить пахнущее салакой шведское пойло, дабы соответствовать образу почтенного, несмотря на столь юный возраст, негоцианта, бегущего из охваченного смутой Петербурга. Более всего почтению способствовали тяжёлый поместительный ларец, да пара заряженных двуствольных пистолетов за поясом его владельца. Ну и, конечно же, самого зверского вида охранник, в дневное время всегда стоящий у входа в каюту с мушкетом.

- Так я пошёл? - уточнил швед.

- Ну конечно же, херре Густав. И всё-таки зря вы не хотите отвезти меня прямиком в Англию.

На физиономии шкипера отразилась давняя борьба между осторожностью и алчностью. Но первая одержала победу, хотя и с немалым трудом, что стало заметно по глубокой печали в глазах.

- Это невозможно, господин Блюмберг. Блокада, устроенная…

- О, не напоминайте даже, херре Густав! - Александр Христофорович изобразил приступ морской болезни, для чего даже не пришлось притворяться. - Меня мутит при одной мысли о потерях, понесённых торговлей моего отца.

- Охотно верю. Но, - швед поглядел на зелёное лицо собеседника и поспешил откланяться. - Но я пойду, хер Александер?

Получив разрешение столь выгодного и платёжеспособного пассажира, шкипер пулей вылетел за дверь, аккуратно притворив её за собой. Неужели испугался случайного заблевания своих башмаков? Да не должен бы - ежели судить по главенствующим на судне запахам, подобное здесь в порядке вещей. Тут же в каюту просунулась бородатая рожа донского казака Ефима Лапочки, добросовестной игрой в прилежного слугу запугавшего всю команду.

- Не ндравится мне он, Ваше превосходительство.

- Хм…

- Виноват, ваше степенство хер Александер! Но все одно не ндравится.

- Тебе с ним целоваться, Ефим?

Казак опешил от такого предположения и плюнул на палубу, не ставшую, впрочем, от того грязнее. Наконец справился с собой:

- Мутный он какой-то.

- Швеция наш союзник.

- Отож! Но не грех ли это - одного чёрта в кумпанстве с другим бить?

- То государева забота! Да и наше ли дело, в политику лезть? Лучше бы пистолеты проверил, чем рассуждать, о чём не знаешь.

Ефим, ворча под нос неодобрительно, скрылся, а Бенкендорф не раздеваясь, упал на постель и отдался размышлениям о превратностях военной службы и неизбежных случайностях, ей сопутствующих. А виновата во всём немецкая сентиментальность, о которой Александр Христофорович, как человек русский, совсем было позабыл. Или это не она? Или подействовало то, что вместо приказа прозвучала просьба? Даже не так… прозвучала просьба найти добровольца для дела столь опасного, что о павшем герое будут слагать легенды, оды и баллады, и юные красавицы принесут цветы на его могилу. Или не цветы? Назовут первенцев именем храбреца… и отчество дадут его же…

Отрезвление пришло позже, когда морская болезнь выбила из головы остатки романтической дури. Как-то оно не мечтается о славе, когда свесившись с койки прицельно вымётываешь позавчерашний ужин в заботливо подставленную лохань, и думаешь лишь о том, чтобы следующей волной её не опрокинуло, как уже случалось не раз. А херре Густав, сволочь такая, уверявший о совершенной покойности пути от Риги до Копенгагена, беспокоясь о денежном пассажире всё пытался закормить его до смерти. И тут ещё Лапочка со своими подозрениями…

Пфе… подозревать даже не надо - каналья на каналье, не зря же их Пётр Великий лупил. И, даст Бог, нынешний государь-император отлупит. Вот только… вот только без командира гвардейской дивизии, который и пробыл-то при должности менее двух дней.

Неизвестно сколько бы предавался унынию Александр Христофорович, если б не грохот пушечного выстрела, прервавший столь неблагодарное занятие. И почти сразу же - топот ног по трапу, глухой звук удара, и недовольный голос Лапочки:

- Ну куды же ты прёшь, нехристь? Господин немецкий купец отдыхать изволют.

- Ефим, кто там?

- Да уже нет никого, ваше степенство, - откликнулся казак через дверь.

- А палил кто?

- Сейчас схожу, узнаю.

- Да спроси кого-нибудь.

- Оне человеческих языков не разумеют. Я мигом!

Казак действительно уложился в пару минут. За это время прозвучал ещё один выстрел, судя по звуку, из орудия солидного калибра, и до слуха донеслись отрывистые лающие команды на шведском.

- Беда, Ваше превосходительство! - вернувшийся Ефим совершенно забыл о всякой маскировке. - Нас англичанка догоняет!

- Одна? - уточнил Бенкендорф.

- Так точно! Но шкипер уже приказал спустить паруса.

- Погано, - заключил Александр Христофорович, набрасывая на плечи тёплый плащ. - Посмотрим?

На палубе встретила сырая погода с пронизывающим ветром, и виноватый взгляд херре Густава:

- Легли в дрейф, господин Александер. Иначе они нас просто утопят.

Ну да, в сравнении с "Нетрезвой русалкой" приближающийся шлюп казался громадным и величественным, а открытые орудийные порты намекали о бессмысленности и самоубийственности сопротивления.

- Разрешите, я ихнего капитана подстрелю? - Лапочка ласково погладил ложе ружья. - По такому фазану мудрено промахнуться.

- Сдурел? - казак обиженно засопел, и полковник поспешил успокоить. - Успеешь ещё настреляться, не последний день живём.

Если Ефим и имел противоположное мнение, то озвучивать его всё равно не стал - с мрачным видом плюнул за борт. Как раз в сторону высылаемой англичанами призовой команды.

- Прошу простить некоторые огрехи моего произношения, господин Когрейн.

- Лорд Когрейн!

- Разумеется лорд! И ещё раз приношу извинения - радость встретить цивилизованного человека в этом скопище варваров столь велика, что досадные ошибки происходят исключительно из-за неё! - Бенкендорф почтительно поклонился, прижимая шляпу к груди.

- Для чего вы хотели меня видеть, господин Блюмберг? - казалось, слова даются коммандеру с большим трудом, и он насильно выталкивает их через презрительно выпяченную нижнюю губу. - Предупреждаю сразу - вонючая шведская лохань переходит в собственность Его Величества, как перевозившая военную контрабанду, и протесты будут отвергнуты за их необоснованностью и смехотворностью.

- Ну что вы, милорд, какие претензии? Наоборот… - Александр Христофорович замолчал, давая понять собеседнику о полном согласии. После небольшой паузы продолжил, доверительно понизив голос. - Я имею послание к вашему правительству от русской императрицы Марии Фёдоровны, являющейся регентшей при малолетнем императоре Николае.