Картонные звезды - Александр Косарев

Капитан сует уже ненужную бумажку за отворот наутюженной шинели и, грозно вскинув свой мягкий округлый подбородок, пытается рассмотреть наши утопающие в тени лица. Но, кроме скрипа из-под нетерпеливо переминающихся ног, ничего более не доносится с засыпанного свежим снежком плаца. Уяснив, что мы свою задачу поняли, он умиротворенно вздыхает и машет кому-то перчаткой.

— Напра-а-во, — внезапно доносится с правого фланга, и мы заученно выполняем команду. — Шагом марш!

Справа от нас из мутного предутреннего мрака, грохоча сапогами, уже показалась головная колонна первой роты, возглавляемая печально известным майором Григоряном. Почему он так несчастливо известен, я расскажу вам как-нибудь потом, поскольку сейчас мое внимание привлек уныло бредущий в третьей шеренге Лева Базиков, потомственный одесский еврей. Он делает большие успехи в службе, поскольку отличается не только удивительным, уникально чувствительным слухом, но и феноменальной памятью на всяческие, иной раз совершенно незначительные подробности. Он-то мне сейчас и нужен. Воспользовавшись тем, что наши две колонны какое-то время двигались параллельно, я пригнулся и одним большим прыжком преодолел разделяющее нас расстояние.

— Левчик, не грусти, — по-дружески толкаю я его локтем в бок, — улыбнись!

— Да кому нужны эти дурацкие маневры, — уныло отзывается он. — Я таки третьи сутки на ногах! Глаз сомкнуть не можу! Мабуть, пора бы и честь знать, — в раздраженном состоянии Лева иной раз теряет контроль над речью и щедро приправляет ее украинизмами.

— Да ладно тебе дуться, — презрительно машу я рукой, — как-нибудь выдержим.

— Спасибочки вам на добреньком слове, — благодарно кивает он и мимолетным движением рукава смахивает с носа повисшую на нем большую мутную каплю.

— Хочешь, я тебе баранку дам? — с готовностью лезу я в бездонный нагрудный карман гимнастерки, понимая, что без положительного настроя он вряд ли будет мне хорошим помощником.

— Подтянись! — слышится энергичный голос нашего ротного замполита, капитана Крамаренко. Что вы там плететесь, как пленные мадьяры?! Учтите, завтрак будет только на Песчаной!

— Ой, ой, ой, — непроизвольно вздыхаю я, — да здесь целое сражение затевается!

— Окружные маневры накатили, — горестно шмыгает носом Лева, энергично расправляясь с окаменевшей баранкой. — Мы слышали о том, что они готовятся, вот только точной даты не знали.

Словно в подтверждении его слов со стороны поселка Елизово доносится мощный грохот авиационного двигателя и с небольшой возвышенности, на которой мы сейчас находимся, видно, как по взлетной полосе начинает разбегаться истребитель.

— Кстати, Левчик, — плавно приступаю я к интересующей меня теме, — ты, случаем, не помнишь марку самолета с позывным Yankee? Сутки или двое назад он возле Токио болтался? С американского материка летел, — уточняю я.

— Yankee? — задумчиво охватывает подбородок Лев.

Это его характерный жест, и когда его рука непроизвольно потянулась к подбородку, я сразу внутренне успокоился. Если пресловутый заправщик как-то привлек внимание операторов первой роты, то сейчас я про него услышу все.

— Был такой, — наконец выдает Лева, — и даже, помнится, не один. Был Yankee-90. Был и Yankee-92, и другие тоже… А что такое?

— Было ли в их поведении что-нибудь особенное?

Лева хитро скашивает на меня глаза:

— Да на шо они табе задалися, янки те? Хай себе летают.

— Это же были обычные заправщики, — включается в разговор ефрейтор Балицкий, идущий рядом со Львом и поэтому слышащий весь наш разговор, но шли они почему-то в полном радиомолчании. Попались на сущей ерунде, со время утреннего прочесывания. Видимо, болтанка во время дозаправки сопровождаемого самолета была несколько выше допустимого предела, и человек, ответственный за точность стыковки, никак не мог попасть раструбом шланга в топливоприемную трубу. И тогда пилот заправщика, видимо, в сердцах рявкнул на них: «Левый, прибавь, мать твою, скорость, нас сбивает…» Связь тут же отключилась, но дело было сделано и мы принялись держать их частоту постоянно. Шли два самолета, это точно. Позывной имели — Янки.

— Так я не понял, — решил уточнить я. — Два самолета, это два KC-135? Или каждый из них за собой тащил еще кого-то?

Трудно быть таким бестолковым, — не преминул съязвить несколько взбодрившийся после моей баранки Лева. — Тебе же Владислав только что жутко доходчиво объяснил. Было два заправщика, два!

