Журнал "Компьютерра" №706 - Компьютерра

Те звуки, которыми мы сейчас общаемся, возникли из криков наших предков-обезьян?

- Нет, и этот ответ подтвержден, например, работами Юргенса, на уровне физиологии установившего: дифференцированные сигналы обезьян, тех же верветок, вызываются раздражением дифференцированных центров среднего и промежуточного мозга. Раздражением коры вызвать родовые звуки мартышек или верветок нельзя. Лишь у шимпанзе раздражение коры вызывает слабые колебания голосовых связок. Кора и связанные с нею высшие психические функции (которые у обезьян вполне развиты) не отражаются ни в их видоспецифической вокализации, ни в визуальных демонстрациях.

Но в какой-нибудь форме у людей эти звуки остались?

- Может быть, это наши крики ужаса, удивления, стоны. Человеческий язык из видовых криков сделать нельзя. Они вызываются другим механизмом. Крик обозначает определенную степень возбуждения или агрессивности, но заставить его обозначать появление сильного оппонента, который вызывает подобную агрессивность, нельзя.

Может быть, воздействие на нас пения, музыки связано с какими-то древними звуками наших эволюционных предков?

- Шимпанзе не поют. Пение есть у гиббонов и орангутанов, но оно эквивалентно крикам, жестко привязанным к охране территории и подобным ситуациям.

О музыке не берусь судить, но мне кажется, что ее "магическое воздействие" на людей вторично: музыкой обозначали то, что уже можно было сказать словами. Чтобы действовать не только словесно, но и эмоционально. Не случайно у многих племен, а также у подростковых банд - скажем, в негритянских гетто американских мегаполисов - очень ценится умение много и красиво говорить в ситуации конфликта, столкновения двух групп.

Из этого вырос рэп?

- Да, но заметьте - не петь, а именно говорить. Среди папуасских племен во внутренних районах Новой Гвинеи, которые исследовал этолог Эйбл-Эйбль-сфельдт, взаимная конкуренция групп и отдельных индивидов, претендующих на лидерство, выражается в способности стереотипно исполнять сложный ритуал, включающий специфический танец и песню, стараясь не обращать внимания на конкурента и недружелюбных зрителей, язвительно комментирующих все промахи. Важно танцевать не сбиваясь и напевно говорить не сбиваясь, не путая, то есть как бы вколачивать в оппонента определенное содержание лучше и сильнее, чем это делает он.

Клавиатура для Канзи

Карликовый шимпанзе Канзи (родился в октябре 1980 года, в экспериментах участвовал во второй половине 1980-х) был обучен новому языку-посреднику йеркиш, основанному не на жестах, как амслен, а на специальных значках (лексиграммах), нанесенных на компьютерную клавиатуру. Значки соответствуют английским словам, и при нажатии клавиши отображаются на мониторе (без звука). Это дает возможность вести с их помощью диалог (его можно редактировать). Одновременно Канзи без специального обучения усвоил звучание (а по мнению экспериментаторов, и значение) ста пятидесяти английских слов. Вот результаты некоторых тестов на понимание им устной речи (цитируем книгу "О чем рассказали говорящие обезьяны").

Часть заданий относилась к сфере повседневной активности обезьяны. В них был задействован весь набор манипуляций с предметами обихода, которые Канзи совершал или в принципе мог совершить, а также разнообразные контакты с окружающими.

Положи булку в микроволновку.

Достань сок из холодильника.

Дай черепахе картошки.

Достань платок из кармана Х.

При этом часть заданий давали в двух вариантах, смысл которых менялся в зависимости от порядка слов в предложении:

Выйди на улицу и найди там морковку.

Вынеси морковь на улицу.

Налей кока-колы в лимонад.

Налей лимонад в кока-колу.

Многие обращенные к нему фразы провоцировали совершение необычных (или даже обычно наказуемых) действий с обычными предметами:

Выдави зубную пасту на гамбургер.

Найди собачку и сделай ей укол.

Нашлепай гориллу открывалкой для банок.

Пусть змея (игрушечная) укусит Линду (сотрудницу) и т. д.

Ежедневные занятия с Канзи постоянно были направлены на то, чтобы снова и снова выяснять пределы его понимания происходящего. Например, во время прогулки его могли попросить:

Набери сосновых иголок в рюкзак.

