Томчин - Иван Петров

Здесь вообще для секса условий нет. О мытье я просто не говорю, одежда не стирается и запах от меня, я подозреваю, еще тот. Конечно, притерпелся, внимания не обращаю, все равно ничего не сделать, на пиру, как все, пальцы вытираю о халат. Почему не о волосы моих подданных или о свои, как какой‑то из монархов в европейском средневековье? Потому что волосы грязнее пальцев. А халат можно поменять на менее грязный. Но что толку думать об этих подробностях личной гигиены, если гигиены нет. Вот будем проезжать хвойный лес, нарву себе веточек и стану неделю, пока не пожухнет хвоя, зубы чистить. А в степи в зубах только травинкой или костяной иглой удается поковыряться. Некоторые, видел, ножом ковыряют. И ем я руками, потому что вилок нет, а ногами неудобно. Будет дождь или водоем – искупаюсь. Я в этом мире один раз купался в речке на другой день после последней битвы, минут пять: весна, вода холоднючая. В остальном – умываю два раза в день руки, лицо, когда вода есть. Или снег. С волосами: очень удобно косички заплетать, меньше пачкаются и не такие грязные. Мне служанка Бортэ тоже заплела, ничего, нравится, и лысина мне не грозит.

Как и положено, забился мой "подарок" в угол: сейчас страшный старик набросится и насиловать бедняжку начнет. Я, пока она все это себе придумывала, спать лег. Уже засыпал, когда девице в голову новая блажь ударила. Теперь она жертва, гарант жизни племени, сама на все согласна. Смешно, конечно, и жалко ее, но еле уговорил отстать. Так до утра в углу на коврике и переночевала. Ну, дальше пришел день, заботы, вечером опять спать в юрту вернулся. А там уже другая тигра сидит, жертву из себя изображает. Что такое, в чем дело? Оказывается, первая газель решила, что меня недостойна, и во спасение племени организовала поиск и похищение у мужа своей старшей замужней сестры. Малышня всегда старшим завидует, думает, что они красивее и фигуристей. В результате: то ли наши, то ли вражеские боевики разыскали парочку по наводке сестрички, мужа или убили, или прогнали, а новая жертва, воспламенившись сестринскими доводами, сидит на коврике в моей юрте и жаждет комиссарского тела. Дурдом.

Объяснил обеим, что зачисляю их в жены, ставлю на довольствие и посещу при первой возможности. Племя они спасли, могут этим гордиться, любовь моя к ним безмерна, и я их очень уважаю за героический поступок, пусть всем рассказывают. Так что, на пиру велено сидеть рядом, всем улыбаться, жизни радоваться, а то – смотрите у меня!

На другой день после пира один из бывших пленных прямо в стойбище захватил в заложники младшего сына Бортэ, мальчишку лет десяти, и поволок между юртами, приставив нож к горлу. Хорошо, что это увидела моя названная мать и закричала, созывая мужчин. Второй раз хорошо, что недалеко были по своим делам двое из моих ближайших телохранителей, и один из них, Джелме, зарубил террориста топором. Причиной нападения, скорее всего, была месть. Расследования не проводили – и так ясно, что ничего у меня из затеи сдружить племена не получилось.

Из большого соседского племени к нам прибыл посол. Жизнь‑то налаживается, выходим на международный уровень отношений, послы пошли. Посол – послом, но на самом деле это звуковое письмо. Заучил наизусть обращение ко мне соседского хана и передает один в один, не занимаясь отсебятиной. Ответ так же озвучит. Бортэ растолковала смысл послания: предлагают заключить военный союз для совместного грабежа прочих соседей и вместе охотиться, если что.

Охота меня мало волнует, если наше племя не будут тревожить хотя бы несколько лет, табуны и отары на пастбищах снимут продовольственный вопрос окончательно. У нас в племени народ на охоту идет только с голодухи, или я просто не видел пока, как богачи охотятся. Искусство владения луком у степняков такое, что понятно – их предки когда‑то были охотниками и били суслика в глаз. Умение полезное, постараемся сохранить, а сусликов, надеюсь, со временем оставим в покое. Пусть люди баранину едят, все‑таки – монголоиды, а это обязывает.

Но соседний хан предложил военный союз, да еще по‑доброму – за это надо хвататься двумя руками. На союз племен не всякий враг решится напасть, а совместную агрессию попытаемся отложить, пока племя не восстановит силы и я уже не смогу сдерживать их грабительские наклонности. Вот тогда и союз пригодится, уменьшим наши потери до неизбежного. Для пущей надежности мы с Бортэ предложили скрепить будущий союз браком ее старшего сына с дочерью старшего сына уважаемого хана, а старшему внуку его отдать в жены одну из дочерей Бортэ. Хан помрет, все в силе останется, раз породнимся с его старшим сыном. По‑моему – хорошее предложение, им и зарядили посла в обратный путь.