Для убедительности он поднес к моему носу два растопыренных пальца.

— И тащили они с собой еще по два самолета каждый. Значит, всего их летело шестеро.

— Первая рота, — донеслась до моего слуха приглушенная расстоянием команда, — на месте. Вторая и третья рота, правое плечо вперед!

Поддергиваю сползший с плеча карабин и незамедлительно покидаю замершие ряды своих коллег. Рассвет уже наступил, но солнце лишь на несколько секунд показалось над зубчатым горизонтом. Черные, грозно вздымающиеся облака неудержимо надвигаются на нас с юга.

— Что там хорошенького говорят у слухачей? — встречает меня вопросом ефрейтор Семикин, ревниво следивший за моим недолгим «побегом».

— Говорят, что мы на окружные ученья угодили, — неопределенно ответил я, совершенно не желая вдаваться в подробности своих переговоров. Нам бы теперь не промахнуться мимо этой проклятой «Песчаной», а то до вечера придется на голодный желудок воевать.

Вскоре первая часть наших мучений заканчивается. Меся сапогами раскисающий на глазах снег, мы из последних сил взбираемся на гору. Погода продолжает стремительно меняться. Легкий и поначалу сухой снежок быстро превращается в довольно плотный поток мокрого снега, который с все большей скоростью начинает заметать все вокруг. Обещанной кухни еще не видно, и вскоре следует команда занять «оборону».

Легко сказать, занять. Это летом не составляет труда вставать в оборону на старом, ископанном вдоль и поперек полигоне. А теперь, зимой, все окопы и полуобвалившиеся траншеи напрочь завалены снегом. Мы некоторое время бестолково топчемся по плоской вершине, но добиваемся лишь того, что для всех объявляют команду «Газы». Делать нечего. Натягиваем противогазы, облачаемся в общевойсковые защитные комплекты и сразу становимся удивительно похожими на стадо копошащихся в снегу диковинных хоботных земноводных. Команда следует за командой, и, следуя им, вовсю суетятся сержанты, расталкивая нас редкой цепочкой по всей вершине. Мне достается место на самом краю невысокого обрыва. Лежу, слушаю. Над головой то и дело встревоженными птицами проносятся боевые самолеты. А в промежутках между протяжным ревом реактивных двигателей где-то сбоку слышится сильный металлический скрежет. Приподнимаюсь на локтях и вдруг с удивлением вижу, что вдоль тянущегося под сопкой ручья в нашу сторону как-то неуверенно двигается несколько танков. Поскольку видно их мне достаточно плохо, особенно сквозь запотевшие стекла противогаза, я, не дожидаясь разрешающей команды, стаскиваю его с лица. Боковым зрением замечаю, что моему заразительному примеру последовало еще несколько человек. Танки бодро приближаются, а снегопад валит все сильнее и сильнее. И тут у меня совершенно неожиданно мелькает догадка, что ползущие на нас танкисты просто-напросто заблудились в условиях плохой видимости из-за не вовремя разыгравшейся метели, потеряв нужное направление. Надвигающуюся опасность заметили и наши начальники. Хлопнул негромкий выстрел, и красная сигнальная ракета мерцающим шариком полетела в сторону наступающих боевых машин. Рев моторов стихает только тогда, когда до первой траншеи остается не более пятидесяти метров. Лязгает люк, и из снежного вихря возникает фигура в шлеме и кожаной куртке.

— Это… кто? — командирским голосом спрашивает фигура именно у меня, поскольку я оказываюсь ближе всех остальных.

— Вторая рота полка ОСНАЗ, — докладываю я.

— Это… где? — удивляется фигура.

— Сопка Песчаная, — рапортую столь же кратко.

Танкист явно озадачен. Одна его рука медленно лезет под шлем, чесать «репу», вторая же начинает нервно отстегивать кнопки на планшете.

— А где же тогда сопка Покатая? — спрашивает он, начесавшись вдоволь, после чего ловко развертывает он передо мной планшет с картой.

Где сия сопка располагается на карте, я, естественно, не знаю, и мы вдвоем минуты полторы дружно водим пальцами по мокрому целлулоиду.

— Да вот же она! — наконец восклицает танкист, все же отыскав пункт своего назначения.

— А-а-а, вот где она, Песчаная-то, — бойко стучу я по карте, отмечая наше местоположение.

— У-у, черт, — танкист явно недоволен, — куда мы заперлись-то!

— Не так уж и далеко, — возражаю я. — Надо спуститься к ручью и километра три двигаться вдоль него. Потом взять немного правее, перевалить через бугор с березовой рощей…