Блаженный Августин - Константин Томилов

это…, никуда тебе здесь не надо? Здесь будешь, никуда не пойдёшь? – получив в ответ подтверждающий кивок, продолжил, – тут такое дело, мне надо за покупками, а малец устал уже, посидишь с ним? А то мне и его жалко, и если «задание» не выполню, то сам понимаешь…

– Иди, иди, – улыбаясь прервал его Пётр Трофимович неожиданно звучным и чистым голосом, – беги, делай свои дела, а мы с Андрюшей пока перекусим, я как раз собирался.

– Вот и отлично! – чуть ли не подпрыгнул от радости дядя Вова, – вот вам, то что мамки нам в дорогу насобирали, – вытащил из рюкзака засунутый в авоську объемистый газетный свёрток, – не знаю чего там, сами разберётесь, а я побежал.

– Беги, беги, успевай «пока не началось», – усмехнулся старик вслед спешащему на выход дяде Вове и повернувшись к сидящему от него через одно сиденье Андрею, предложил, – ну что, пообедаем?

– Ага, – согласно кивнул головой уже сильно проголодавшийся мальчишка.

– Ну и славно, только сначала сходим руки помоем.

Оставив вещи под присмотром лениво кивнувшей продавщицы, сходили в привокзальный, отчаянно провонявший мочой туалет, в котором Андрей заодно и облегчился по-маленькому.

– Ну, посмотрим, что нам сегодня Бог послал, – почти благоговейно развернул старый бобыль свёрнутый заботливыми женскими руками бумажный узел, – ты смотри-ка, царское угощение, – причмокнул при виде завёрнутого в чистую ткань домашнего хлеба, аккуратно и плотно закрытых и завязанных, чтобы не протекло и не вывалилось, глиняных и эмалированных посудин с отварной картошкой, котлетами и соленьями.

– А у меня всего то, – огорчённо вздохнул разглядывая приобретённую в вагоне-ресторане худосочную варёную курицу.

– А Вы ешьте наше, а курицу дяде Вове оставим! Он её любит, я точно знаю, – убеждённо воскликнул Андрюша.

– Уверен? – недоверчиво поглядел Трофимыч на мальчика красными от усталости глазами.

– А то!

– Ну, как скажешь.

Плотно подзакусив, угостив заодно и «проснувшуюся», заворочавшуюся на стуле продавщицу: «ну и запахи, як вдома на весилли», немного задремали.

– Дядя, а дядя, – раздался прямо над головой Андрея противный молодой женский голос, – позолоти ручку, а я твоему внучку погадаю, всю правду расскажу, тебе то уже ничего не надо, считай уже всё, а он то совсем ещё маленький, а какая судьба его ждёт! Ах, какая судьба! – тараторила подкравшаяся к ним, вертлявая цыганка, в пованивающих разноцветных тряпках.

– А хочешь, я тебе, милая, всю правду расскажу? – широко улыбнулся в седую, всклокоченную от долгой немытости, бороду почти столетний старик.

Приплясывающая перед ними «чертовка» встретившись взглядом с любопытно-снисходительно рассматривающим её Трофимычем, ойкнула и присела как от удара кулаком по затылку. Потом, крутнув юбками, припустилась по проходу между сиденьями, к своей «старшей напарнице», которая в середине зала вовсю «окучивала» какую-то дурную бабу средних лет, с напрочь сожжёнными перекисью водорода волосами. Подбежав и подергав за рукав свою товарку, кивком головы указала на наблюдающих на ними Андрюшу и Трофимыча. Старая «баба-яга», всмотревшись в продолжающего улыбаться Трофимыча, сначала было победоносно ухмыльнулась, но глянув потом на Андрюшу, почему то дёрнулась головой и всем телом как от сильной пощёчины и, бросив слабо протестующую «неудавшуюся жертву», вместе с молодухой побежала на выход.

– Чего это они? – рассеянно поинтересовался дядя Вова, которого убегающие гадалки чуть было не сшибли с ног при входе в зал ожидания.

