Первый практикум. Напиток бессмертия. (СИ) - Воронина Ина

– Витя, Витя, что с тобой?!

Мама заглядывала ему в глаза. Виктор протолкнул воздух в лёгкие.

– Кажется, – сказал он чужим хриплым голосом, – кажется, кошмар приснился.

– О, Господи!

Мария Ивановна засуетилась, вытерла подолом его мокрый лоб. Виктор с трудом встал, тело слушалось плохо. Футболка промокла насквозь, руки ходили ходуном, дыхание было болезненным.

– Горюшко! Сходи, умойся, на тебе лица нет! Я чаю заварю! Давай, давай!

Мария Ивановна подтолкнула сына в спину и поспешно вышла в сторону кухни. Через секунду загремел металлический чайник. Виктор тяжело посмотрел за дверь и сглотнул. За распахнутой створкой виднелась скамеечка у двери, его ветровка, плащ матери, слегка небрежно расставленная обувь. На больших часах была одна минута первого. Часы тикали, за окном шелестел дождь, шуршали проезжая редкие машины, каркнула разбуженная ворона. Виктор с трудом переставлял налившиеся свинцом ноги.

Богданов шёл, как сквозь воду, с опаской заглядывая за каждый угол. Он чувствовал себя так, будто пробежал марафон и не ел неделю. Вокруг всё было залито успокаивающим резким электрическим светом, но сердце всё ещё билось часто. Виктор подумал, что никогда больше не сможет спать в темноте. Его немного отпустило, когда он поплескал себе в лицо ледяной воды. В зеркале отразилось бледное сероватое лицо с внезапно проступившими складками между бровей и у губ.

– Вить, ты как? Я тебе в чай коньяку плеснула, – крикнула Мария Ивановна с кухни.

Виктор встряхнулся. Вообще, они оба не пили, но сейчас он понял, что чашка горячего сладкого чаю с коньяком ему не повредит. Он вытер лицо жёстким вафельным полотенцем и повернулся, чтобы выйти, когда в зеркале что-то блеснуло.

Кулон-пёрышко висел на его шее.

Пальмы за дверью.

Утро, солнечное и ясное, смыло страх. Виктор с трудом мог вспомнить, что точно ему приснилось. Но повинуясь какой-то странной мысли, пёрышко он всё-таки не снял.

– Мам, я сегодня надолго! – крикнул Виктор вглубь квартиры из прихожей. – Трудовая повинность.

Суббота, двадцать второе сентября. Ярославль расцветился. В зелени уже настойчиво проглядывала желтизна и багрянец. Горожане оделись в уютные плащи и модные курточки. На асфальте и брусчатке стояли лужи, в которых прыгали дети. Над тротуарами плыли цветастые зонтики. Мокрые дороги нарядно отражали свет фонарей. Небо стало мягким и каким-то плюшевым, солнце приятно гладило по щекам, облака нахохлились и стали похожи на сдобные оладушки. Воробьи деловито с многоголосым «чив-чив-чив» купались в песке. Пахло осенью.

Школьный сад тоже прихорошился. Яблони, груши, сливы и какие-то другие неизвестные Виктору деревья протягивали прохожим ветви, полные плодов. Кусты сгибались от усеявших их ягод, манили сочными тяжёлыми фруктами всех цветов радуги. Деревья плодоносили так буйно, что выглядели как щедро украшенные шарами новогодние ёлки. И пахли чем-то вкусным и сладким.

После короткого учебного дня с последним звонком захлопали открываемые с великим энтузиазмом двери классов. Ученическая река потекла в сторону долгожданной свободы. А Виктор поплёлся в учительскую, где припозднившиеся коллеги как раз заканчивали дописывать, дочитывать и одеваться.

– А собирать это всё будут? Жалко же, – спросил Виктор, рассеянно уставившись в окно и ни к кому конкретно не обращаясь.

– Конечно, соберут! Как не собрать? Целый фестиваль устроят, как и каждый год, – ответил Геннадий Саввич.

Геннадий Саввич был учителем ОБЖ, толстый, смуглый и забавно длинноносый.

– Фестиваль? – заинтересовался Виктор.

– Да, повариха варенья наварит, пирожков напечёт, школу листочками украсим, пир устроим, вино и пиво рекой! – громко хохотнул географ, Лука Фёдорович, невысокий красивый мужчина неуёмной энергии и чувства юмора. – Будем объедаться и плясать до упаду.

– Какое вино? – беззлобно возразил Геннадий Саввич. – Мы в школе!

– Всё время надеюсь, что вы про это забудете! – ухмыльнулся Лука Фёдорович.

С громовым «БАМС» он захлопнул классный журнал и зыркнул на Геннадия Саввича.

– Это Вам всё траву подавай, я люблю мясо и пиво!

Лука Фёдорович с этими словами панибратски приобнял Виктора. Богданов съёжился и покосился в ответ, но это ничуть не смутило Луку Фёдоровича.

– Каждому своё, – согласился Геннадий Саввич с умиротворённым кивком.

– Да уж конечно, – усмехнулся Лука Фёдорович и, наконец, отлепился от Виктора.

– А завтра знаменательный день, – вдруг сказала Майя Романовна, учительница астрономии.

– Воскресенье? – подал голос Харитон Корнеевич.

– Равноденствие! – важно ответила Майя Романовна, ткнув пальцем в потолок.

– Вот и приурочим! – воскликнул Лука Фёдорович.

– Учеников в выходной не соберёте, – шепнула учительница младших классов, похожая на гейшу.

– Тогда я приду один и сам всё съем! – нагловато заявил Лука Фёдорович.

– Нисколько не сомневаюсь! – хохотнул Харитон Корнеевич.

– Какой кулон у Вас интересный, – заметила вдруг Майя Романовна.

Учителя с улыбками машинально посмотрели на Виктора, чтобы разглядеть этот самый «интересный кулон». И улыбки мгновенно застыли на их лицах, превратившись в вымученные оскалы. Виктор опустил глаза и увидел, что пёрышко выпало из ворота футболки.

– Да, – протянул Виктор, пряча кулон, – случайно наткнулся в магазинчике. Когда призмы покупал. Этнический, кажется.

– Вам очень идёт, – проговорила Майя Романовна и с каким-то нажимом продолжила, – не снимайте никогда!

– Забавная безделушка, – отмахнулся Лука Фёдорович, – но мне кажется, она женская.

– Ничего подобного! – возмутилась Майя Романовна. – Он подходит каждому!

– Вам так понравилось? – не унимался Лука Фёдорович. – Может, Виктор Петрович и подарит его Вам.

Виктор смотрел удивлённо на спорящую парочку, но с ещё большим удивлением обнаружил, что учительскую охватило напряжение. Все следили за перепалкой острыми взглядами и, казалось, не дышали. Майя Романовна смотрела сосредоточенно и серьёзно, Харитон Корнеевич скорбно поджал губы. Учительница младших классов застыла с ещё более непроницаемым лицом, а Лука Фёдорович даже казался злым и раздражённым. Виктор поспешил прервать ссору.

– Конечно, Майя Романовна, я Вам его подарю, если хотите.

– Не стоит, Виктор Петрович, – тихо сказала она, не отрывая взгляд от Луки Фёдоровича.

– Носите его. Мне будет приятно, что такая прекрасная вещица останется у Вас.

– А у Вас скоро практика, да? – спросил Геннадий Саввич, разбивая не успевшую оформиться паузу.

Учителя разом встрепенулись и продолжили свои дела.

– Да, сегодня, вот сейчас и отправлюсь, – несколько натянуто ответил Виктор.

Теперь практика не казалась ему таким уж ужасным событием. Он планировал помочь ребятам с уроками, выжать из штрафников отработки и показать интересный эксперимент. В общем, воспринимал новую задачу с серьёзным энтузиазмом.

– Ах да… Я к Вам троих проштрафившихся направил, – продолжил Геннадий Саввич, пристально глядя на него.

– Дайте угадаю, Кривов и компания?

Виктор почему-то не сомневался в ответе. И тут Геннадий Саввич встал, вперевалочку подошёл к нему и внезапно обнял своими пухлыми руками, похлопывая по спине.

– Искренне желаю Вам удачи, – проникновенно сказал он, посмотрев Богданову в глаза.

Виктор опешил окончательно. Остальные учителя повторили пожелание удачи с самым серьёзным видом. Тут прозвенел спасительный звонок, и Виктор покинул учительскую, поминутно оглядываясь.

В триста первый кабинет он вошёл в задумчивом настроении. В классе сидело двенадцать человек. Действительно, Саша Кривов со своей свитой – Димой Вельским и Андреем Сорокиным, как всегда – на камчатке. На первой парте пламенела шевелюра Оли Светловой, две близняшки Медведевы пристально разглядывали свежий маникюр. Девятиклассник Берг вдумчиво рылся в рюкзаке. Слава Снегов из 6В качался на стуле. Вечно насупленный Руслан Агеев сидел, сложив руки на груди. Обиженный Ян Купала обернулся к Виктору. Георгий Асатиани барабанил пальцами какой-то ритм. Ещё там была какая-то младшеклассница, которую Виктор не знал.