Положи мячик на иголки.

а через несколько дней:

Насыпь иголок на мячик.

Канзи получал и такие задания, реакцию на которые трудно было предсказать. Вот один из примеров. С шестимесячного возраста любимыми игрушками Канзи были шарики и всевозможные мячи, большие и маленькие, мягкие и твердые. Он не мог быть счастлив вполне, если у него не было хотя бы одного мячика, а еще лучше, если их было два или три. Когда другие обезьяны хотели подразнить или вывести из себя Канзи, они старались отобрать у него его сокровища, стоило тому зазеваться. Канзи всегда был начеку, если ему говорили: "КТО-ТО ХОЧЕТ ВЗЯТЬ ТВОЙ МЯЧ", он немедленно оборачивался и спешил его забрать. Когда у Канзи бывало пять-шесть мячиков и ему приходилось идти вместе с другими бонобо, ему бывало нелегко, так как то один, то другой мяч падал и катился туда, где его могут схватить другие обезьяны, ведь пока Канзи догоняет один мяч, остальные катятся в разные стороны.

Иногда Канзи показывали видеофильм, в котором горилла крадет один из его мячей и играет с ним. Канзи впивался глазами в экран, как только начинал разворачиваться этот сюжет, а затем бросался в те места, которые увидел на экране, чтобы немедленно найти мячик.

 

Большая картина

То есть в большой картине получается так: сначала возникли необходимые зоны в мозге (зеркальные нейроны), затем язык жестов, затем язык звуков, то есть речь?

- Тут можно только реконструировать: видимо, сначала жест стал сопровождаться звуком. Умение говорить - проявление общего умения вообще что-то тонко делать: метать предмет точно в цель, делать орудия по образцу… У маленьких детей развитие языка прямо пропорционально развитию мелкой моторики пальцев. Чем больше мы манипулируем с предметами, тем быстрее начинаем говорить, поскольку это одна и та же способность - умение тонко дифференцировать свои мускульные движения в соответствии с ситуациями. Если оно есть, можно выделить определенные комплексы мускульных движений для именования предметов внешнего мира. Так возникает любая знаковая система - и примитивных позвоночных, и наша. Только у примитивных позвоночных она закрытая - достаточно различать пять ситуаций опасности, и на это хватает пяти криков, пяти демонстраций. Для человека, который попадает во все новые и новые жизненные ситуации, нужны и новые слова - поэтому язык должен быть комбинаторным. Обозначающие комбинации движений должны быть не заданы изначально, а создаваться по неким правилам. Из фонем должны составляться слова, слова должны складываться в предложения. Опыты с "говорящими обезьянами" показывают - у них достаточно развито сознание, чтобы понять, что в предложении есть грамматика, что предложения строятся по определенным правилам. Они даже умеют выделить некую грамматическую структуру в предложении на жестовом языке.

В чем же мы их обгоняем?

- В важнейшей способности - придумывать новые слова, вводить новые понятия. Наш язык эту способность максимально развил. Рубикон на пути к появлению человека - труд (как Энгельс справедливо отметил), но не как физические усилия, напряжение и пыхтение, а как способность точно изготавливать сложные предметы по некому идеальному образцу (это Лоренц добавил). Включая изготовление составных орудий, на что - в простейших формах - способны уже обыкновенные шимпанзе (пробойник, которым дырявят стену термитника, и удочка, которой потом выуживают термитов через дырку).

Ведь слово, словесный знак как психическое орудие по Выготскому - квинтэссенция составного орудия вообще, так как содержательное сообщение "делается" из незначащих единиц, не звуков, а моделей звуков - фонем.

В условиях прогресса материальной культуры и развития "первобытной экономики" эта способность непрерывно совершенствуется. Требуется все большая точность соответствия вещи и идеи. Появляются составные идеи. Новая вещь требует умения сочетать идеи, умения создавать идеи новой вещи. И в какой-то момент происходит соединение "мышления" и "речи", развивавшихся у животных раздельно - речь становится интеллектуальной, а мышление речевым. Это я опять Выготского цитирую. В этой системе взглядов словесный знак - такое же произведение материальной культуры, как каменный топор, только действующее в сфере психического.