– Да так, «адресом ошиблись», – непонятно что, ляпнул в ответ Пётр Трофимыч.

– Так «под ноги нужно смотреть», а то вечно они, лезут куда их не просят, – так же непонятно ответил дядя Вова, с облегчением разгружая руки от покупок.

– Курочка само то, – с аппетитом чавкал дядя Вова, вгрызаясь в жилистое мясо как проголодавшийся дворовый пёс.

– Да какое там! – протестующе махнул рукой Трофимыч, – не угрызёшь…

– Нормально, нормально, – не дослушав перебил его дядя Вова.

– Привет, Трофимыч, – ввернулся в разговор откуда-то сбоку уже крепко поддатый Васька, – с приездом. Как там Закарпатье, как западенцы поживают?

– Хорошо поживают, пока живые…

– А мёртвые? – то ли хихикнул, то ли икнул Васька.

– А мёртвые – ещё лучше, – насмешливо отпарировал Пётр Трофимович, – ты чего хотел?

– Да так…, узнать чего тебя туда понесло…

– Однополчанин у меня там…

– С какой войны? С Великой отечественной или с Первой мировой?

– С Куликовской битвы! – влез в разговор дядя Вова, – давай иди уже, не «путайся под ногами».

– Да ладно, ладно, чё уже и спросить нельзя? – обиженно загнусавил Васька «отчаливая» к другой группке односельчан.

– Петро! – шлёпнулась, через час, на сиденье автобуса рядом с Трофимычем припоздавшая древняя, но крепкая бабка, предварительно согнав присоседившегося было Ваську, «постоишь!, ни хрена с тобой не случится!, опять где-то зенки залил!, и не говори мне ничё!, уйди!, уйди от греха подальше(замахиваясь клюкой)– пока я тебе!», – ты говорят в Закарпатье ездил…

– Мало ли чего говорят, – усмехаясь игриво приобнял Пётр Трофимыч давнюю соседку, – говорят, что в Москве кур доят, я проездом там был и ничего такого не видал! Надо у Андрюшки спросить – есть такое, али нет, – подмигнул, сидящему напротив, хихикающему мальчишке.

– Да ну тебя! – также игриво, как молодуха, отбрыкнулась от него локтями старая женщина, – как был кобелина…, ты мне лучше вот что скажи, я по телевизору слыхала что…, а ты как думаешь?

И не дожидаясь ответа, не дав рта раскрыть, затараторила:

– А я вот думаю так…

Уже приехав в засыпающее село и почти подойдя к своему дому, Андрей подёргав сжимающую его ладонь дядину руку, спросил:

– Дядя Вова, а кто такие западенцы, которые в Закарпатье живут?

– Ну это…, – устало замычал в ответ дядя Вова, – ну это вроде как тоже хохлы, но… А тебе зачем это, Андрюша?

– Просто когда мы первый раз сюда приехали, и эта бабка, Семёниха, к нам проходила, она маме сказала, что ей какая-то западенка войну объявила, но она, Семёниха, тоже умеет шашкой махать. А чего это, о чём она тогда? – снова потряс за руку остановившегося в глубокой задумчивости дядю.

– Ага…, вот оно значит как…, это значит через эту, Трофимыч, ту, «вычислил», и за её «шкурой» поехал…

– Дядя Вова! – испуганно вскричал Андрюша почуяв как окружающая их ночная мгла загустилась непонятно откуда потянувшим холодом.

– А! Да! – «очнулся» от запредельных дум дядя Вова, – чего то я того…, не вовремя. Забудь об этом, Андрюша, – потянул племянника к светящимся невдалеке окошкам родного дома, – забудь и никогда не вспоминай, не надо это тебе…, рано ещё пока.

Пётр Трофимович погиб в новогоднюю ночь, когда всё село дико и пьяно шумело. Его одинокая хатка полыхнула под утро и несомненно должна была сгореть дотла, потому что пожарники ближе к утру тоже «расслабились», но неожиданно начавшийся шквальный проливной дождь