Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер

Однако, подчеркиваю, как правило, и девушки, и мы, полицейские, соблюдали условия заключенного нами договора, и это позволяло нам с относительной легкостью держать под контролем криминал в китайском квартале, да и во всем городе. Как я вам уже говорил, рано или поздно все преступники объявлялись в китайском квартале, а происходящее там непременно долетало до ушей девочек. Учтите, что сейчас я рассказываю про весну 1978 года. Потом все изменилось. И к этим изменениям привело два фактора: наркотики и подростковая преступность. Ни о том, ни о другом мы в те времена ничего не знали.

— Оба эти явления у всех ассоциируются с Сарко?

— Разумеется. Ведь он стал в нашей стране буквально символом молодежной наркомании и преступности. Кто бы мог подумать это тогда? Хотя, если честно, я всегда считал, что мы, полицейские, могли предвидеть больше других.

— Что вы имеете в виду?

— Сейчас я опишу вам свою первую встречу с Сарко. Вы, возможно, скажете, что в ней не было ничего особенного, за исключением того, что она была первой, однако для меня это не стало рядовым случаем. Это произошло на выходе из «Ла-Фона», одного из немногих обычных баров китайского квартала вроде «Жироны» и «Сархенто». Под «обычными» я подразумеваю те, которые не были борделями, а просто низкосортными заведениями, где собирались криминальные личности, поэтому любой входящий или выходящий оттуда вызывал подозрение, как и все те, кто вообще разгуливал по китайскому кварталу. Мы знали этих персонажей, но с Сарко пока не сталкивались. Когда он впервые попался нам на глаза, мы остановили его, потребовали документы и обыскали. Я был в тот день в патруле с Идальго, моим тогдашним напарником. Сарко тоже находился не один: компанию ему составляли два-три парня, примерно одного с ним возраста. Их мы тоже заставили предъявить документы и обыскали. Разумеется, было видно, что Сарко являлся главарем этой сомнительной компании, но мы, скорее всего, отпустили бы его без дальнейших разбирательств, если бы не обнаружили у него при досмотре плитку гашиша. Идальго рассмотрел ее и, сунув ему под нос, спросил, где он это взял. Сарко ответил, что нашел на улице. Это вывело Идальго из себя: он схватил Сарко за плечо, придавил к стене и, приблизив к нему вплотную свое лицо, прошипел: «Ты держишь меня за идиота?» Сарко, казалось, удивился, но остался невозмутим, не стал вырываться, не отвел взгляд и в конце концов произнес: «Нет». Не отпуская его, Идальго спросил, что они здесь делали, и Сарко ответил: гуляли. Потом добавил: «Разве это запрещено?» После этих слов он улыбнулся — сначала Идальго, затем мне, и в тот момент я заметил, что у него были ярко-голубые глаза. Улыбка Сарко обезоружила меня, и я почувствовал, что обстановка разрядилась, и Идальго и Сарко со своими приятелями тоже это ощутили. Наконец Идальго отпустил Сарко, но, прежде чем мы продолжили патрулирование, пригрозил ему на прощание: «Смотри у меня, парень, еще раз попадешься мне тут на чем-то, тебе не поздоровится».

Вот и все. Как я и говорил, в первую нашу встречу ничего особенного не произошло. Однако позднее меня часто посещала мысль, что и то немногое должно было заставить нас насторожиться и задуматься о том, кто такой Сарко.

— Что вы имеете в виду?

— То, что уже в ту первую нашу встречу можно было сообразить, что Сарко не являлся заурядным обитателем китайского квартала, одним из тех изворотливых подростков, которым нечего было терять и которые пытались изображать крутых перед нами, но на самом деле были самыми обычными сопляками. Он не был одним из множества желторотых мальчишек с окраин, бросавшихся сломя голову в пучину непонятно чего, или одним из кучи малолетних преступников, не имевших возможности избежать своей криминальной судьбы. Ну, как это объяснить… Однако в нем было нечто иное, сразу же бросавшееся в глаза: какая-то необыкновенная невозмутимость, холодность. И еще веселость или легкость, или безграничная уверенность в себе, будто все, чем он занимался, было обычным приятным времяпрепровождением и ничто не доставляло ему проблем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Так вы думали в то время? Все мы прекрасные предсказатели, когда дело касается прошлого. Вы уверены, что эти мысли приходили к вам не в ретроспективе, под влиянием того, что вам уже было известно о Сарко?

— Разумеется, подобные мысли посещали меня в ретроспективе. Ничего подобного не пришло мне в голову сразу, но в этом-то и была вся беда: ведь я мог это подумать, я должен был. Или, по крайней мере, уловить. Тогда все было бы намного проще. Для меня и для остальных.

— Но ведь ваш напарник Идальго пригрозил Сарко: вы могли бы исполнить угрозу, не позволить ему появляться в китайском квартале, чтобы он не сумел сколотить там свою банду.

