Сияние алчных глаз - Марина Серова

— Гудков полагает, что все мы — одна команда, — объяснила Старицкая. — Тебе ведь не хочется, чтобы в городе поменялось все начальство? И, кстати, на мой взгляд, избить — гораздо гуманнее, чем убить! У следователя осталась семья — ютятся в какой-то трущобе…

— Пусть твой мэр презентует им квартиру! — ухмыльнулся Анатолий. — Это ему зачтется. И не только на небесах.

Он уже был полностью одет — милицейский мундир сидел на его крепкой фигуре ладно и даже щеголевато. Стоя напротив обнаженной любовницы, Анатолий задумчиво улыбнулся, подбрасывая на ладони табельный «ПМ». Неожиданно он щелкнул предохранителем, сжал пистолет в ладони, поднял его и нацелился Старицкой прямо в лоб. Палец его нежно коснулся спускового крючка.

У Любови Ивановны все поплыло перед глазами — розовое пятнышко ночника, улыбка Анатолия, черная точка пистолетного дула. Бокал выпал из ее руки и разлетелся вдребезги.

— Пиф-паф! — весело сказал Анатолий и убрал пистолет в карман.

Тело Старицкой обмякло. Ее била мелкая дрожь. Анатолий снисходительно посмотрел на нее и сделал несколько глотков водки прямо из горлышка.

— Оденься и проводи! — приказал он твердо. — И завтра подготовь все, чтобы ребята разгрузились без проблем.

Он повернулся и вышел из комнаты. Любовь Ивановна отчего-то постеснялась надевать на себя пеньюар. Платье показалось ей в данной ситуации более уместным. Извиваясь всем телом, она торопливо втиснулась в него и бросилась вдогонку за своим гостем.

Он уже стоял в холле и, сопя, застегивал на себе ремни. Пистолет покоился в кобуре и казался теперь совсем нестрашным. Скрестив на полной груди руки, Любовь Ивановна наблюдала за сборами своего любовника со смешанным чувством обиды и надежды. Слова прощания дались ей с необыкновенным трудом.

— Заходи, когда захочешь, — проговорила она с бледной улыбкой. — Моя дверь для тебя всегда открыта…

— Еще бы! — усмехнулся Анатолий, но потом все-таки сжалился и, подойдя к Старицкой вплотную, поцеловал ее в губы. — Конечно, зайду — куда я денусь!

В толстой зимней куртке с погонами и с пистолетом на боку он казался сейчас каким-то особенно далеким, закованным в броню. Любовь Ивановна знала — так будет всегда. И никто из них не поверит другому до конца. Они не так устроены. Они — деловые люди. Каждый на свой лад.

Любовь Ивановна долго еще стояла в полумраке после того, как за ночным гостем захлопнулась дверь. Она мучилась из-за своей странной любви, но еще больше ее мучил вопрос — правду ли говорит Анатолий насчет своего безжалостного завещания.

Призрак этого завещания постоянно стоял за плечами у нее и у Гудкова — бывших любовников, бывших сообщников, а ныне только партнеров. Возможно, это и пустые страхи — Анатолий любил издеваться над теми, кто был в его руках. Даже в его любовных играх присутствовал некоторый привкус издевки.

Но проверить этот факт не было никакой возможности. Оставалось жить, делая вид, что ничего особенного не произошло, не происходит и произойти не может.

Глава 7

Борзой опоздал на полчаса. Я даже начала нервничать. Стоя на пороге гостиницы, я всматривалась в огни проезжающих автомобилей, ожидая, что вот-вот появится знакомый лимузин. Но его все не было.

Несколько раз ко мне подходили скучающие молодые, да и не очень молодые мужчины в надежде познакомиться. Я отказывалась твердо, но вежливо. Скандал мне сейчас совершенно не нужен: под курткой у меня был спрятан пистолет, а в объемистом пакете лежали прибор ночного видения и видеокамера — для начинающего журналиста набор немного странный.

Днем я навестила свою конспиративную квартиру и соответственно экипировалась. Судя по всему, расследование входило в серьезную фазу, и следовало ожидать любых сюрпризов.

Когда я уже совсем отчаялась и решила, что Борзой предпочел уклониться от свидания, появился его рыжий «Запорожец» и затормозил возле тротуара. Не выходя из машины, журналист махнул мне рукой.

— Могли хотя бы дверцу мне открыть, — сказала я, усаживаясь на сиденье. — В порядке компенсации за опоздание.

— Берегу силы, — ухмыльнулся Борзой. — У меня такое предчувствие, что сегодня вы не дадите мне спать. А я чертовски устал, весь день на нервах. Представляете, мой шеф как в воду смотрел! Типография отказалась печатать завтрашний номер, ссылаясь на какие-то мифические долги. Еле нашел другую — Караваев дал машину, повезли набор в соседний район.