Недалеко соседи живут, посол за неделю обернулся. По поводу наших с Бортэ матримониальных предложений ответ прозвучал примерно как – пошли вы в жопу! Вообще‑то даже более оскорбительно, что уж здесь говорить о возможном союзе. Н‑да, чего‑то я вокруг нас и в оценке наших дел явно не доглядел.

На другое утро пришла плохая новость. Нас покинули мой драгоценный дядя‑мародер со своим сыном‑мародером Хучаром и господин Полковник – Алтан, уведший практически всю свою дивизию. Дядя и двоюродный братец тоже увлекли с собой более пяти тысяч воинов. С учетом погибших в резне у меня осталось менее одной дивизии из тех трех, с которыми я начинал поход. С отбывшими тронулись в путь все их домашние, а также табуны, отары и прочее движимое имущество, поскольку недвижимого здесь нет и не предвидится. В один день я потерял почти половину войск, оставшись с неполной дивизией ветеранов и примерно пятнадцатью тысячами разного сброда, который тут же начал расползаться. Хитрые дядя и Алтан кочевали своими таборами по нашей совместной племенной территории, кочевали‑кочевали, и как‑то незаметно перекочевали за ее границы, отправившись искать лучшей жизни и более щедрого покровителя. И, очень похоже, они его найдут в лице соседнего хана, только что пославшего меня в жопу.

Следом пришла информация о многочисленных поджогах на пастбищах на всем протяжении границы с соседом. А я по прежнему ничего не придумал и не мог решить: сниматься нам со стоянок и уводить гражданское население вглубь территории, или подождать дальнейшего развития событий. Народ ускорил темпы расползания. Что‑то будет. Расставил частые патрули под командой надежных людей по горящей границе и стал ждать новой информации.

И она пришла, дурацкая и неприятная до невозможности. Соседушка дал согласие на предложенные нами браки, взял жопу назад и пригласил меня в гости лично, с небольшим эскортом. Господи, до чего меня эти азиатские хитрости задолбали! Вот сидит старичок и думает, что я поверю его ласковым посулам, и он меня зарежет. Он азиат хитрый, а я лох. Баран он, я могу его просто так зарезать, без хитрости, мысль такая в голову придет – и амбец старичку‑обманщику. Чтобы кого‑то зарезать, дед, не обязательно его обманывать, просто воткни нож в правильное место и не парься. До нервного срыва довел, гаденыш! Послал людей, чтобы проехали пол‑дороги, имитируя меня с охраной, а потом вернулись. И пусть думает.

Досиделся! С утра прискакали разведчики: войска хана пересекли нашу границу. Примерно пятьдесят тысяч, может, больше, с ними пятнадцать тысяч бывших наших. Темпы продвижения конницы мне известны, приказал всем все бросать, садиться о двуконь и срочно уходить вглубь нашей территории, на восток. Ведь ясно же все было, чего тянул? Сам с дивизией Чжирхо остался невдалеке, прикрывать отход гражданских. Надо было посмотреть на состав войск и действия противника и прикинуть возможную операцию, но без реальной подготовки Генерал и Полковник на раз раскусят мои ходы. Что делать?

Двое суток мы пятились, отступая, прикрывали отход, угрожали ударом то на левом, то на правом фланге, избегая входить в соприкосновение с противником. Постепенно это стало бессмысленным: все, кто хотел и мог спастись – спаслись, пришло время подумать о дальнейшем ведении войны. Я оставил две тысячи воинов под командованием Джелме для прикрытия нашего отхода в отрыв от противника. Их задачей было только временное сдерживание, затем Джелме мог действовать по обстановке и уйти на север. Мы же, наконец, вырвались из‑под давления основных сил вероломных соседей и галопом ушли на самый восток наших владений, в предгорья хребта, синеющего на горизонте. Там дали отдохнуть и подкормиться измученным лошадям, люди валились с ног от бешеной скачки последних дней.

Но недолгой была тишина отдыха, на третий день, вдали, у степного горизонта, показались клубы пыли, враг настигал нас. Оставив в лагере двести всадников для охраны запасных коней, я во главе оставшихся восьми тысяч выступил навстречу судьбе нашего племени. Биться до последнего с противником, захватившим почти всю нашу землю, выполнить свой долг перед доверившимися мне и поверившими в меня людьми, или смириться с исчезновением моего народа, который растворится в ордах захватчиков, подобно многим и многим, прошедшим этот путь до него?