— Каким образом мы могли бы помешать ему? Сарко не совершил ничего плохого, или, во всяком случае, ничего такого мы не могли доказать. Разве мы могли задержать его за то, что он пил пиво в «Ла-Фоне», курил гашиш и глотал «колеса» — за то, что делала вся шпана в китайском квартале? Мы не могли этого сделать, а если бы и могли, то это нам было ни к чему. В Жироне подобный персонаж, как Сарко, мог отправиться только в китайский квартал, и это вполне нас устраивало, поскольку там мы могли контролировать таких типов лучше, чем где-нибудь в другом месте. В результате Сарко и его банда той весной стали частью китайского квартала. Следует заметить, что они стали особой его частью, и это тоже должно было нас насторожить. В китайском квартале было полно подобной шпаны, и примерно того же возраста, но все они держались рядом со старшими, которые руководили ими, посылали на дело и вообще каким-либо образом использовали. Сарко же со своей бандой были сами по себе и никому не подчинялись. И это впоследствии, когда все стало действительно серьезно, сделало их совершенно неконтролируемыми.

— Когда это произошло?

— Довольно скоро: как только Сарко окончательно сколотил свою банду.

— А когда он сколотил банду?

— В начале лета.

— Когда к ним присоединился Гафитас?

— Вы знаете, кто такой Гафитас?

— Конечно.

— Кто вам рассказал?

— Об этом все знают: экс-жена Сарко уже много лет рассказывает о том, что Каньяс состоял в банде ее бывшего мужа. То, что его там звали Гафитас, сообщил мне сам Каньяс. Он тоже согласился беседовать со мной, и это и есть мой главный источник. Если бы не он, мне бы не предложили взяться за книгу.

— Я не знал, что вы и с ним ведете беседы.

— Вы не спрашивали меня об этом.

— С кем еще вы общаетесь?

— Пока больше ни с кем. Продолжим?

— Да.

— Вы сказали, что банда окончательно сформировалась, когда в ней появился Гафитас.

— Об этом лучше спросить у самого Каньяса.

5

— Инспектор Куэнка говорит, что банда Сарко окончательно сформировалась, когда к ней присоединились вы.

— Неужели?

— Да. Полагаю, он имеет в виду, что вы оказались теми самыми дрожжами, на которых тесто наконец поднялось.

— Не думаю, что это было действительно так. В любом случае, если мое появление и послужило толчком к чему бы то ни было, сам я ничего для этого не сделал. Вы же понимаете, я был самым незначительным человеком в компании, появившимся позже всех и не имевшим никакого веса, и к тому же постоянно пребывавшим в состоянии блаженного шока, если можно так выразиться. А вот насчет Сарко можно сказать с полной уверенностью: он привык быть заводилой и, едва объявившись в Жироне, начал собирать вокруг себя компанию, состоявшую главным образом из старых друзей Тере, с которыми прошло все ее детство в бараках и школьные годы в Жерман-Сабат. Когда я появился среди них, банда была давно сколочена и уже несколько месяцев совершала свои воровские вылазки.

Нет, не думаю, что я сыграл решающую роль. Да, мое появление совпало с их первой серьезной вылазкой, но дело было вовсе не во мне, а в том, что наступило лето, которое привело множество туристов на побережье и сделало их дома непреодолимым соблазном. Именно это заставило тогда компанию Сарко активизироваться и, возможно, окончательно превратило ее в настоящую преступную банду. В то время из практических соображений она разделилась на две группы. За пределами китайского квартала они действовали относительно самостоятельно: в первую входили Сарко, Тере, Гордо и я, а во вторую — Гилье, Тио, Колилья, Чино и Дракула. Эти две группы образовались будто сами собой, без чьих-либо указаний и договоренностей. В этом не было никакой необходимости: все принимали как само собой разумеющееся, что Гилье являлся главным во второй группе, а Сарко непосредственно руководил первой и косвенно — второй. Разумеется, состав и всей банды, и входивших в нее групп не являлся фиксированным: иногда члены второй группы могли пойти на дело вместе с первой или, наоборот, кто-то из первой группы действовал сообща со второй. Порой люди, не принадлежавшие или теоретически не принадлежавшие к компании Сарко, принимали участие в каком-нибудь вылазке. Что касается Тере, то она занимала в компании особое место — во всем она вела себя, как все остальные — во всем, за исключением одного: иногда она отсутствовала на наших сборищах в «Ла-Фоне» и не принимала участия в вылазках. В этом случае нам приходилось искать ей замену. Однажды я спросил Тере об ее исчезновениях, но она лишь улыбнулась, подмигнула мне и ничего не ответила. В другой раз я обратился с вопросом к Гордо, когда мы курили с ним косяк в туалете «Руфуса». Тот стал что-то путано мне рассказывать про семью Тере, и из его слов я уяснил, что отец ее то ли умер, то ли куда-то исчез. Мать Тере, и старшая сестра, и еще двое племянников жили вместе с ней в бараке, и у нее была еще сестра, сбежавшая из дома год назад, но недавно вернувшаяся беременной.