— Вот видите, — заметила я. — А завтра у вас вообще опечатают редакцию, и вам придется выпускать устную газету.

— Это мы еще посмотрим! — с легкой, неизвестно кому адресованной угрозой, но не слишком уверенно сказал Борзой.

Мы направились к выезду из города — туда же, куда в прошлую пятницу Аникин. Невольно мне пришел на память рассказ Борзого о тех событиях, и я спросила, надеется ли он сегодня на своего железного коня.

— Надеюсь я всегда, — серьезно сообщил журналист.

Несмотря на то что до полуночи было еще далеко, город стремительно пустел. Жители перебирались с заснеженных темных улиц в теплые квартиры. Все реже попадались навстречу автомобили.

— Я ведь не успел даже поесть! — сообщил вдруг Борзой.

— Однако, кажется, успели пропустить рюмашку? — заметила я, иронически поглядывая на него.

— Должен же я как-то поддерживать энергетический баланс организма, — смущенно ответил он. — Все равно в такой час гаишники уже спят…

В этот момент мы подъезжали к повороту на шоссе. Неожиданно Борзой чертыхнулся и лихорадочно начал выкручивать баранку, торопясь развернуться. Я с недоумением посмотрела на него.

— Накликал, черт! — сказал Борзой сквозь зубы. — Стоит, гад, на повороте! Точно тормознет! Не будем дразнить гусей, а объедем опасное место.

Мы поехали какими-то закоулками, среди приземистых деревянных домиков. Здесь почти не было фонарей, зато на мостовой полно колдобин. «Запорожец» встряхивало так, что я думала у меня выскочат внутренности.

В одном месте мы вообще застряли, и пришлось вдвоем толкать «Запорожец», чтобы вытащить его из особенно каверзной ямы. Это не прибавило нам настроения, а я подумала, что если дело так пойдет и дальше, то до места мы доберемся к рассвету.

Однако вскоре обходной путь закончился, и мы благополучно выбрались на шоссе. Борзой приободрился и погнал свою колымагу на предельной скорости, стремясь наверстать потерянное время.

— Не рассыплемся? — поинтересовалась я.

— С чего бы это? — усмехнулся Борзой. — Десять лет мой лимузин не рассыпался, а тут вдруг рассыплется?

Шоссе нырнуло в лес. Нас окружили темные заросли, казавшиеся сейчас совершенно непроглядными и непроходимыми. Нигде вокруг не было ни огонька. Невольно в душу закрадывался какой-то первобытный страх. Казалось, стоит сойти с дороги, и ты навсегда пропадешь в этом жутком черном лесу.

— Вы-то сами бывали на этой базе, Дима? — спросила я.

— Да как вам сказать? — пожал он плечами. — Когда она функционировала, посещения не одобрялись, а когда ее прикрыли, там нечего было делать. Но место это я знаю. Скоро будет поворот в лес. Он там хитрый — не пропустить бы в темноте…

Поворот мы не пропустили, несмотря на то, что он действительно не слишком бросался в глаза. Припорошенная снегом полоса уходила в сторону от черной укатанной ленты шоссе и терялась в зарослях.

Подъехав к повороту, мы остановились, и я вышла из машины. Просвечивая себе фонариком, я прошлась вдоль лесной дороги, присматриваясь к следам, отпечатавшимся на снежном покрове. Здесь уже кто-то проезжал после снегопада, и не один раз. Я вернулась к «Запорожцу» и спросила у Борзого:

— Эта дорога ведет еще куда-нибудь, кроме базы?

— Да никуда она не ведет, — сказал он. — Если хотите, это тупик. А в чем дело?

— Кто-то по ней ездил, — ответила я. — И совсем недавно.

Борзой неуверенно посмотрел на меня и покрутил головой, словно его душил тугой воротник.

— А куда ездил? — уточнил он. — Туда? Или обратно тоже?

— Понимаю подтекст вашего вопроса, — сказала я. — Но я не индейский разведчик, чтобы настолько тонко разбираться в следах. Поэтому будем надеяться, что этот «некто» уже оттуда вернулся.

Борзой помолчал, разглядывая приборный щиток, светящийся зеленоватым светом, а потом сказал:

— А если не вернулся? Я, конечно, понимаю, это может быть простой турист, любитель ночных прогулок по спящему лесу, романтик и добряк, но мне почему-то…

— Ладно, — сказала я. — Предлагаю такой вариант — мы поедем с выключенными фарами. А едва заметим опасность, тут же развернемся и дадим деру. Устраивает?

— В такой темнотище с выключенными фарами мы не уедем дальше первого дерева! — заявил Борзой. — Вы забыли, что сейчас ночь?

— Напротив! — возразила я. — И вы сейчас в этом убедитесь, если уступите мне место за рулем.