Дело Каллас - Ален Жермен

– Ешь-ка лучше, вместо того чтобы строить тут разные сногсшибательные гипотезы!

– Ух ты, вкусно!

– Ты еще не пробовал моего яблочного пирога!

– Друзья, прошу вас, приезжайте почаще. Уже года три или четыре мы даже не нюхали фирменного домашнего блюда!

Раздавшийся телефонный звонок поставил точку в конце этого саркастического замечания.

– Hold on, please.[36] Это тебя. Твой напарник из Скотленд-Ярда.

– Алло? Да… да… – Прикрыв микрофон ладонью, он обратился к мужчинам: – Некий Лебраншю… вам что-нибудь говорит это имя?

– Да, это оперный критик. А в чем дело?

– Он хочет со мной встретиться.

– Это ты должен был встретиться с ним!

– Ты прав. Я уже записал его телефон и сейчас позвоню. Мы могли бы увидеться с ним после полудня. Он живет в пяти минутах ходьбы отсюда.

– Мы в полном распоряжении полиции ее королевского величества, не правда ли, доктор? – заметил Бертран, с наслаждением впиваясь зубами в теплую сдобную булочку, намазанную желе из красной смородины.

20

В то же самое время, в квартале Ноттинг-Хилл, в доме № 40 по Холланд-парк, Сара спокойно обдумывала события вчерашнего дня. Только что у нее состоялся длинный телефонный разговор с директором Королевского оперного театра, который умолял ее вновь выступать в главной роли, начиная с завтрашнего дня, если, конечно, здоровье ей позволяет. В противном случае он вынужден будет ангажировать другую певицу. Сара хорошо знала, что десятки сопрано со всего мира дорого бы дали за возможность петь в Лондоне. Знала она и то, что подняться на сцену после смерти Дженнифер Адамс – значит стать в глазах публики и прессы отважной дивой, способной к встрече с наихудшим во имя оперного искусства. Это позволило бы ей упрочить миф, которым уже стало обрастать ее имя. Она еще раз просмотрела заголовки в газетах: «От Кассандры до Кармен. Несравненная Штадт-Фюрстемберг пренебрегает всеми опасностями!» Несравненная Малибран, несравненная Каллас, несравненная Тебальди, несравненная Штадт-Фюрстемберг… Да, звучит это здорово! Еще одна подобная история – и такое желанное определение заменит имя Сара. Она сразу почувствовала себя выздоровевшей, но это еще не причина для того, чтобы быстренько согласиться на предстоящие выступления. Надо держать паузу, поддерживать момент напряженного ожидания и неуверенности у критики и «Ковент-Гарден». После этого ее примут с распростертыми объятиями, восхищением и благодарностью. «Хотела бы я видеть физиономию этой идиотки Саллак, когда она узнает о моем взлете! Чтоб она сдохла! Если перестанет дождь, схожу-ка я на блошиный рынок». Нет, это было бы неосторожным, ей следовало разыгрывать из себя безутешную коллегу, с трудом приходящую в себя. Одним словом, пока что она должна играть именно эту роль и не покидать квартиры. Хорошо еще, что в холодильнике есть все, нет только шоколада. А оно и к лучшему, от него у нее аллергия… Для поддержания боевого духа неплохо повозиться на кухне, да и для здоровья это полезнее. Для начала несколько улиток с медом и лимоном слегка обжарить на сковородке, добавив туда немного оливкового масла, соли, перца и чеснока, потом чуть протомить в духовке лазанью, ну а на десерт – взбитые с сахаром яичные белки. Тяжеловатая еда, но зато хорошо восстанавливает силы. Она проверила наличие ингредиентов и принялась за готовку по своему рецепту. Возникло неукротимое желание выпить белого вина: даже слюнки потекли. Она достала из холодильника бутылку холодного мюскаде и налила стакан.

– М-м-м… какая прелесть!

Напьюсь я, напьюсь допьяна…Напьюсь я, напьюсь допьяна…Идите все к черту!Напьюсь я, напьюсь допьяна…

Какая жалость, что в «Парижской жизни» нет сценической смерти! Оффенбах не мог знать, что обагренная кровью сцена могла бы стать его фирменным блюдом! Опять телефон! Наверняка врач хочет справиться о здоровье.

