Повёрнутый. Триллер, любовь и куча благодеяний заставляют многих думать, что ты – повернутый (не путать с «Идиотом» Достоевского) - Игорь Ассман

– А Роб? – Я не удивился.

– Тот вообще ушел в себя. Даже забыл поцеловать меня в щечку, что он всегда делал.

– Дженни мне понравилась больше, – прошептал я, как будто раскрывая какой-то личный секрет. – Она способна на чувства, а он – нет. В этом вся разница, но она огромна.

– А я способна, Джон? – Кэт почему-то тоже задала вопрос шепотом.

Я мягко кивнул ей в ответ.

Чем-то она меня все же расстроила, я отказался обедать и понуро пошел к себе. Почему так происходило? Джейн сказала, что я – чокнутый, даже идиот, хоть и прекрасный. Кэт сделала то же самое, но мягче. Дженни совсем недавно повторила это, хотя и не мне в лицо. А Роб, судя по его виду, вообще меня не понимал, и может, даже считал просто идиотом, без уточнений. Что их так во мне раздражало, или чего они все не понимали? Я никогда не был с ними шутом, не пошлил, не разыгрывал из себя бог невесть кого… я вообще ничего не делал. В разговорах я не нес пьяный бред, не подкалывал, не язвил… ничего. Я просто был самим собой, честно отвечая на их вопросы.

Настроение падало катастрофически. Но я уже знал из-за кого. Чем-то я рассмешил и одновременно огорчил Кэт, и именно сегодня. Последнее провоцировало боль, но только в душе. А этого для меня было более чем достаточно. Почему-то мне жутко захотелось вернуться в свою небольшую квартирку, а еще лучше сесть в кафе и ждать, пока Джиовани принесет мне кофе. Только чтобы на улице кроме меня никого не было. Потом копаться в Интернете, ни от кого не зависеть, и продолжать мою двойную жизнь, к которой я уже очень привык.

Неожиданно я потянулся и дернул за шнурок. Мэри появилась незамедлительно. Я попросил ее передать Кэт, чтобы она зашла. А когда та вышла, стал собирать вещи.

– Джон, ты что, спятил?! – от голоса Кэт я даже вздрогнул. Она стояла на пороге, и, видимо уже полностью оценила картину. – И не думай! – Она сделала шаг вперед, и закрыла за собой дверь.

– Я все равно уйду, и ты меня не остановишь. – Я опять опустил голову. – Сегодня я тебе сделал больно. Но, даже не понимая чем, я предпочитаю не повторять этого.

– Больно? – Кэт подошла ближе, почти вплотную, и взяла меня за подбородок. Потянув его немного вверх, она все же смогла встретить мои глаза, и просто в них впилась. – Сядь, Джон, нам надо поговорить. – Ее тон не подлежал возражению, и я покорно опустился на стоящую рядом со мной кровать. Кэт последовала моему примеру.

– Я просто поражаюсь, – начала она, не отводя от меня своих зеленых глаз. – Да, ты мне сделал больно, но ты даже и понятия не имеешь чем именно.

Я молчал, но смотрел в ее глаза. – Убери руку, – попросил я ее. – Я буду сам на тебя смотреть.

– Джон, ты ничего обо мне не знаешь, ничего. – Она убрала руку. – Когда я была девочкой, а потом девушкой и женщиной, я просто обожала природу. Я радовалась каждому дню, каждому лучику солнца, каждой минуте жизни. Мои родители разделились на два лагеря: мать была за меня. Вернее, я полностью пошла в нее. Во всем, абсолютно во всем. А отец хорошо умел делать деньги. Он уже давно махнул на меня рукой, а когда мы разговаривали с мамой, он крутил пальцами у виска, и только вздыхал. Они оба погибли в один день, в одной и той же машине. На меня свалилась просто гора наследства. И именно она меня и придушила. Это была лавина, она накрыла меня с головой, я задыхалась, не зная, что мне делать, куда идти…. Я чуть тогда не свихнулась. Но дни шли, и я сделала свой выбор. Вернее, за меня их сделали те же деньги. Мне стало жалко отца, его трудов, его банка. Я вступилась за него и потянула эту нить. Да, сегодня я смогла бы смело и с честью взглянуть ему в глаза. Ему, но не матери. Этот банк, эти деньги, за считанные годы перевернули меня и поставили с ног на голову. Я просто сошла с ума, Джон. Но это я поняла только сегодня. Если бы ни ты, я никогда бы не осознала, какую ошибку я сделала…, боже, неужели можно так ослепнуть! Боль, меня сегодня пронзила боль, только не из-за тебя, а из-за меня лично. Когда ты рассказывал о природе этим двум, пропитанным деньгами, старикам, я просто очумела, одурманилась каждым твоим словом. Я вспомнила себя, и то, что тогда я говорила, наверное, точно так же. Джон, ты не поверишь, но мой разум раздвоился, прямо во время разговора. Именно поэтому я просто не прекратила его, хотя и могла это сделать. Ты чувствуешь свою вину? Да ты просто победил их сегодня, их, и меня тоже. Я вспомнила себя, и мне хотелось смеяться, как ты уложил всех на обе лопатки. Я радовалась, ликовала и смеялась, даже торжествовала. Но завтра мне надо быть опять в моем банке, и продолжать то, что я выбрала в жизни. Вот это и есть та боль, о которой ты сказал. И после всего этого ты бросишь меня на распутье? Да я уже не пойду ни к одному психиатру. Я просто напьюсь таблеток и усну сладким сном, у меня даже нет сомнений, что я это сделаю. Нет, Джон. Каким-то образом ты разбудил меня, вернее, начал будить. Бросить полусонного человека, это как предательство. Или разбуди его до конца, или дай ему заснуть, только не бросай в таком состоянии. Посмотри мне в глаза, и ты все в них прочтешь, даже то, чего я тебе не сказала. – Неожиданно она уткнулась головой в мою грудь и разрыдалась.

Глава 12

Никто за всю мою жизнь еще не рыдал на моей груди, и я почувствовал себя плохо, моя рубашка уже намокла в этом месте. Я осознавал, что ее коротенький рассказ это лишь выжимка, жалкий экстракт из всего, что с ней случилось, и что она пережила. Но и его мне хватило, чтобы поймать нить, то есть содержание. Кэт рыдала, не переставая, ее тело иногда вздрагивало, и я слышал лишь всхлипывание, перемешанное с какими-то не членораздельными звуками. Моя рука автоматически легла не ее плечо, прижимая ее голову еще ближе.

– Джон…. Милый…. У нас всегда были кошки…. Три, и две собаки…. Моя комната и мамы были заставлены горшками с цветами…. И был сад, я выкапывала на зиму нарциссы и тюльпаны…. Я просто жила в нем….

Только сейчас, связывая ее отдельные фразы, я вспомнил, к чему она мне это говорила. Недавно я сказал ей о цветах и о кошках, наверное, с укором, а сейчас пожалел об этом. Я уже о многом жалел, и вообще не знал, что мне сейчас делать и как выйти из этой ситуации, не причиняя ей еще большую боль. Бросить ее сейчас? