Гвиневера. Осенняя легенда - Персия Вулли

В конце концов я решила взять девушку и велела ее матери сообщить об этом Винни – дуэнье всех молодых особ при дворе.

Во время разговора ко мне подошла Нимю и теперь изумленно качала головой. Еще молоденькой девушкой, приставленной к святому колодцу, ее подобрал Мерлин, и она стала не только его ученицей, но и великой любовью пожилого мага, а когда он уже не мог направлять и сохранять королевство Артура, Нимю заняла его место и стала мужу советчицей, а мне подругой.

– Иногда я удивляюсь, как ты с этим справляешься, – ухмыльнулась она. – Запомнить, кто чего хочет и, главное, почему… для этого нужно быть настоящим фокусником.

– Разумеется, – грустно согласилась я. – Любая королева заслуживает тот хлеб, который она ест, и к концу дня совершенно обессилена. Но, – я понизила голос, – кое-каких новостей я сегодня так и не услышала.

– Уриен не упомянул об Озерной жрице, – так же тихо ответила Нимю.

Я кивнула, довольная тем, что не одна интересуюсь, не замышляет ли чего единоутробная сестра Артура. С тех пор как она пыталась убить моего мужа и посадить на трон своего любовника Акколона, мне становилось не по себе, если она затихала слишком надолго. Акколон, может быть, и мертв, но живы мечты Морганы.

Взяв Нимю под руку, я направилась к лестнице, попросив ее помочь мне проверить аптеку Камелота. Прежде чем она успела ответить, мы уже поднимались наверх.

Травы и целебные снадобья хранились в кладовой над спальнями – моей и Артура, – вдали от людного зала. Я открыла плетеный шкаф, и теперь, сортируя склянки и пакетики, мы могли говорить совершенно свободно.

– О Моргане ничего не слышно с тех пор, как она попыталась уговорить Ланселота помочь ей скинуть с трона Артура, – заметила я. – Это было несколько лет назад, но маловероятно, что она отказалась от своих планов.

– Думаю, ты права, – согласилась Нимю, разглядывая пузырек с розмариновым маслом. – Но избавиться от любимого короля – тяжелая и неблагодарная работа. К тому же честолюбивые домыслы Морганы пошли в двух направлениях. С одной стороны, она жаждет власти, которую дает трон, а с другой, горит желанием вернуть культ древних богов. Но ей верят далеко не все.

Мои брови удивленно поползли вверх, и Нимю, поставив склянку, кивком подтвердила свои слова.

– Да, да, Озерная жрица теряет доверие среди друидов. Упорство, с каким она желает возвысить Богиню над всеми другими богами, не находит понимания у наших языческих священников. Поэтому она, вероятно, занята упрочением собственной власти, чтобы выступить против тебя.

– Может быть, – не слишком убежденно проронила я.

Советница подалась вперед и накрыла мою руку своей ладонью.

– Не беспокойся, Гвен. Если Артуру будет что-то снова угрожать, я сразу дам знать. А теперь расскажи мне, как поживает королева Альбиона?

При упоминании древнего названия Британии я улыбнулась и заверила ее, что у меня, все в порядке.

– А как монарший брак?

– Самый крепкий во всей Британии, – успокоила я ее. Наш брак был прежде всего политическим союзом, хотя я с самого начала научилась любить Артура. И он по-своему меня любил и был расстроен, обнаружив, что я могу уйти после того, как узнала о его сыне Мордреде. Но после одиннадцати лет я вошла в его жизнь и стала естественной, как восход солнца. Мы смеялись, спорили и вместе трудились, чтобы преуспело дело Круглого Стола, точно родители, вместе старательно воспитывающие ребенка, но этим ограничивающие свои отношения.

– А что с Ланселотом? – Огромные темные глаза Нимю проникали в самую душу. Она была единственным человеком, кроме Изольды, с которым я могла свободно говорить о бретонце.

– Ах, с Ланселотом все наоборот. Мы близки, как всегда, и он по-прежнему отказывается ложиться со мной в постель, – я грустно улыбнулась. – Думаю, мы так и проведем остаток жизни. Но без него мне было бы очень плохо.

Взгляд Нимю устремился в пространство, куда-то между настоящим и будущим, и ее глаза на секунду расширились, но она тут же склонилась над блюдом с пакетиками и тонкими пальцами принялась перебирать их. Наконец, сморщив нос и отложив травы в сторону, она объявила, что после Круглого Стола отошлет мужа домой одного, а сама останется здесь и поможет разобраться в медицинском шкафу. После этого мы спустились в зал и присоединились к собравшимся там гостям, но мне было интересно, какое видение заставило Нимю принять решение задержаться в Камелоте.

Вечернее празднество проходило в наших лучших традициях, а затем наш бард Ридерик уступил место заезжим сказителям других королей. И зал зазвенел древними былинами о славе, мужестве, о легендарных героях и богах, которые покровительствуют им. Большинство рассказчиков сопровождали освященные веками любимые слова бесхитростным мотивом или каким-нибудь аккордом, но лишь когда сын Ридерика Талиесин поставил на колено маленькую арфу, полилась песня, мелодичнее которой не сыграл бы сам Тристан.

Мы слушали, зачарованные, ведь музыка сильнее всего умиротворяет кельтов и взывает к их гордости. Когда замерли звуки и растворилась магия игры, поднялся бард Уриена Талхаерн и попросил отпустить Талиссина поучиться с ним. Учитывая, что Талхаерна называли отцом вдохновения, это был достойный комплимент. Знал ли он, сколько людей считают Талиесина чадом эльфов, скорее волшебником, чем простым смертным, и что иногда странные слова льются из его уст и он заходится в припадке? Или, может быть, все сказители немного сумасшедшие, и радостное выражение на лице Талиссина оттого, что он уверен: его песни заставляют плакать и богов?

На следующее утро я поднялась рано, чтобы проследить, как подают еду тем, кто захотел подкрепиться перед дорогой домой. Я направилась в курятник, чтобы собрать яйца, и по дороге увидела неспешно прогуливающуюся по парапету стены Инид. Поставив корзину у загона, я поднялась по лестнице к новой королеве Девона. Но, увидев ее, я похолодела.

Инид, темноволосая и цветущая, скорая на ум и несдержанная на язык, вышла замуж за самого завидного холостяка в Британии. Герайнт слыл блестящим военачальником, а она давно была известна тем, что искоса поглядывала на дерзких бойцов – и это породило много домыслов об их союзе. Но нисколько не объясняло теперешнего горестного выражения. Я подобрала юбки и бросилась к ней навстречу.

– Инид, что случилось?

Она подняла глаза на мой голос и тут же отвернулась, но я схватила ее за плечо. Слова полились сами собой:

– О, миледи, я не знаю, что делать. Я, кажется, не могу забеременеть от Герайнта.

Ее глаза заблестели от слез, и мы прямо смотрели друг на друга – две женщины, внезапно разделившие общее горе. Инид склонила голову мне на плечо, я обняла ее, и она заплакала.