– Алло? Ах, месье Лебраншю… Нет, нет, вы меня не побеспокоили. Немного лучше. Да, я чувствую себя получше, но все это так надломило меня. Я понимаю. Очень любезно с вашей стороны. У меня впечатление, будто меня преследует рок. Бедная Дженнифер… она была таким хорошим товарищем… и так закончить… искромсанной, на вершине славы… это очень несправедливо. Пока не могу сказать, способна ли я снова выйти на сцену. Нет, полиция меня еще не допрашивала. Передайте своим читателям, что я потрясена происшедшим. Фотографию? Да, я могла бы поискать, но я так плохо в этом разбираюсь. Очень нужно? А не могли бы вы сопроводить свою статью фотографией покойной? Ну, коль вы так настаиваете, посмотрю, что я могу для вас сделать. Когда вам нужно это клише? О Боже! Уж и не знаю, хватит ли у меня сил искать… я так слаба. Дайте подумать… представления сегодня не будет, значит, пресс-секретаря тоже нет на рабочем месте. Нет, у меня нет его координат. Не хотите ли зайти ко мне, скажем, часам к пяти? У вас есть мой адрес? Да, он самый. Моя фамилия написана над домофоном. Если оправлюсь, постараюсь угостить вас чаем, но пока ничего не обещаю… Я вдруг вспомнила, что в моем чемодане есть фотографии, сделанные во время премьеры «Троянцев». Среди них, может быть, найдется одна или две, которые подойдут для вашей газеты. Да, крупным планом… конец акта, когда я умираю, может быть… В таком случае до скорого… Пойду прилягу…

Сияя от радости, она положила трубку. Ее фото будет на первой полосе «Мира меломанов»!

Напьюсь я, напьюсь допьяна…Напьюсь я, напьюсь допьяна…Идите все к черту!Напьюсь я, напьюсь допьяна…

21

В холле «Нелл-Гуин-Хаус» Эрнест Лебраншю ожидал инспектора Джонсона, который предупредил, что придет вместе с инспектором Лефаном и доктором Отеривом. Массивное английское кресло с наушниками, в котором он буквально утонул, находилось прямо напротив двери-турникета. Молодой портье-шотландец в синей униформе, состоящей из редингота с красными лацканами с позолоченными пуговицами и высокого цилиндра под цвет, от нечего делать развлекался, толкая створку и заставляя дверь вертеться. Журналист размышлял: поделиться своими умозаключениями с полицейскими или ограничиться интервью с ними для читателей газеты? Он снял очки, протер их и, прежде чем водрузить на нос, потер глаза. Пробуждение ото сна было тяжелым. Еще бы! Он вылакал всю бутылку виски, и даже если оно было чистейшим, этого количества хватило, чтобы свалить его мертвецки пьяным на кровать, где он и проспал одетым всю ночь. Обруч, стягивавший голову, похоже, начинал давить не так больно. «Должно быть, я бледен, как покойник, – подумал он. – Да и башка чугунная…»

Он уже попытался испробовать на себе целительный рецепт американских детективов из полицейских романов. Для обретения формы после вечерней попойки – черный подсоленный кофе, томатный сок и две таблетки аспирина, но это не принесло должного эффекта. Он встряхнул головой, чтобы избавиться от навязчивого образа окровавленной певицы, крепко засевшего в его мозгу, и сосредоточиться на только что состоявшемся телефонном разговоре с Сарой фон Штадт-Фюрстемберг. Действительно ли она больна? Или играла комедию? Он пытался вытянуть из нее что-нибудь, прозондировать почву. Может быть, она видела то, что не должна была видеть…

Инспектор Легран, показавшийся у первой створки вращающейся двери, разом прервал его размышления. За полицейским следовал доктор Отерив – Лебраншю вспомнил, что видел его по телевизору, – и некто третий, по виду британец, который, вероятно, и был инспектором Джонсоном.

Все трое были одеты в одинаковые непромокаемые плащи-реглан, слегка намоченные дождиком на плечах.

– Здравствуйте, господа. Спасибо, что удостоили меня своим посещением.

– Добрый день… Мы вас видели издалека вчера вечером в «Ковент-Гарден», – как бы между прочим заметил Бертран.

– А, вы тоже там были!

– К сожалению, там не было только меня, хотя мне и поручили это расследование, – уточнил Уильям, энергично пожимая руку критика. – Рад с вами познакомиться.

– Располагайтесь, вешалка у входа. Выпьете что-нибудь?

– Нет, спасибо, мы только что из-за стола, – почти хором ответили новоприбывшие.

– Тогда пройдем в тот уголок, там будет спокойнее.

– Охотно, – одобрил Уильям.

– Прошу вас.

– Могу я спросить вас, месье Лебраншю, почему вы пожелали встретиться со мной?

– Мне бы хотелось расспросить вас о ходе дела, инспектор Джонсон.

– Ах, а я-то надеялся, что у вас есть что мне сказать!

– Одно другому не помешает, но…

– Но? Вы можете говорить откровенно. Я слушаю вас.

– Может быть, нам отойти? – предложил Бертран.

– Нет, инспектор Легран, вы с доктором можете остаться. Проблема не в этом, – заявил Эрнест.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Уильям.

– У меня нет никаких доказательств для подкрепления моих гипотез, но, несмотря на это, я просто обязан поделиться с вами своими сомнениями по поводу мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг.