Милюль - Вадим Шильцын

– Экий ты засранец! – грозно пробасил Сергей Пантелеймонович – вот возьму я ремень, да всыплю тебе так, как твой отец позабыл!

– Полно вам, Сергей Пантелеймонович – урезонила его тётка Юлия – он же мальчик. Это всем мальчикам свойственно. Романтизм…

– В гробу я видал подобный романтизм! – возразил Сергей Пантелеймонович, и тут же пообещал – Стюарду я непременно сверну шею. Раззява! Сидит в конуре и не глядит за дверью. Его для чего на корабль поставили?

– Угомонитесь – посоветовала тётка – он, может и виноват, но как ему ожидать такого фортеля? Он тоже человек.

– Видал я этих человеков! Все как один! Только о чаевых забота.

– Давайте, я со стюардом сама поговорю, а то вы и впрямь на себя не походите…

– Вместе поговорим – заключил Сергей Пантелеймонович.

– Вот и ладненько – обрадовалась тётка Юлия и, уже обращаясь к Милюль и Алексею, предложила – Вера и Алексей, надеюсь, вам не будет скучно вдвоём, пока мы с Сергеем Пантелеймоновичем проведём переговоры со стюардом. Никуда не уходите из каюты.

– Посмотри, нянечка, какие тут игрушки! – воскликнула Милюль, поднимая над головой одну из фарфоровых кукол.

– Опять двадцать пять! – отозвалась тётка Юлия – Что за блажь целый день? Никакая я не нянечка!

– Да, тётя Юля – спохватилась Милюль – это я оговорилась. Извини. Ты знала, что в этом сундучке столько сокровищ?

– Час от часу не легче! – всплеснула руками тётка – Вот, вы, Сергей Пантелеймонович, своего племянника ругаете, а мне с моей не легче. У меня порой такое ощущение, словно ей всю память поотшибало. Вера, ты сама третьего дня эти куклы в сундук складывала и печалилась, мол, они стали неинтересными, играть в них стало скучно, а игрушечные украшения тебя больше не радуют. Неужто совсем позабыла?

– Совсем – развела руками Милюль – тут ей стало грустно и захотелось плакать. Она и заплакала, а Сергей Пантелеймонович засмеялся:

– Только один реветь перестал, как другая начала! Да вы, как я посмотрю, два сапога – пара!

– Милюль, хватит сырость разводить! – подсела к девочке тётка – раз уж такое дело, я подарю тебе сейчас то, что собиралась только вечером подарить.

Сказав так, тётка ушла в спальное отделение каюты. Милюль перестала плакать и стала ожидать неведомого подарка. В это время Алексей равнодушно переложил с места на место бесценные куклы и занялся разбиранием матрёшки.

– Вот! – воскликнула тётка, внося в залу сафьяновую коробочку – это украшение мне подарила моя няня. После завтра исполнилось бы пятнадцать лет, как я берегла эту волшебную брошь. Но вчера я решила: раз ты выросла из игрушечных украшений, значит, пора подарить тебе настоящее. Носи её до тех пор, пока не почувствуешь, что тебя нашёл твой Иван Царевич. Меня, кажется, уже нашёл (тут тётка скосила глаза на Сергея Пантелеймоновича и густо покраснела). В общем, с днём рождения тебя, Вера. А торт будет вечером.

Тётка открыла коробочку. Милюль разочарованно подняла брови. В коробочке оказалась та же лягушка из зелёного малахита, что вчера на пристани вручала ей нянечка. Милюль взяла украшение в руки. Не могло быть никаких сомнений. Она самая. Те же красные глаза, те же золотые корона со стрелой и с обратной стороны пузико из белого кварца.

– Да-а – протянула Милюль – я уже видела эту брошку.

– Конечно, видела – согласилась тётка – я её часто носила и она очень тебе нравилась.

Милюль не стала возражать. Она разглядывала брошь и размышляла о чудесах, происходящих в её жизни, о днях рождения, следующих один за другим, о странных переменах в окружающем мире, о словах Сергея Пантелеймоновича про водонапорную башню.

Каюту раскачивало всё сильнее. Алексей разобрал матрёшку и начал снова её собирать, когда тётка Юлия прервала затянувшуюся паузу:

– Ну, дети, вы тут поиграйте, а мы пойдём со стюардом поговорим. Нет ли у него чего-нибудь от морской болезни. Лимонов, например.

Тётка вышла, увлекая за собой Сергея Пантелеймоновича.

Когда они оказались в коридоре – корабль заметно качнуло и тётка, будто случайно, привалилась к Сергею Пантелеймоновичу. Она смутилась, упёрлась в его широкую грудь руками, и, потупившись, произнесла:

– Ах, извините. Кажется, качка усиливается.

– Да полно извиняться! Я вам очень благодарен, Юлия Ивановна, за то, что вы помогли мне вернуть с палубы моего сорванца – тут Сергей Пантелеймонович сам качнулся в сторону тётки, но избежал тесного соприкосновения, упёршись рукою в стену. Тётка, находясь между Сергеем Пантелеймоновичем и стеной, опять же возразила:

– Да что вы, Сергей Пантелеймонович, не стоит благодарности. Я понимаю, что такое дети, и как человек переживает за них. Вся душа переворачивается, стоит только подумать, вдруг с ними что-нибудь случиться! – она подняла раскрасневшееся лицо и вперила очи в глаза потомственного купца первой гильдии. Корабль вновь качнуло, но Юлия устояла, прижавшись к стене. Сергея же Пантелеймоновича отшатнуло к стене противоположной.

– Всё равно, вы героическая женщина! – заявил он, не отводя взгляда – Я буквально преклонён перед вашей смелостью. Буря всё сильней с каждой секундой, а вы вышли на палубу и, как матрос, держали равновесие!

– Это не я держала равновесие, но вы держали меня. Боюсь, что я даже была вам обузой.

– Отнюдь нет, Юлия Ивановна, отнюдь нет! – воскликнул Сергей Пантелеймонович. В этот самый миг корабельная качка вновь кинула Юлию Ивановну в его объятия. Сергей Пантелеймонович принял её открытой грудью, обнял её стан обеими ручищами и поцеловал в сахарные уста.

Так они и замерли, целуясь посреди коридора, и никакая качка не могла уже разорвать их объятий. Тут, совершенно некстати появился стюард. Он деликатно кашлянул в кулак, не подозревая, что уподобляется в сей миг библейскому богу, низвергнувшему мужчину и женщину из райских кущ на грешную землю. Юлия Ивановна смутясь, отвернулась. Сергей Пантелеймонович, напротив, проявил мужественное рыцарство. Он оградил Юлию Ивановну от наглого взора супостата мощным плечом и спросил наглеца:

– Чего тебе надобно, голубчик?

Стюард изобразил смущение и даже притворно покраснел. Но по его глумливым речам вскоре стало ясно, что ничерта он, подлец, не смущается:

– Господа, шторм усиливается – сказал он довольно развязным тоном – в силу некоторых обстоятельств, мы вынуждены идти бортом к волне. Корабль будет сильно качать. Во избежание травм капитан настоятельно рекомендует всем пассажирам вернуться в каюты и принять горизонтальное положение.

Стюард стоял по центру коридора и умудрялся не кидаться на стены. Сергей Пантелеймонович, которому подобное равновесие давалось с трудом, строго обратился к нему:

– Милейший, мы как раз тебя ищем.

Тут Юлия Ивановна вспомнила, что именно стюарда они только что отправились искать, и спросила его прямо, без обиняков:

– Вы зачем оставили выход без присмотра? У нас мальчик шести лет, будущий офицер, выбежал на палубу и мы его еле вернули!

– Прошу извинения, мадам – ответил мошенник – господа из третьего нумера отказывались покидать палубу. Мне пришлось долго их уговаривать. Наверное, в это самое время я и не уследил…

– Можешь не оправдываться – благородно простил его Сергей Пантелеймонович – юному герою даже полезно ощутить силу стихии морской. Ты мне, лучше вот что скажи: Не будет ли у тебя какого лекарства от морской болезни? У нас тут малые дети, так что…

– Сию минуту по каютам разнесут лимонные леденцы. Не извольте беспокоиться. Я уже послал в ресторан человека. Единственно, я опасаюсь, он там может замешкаться, а через некоторое время выходить на палубу станет опасно. Придётся как-то потерпеть.

– Ну, это – форменное безобразие! Я вот сейчас пойду в каюту и свяжусь по телефону с капитаном – припугнул стюарда Сергей Пантелеймонович.

Стюард изобразил испуганное лицо:

– Ах, да, конечно, я сам сейчас же отправлюсь в ресторан! – он развернулся и стал удаляться, по-морскому борясь с качкой. Когда он открыл дверь и скрылся за нею, Сергей Пантелеймонович сказал задумчиво:

– Судя по упадку дисциплины, сильная буря надвигается.

– Вы полагаете, нависла какая-то опасность? – спросила Юлия Ивановна.

– Судите сами, Юлия Ивановна – если бы никакой опасности, зачем подчинённому спорить с начальством? Тот, посланный человек, давно бы уже вернулся из ресторана. А когда опасность, то своя шкура дороже должностных условностей.

– Но это только у лакеев так заведено – возразила Юлия Ивановна.

– Так, если бы на корабле были одни лишь благородные люди, никто бы надвигающейся опасности и не заметил.

– Неужели мы потонем?

– Вот, тоже, глупости! – Сергей Пантелеймонович прыснул в бороду, но, взглянув в расширенные очи Юлии Ивановны, поправился – Оставьте эти настроения. Только по палубе ходить опасно. Тут же мы как у Христа за пазухой.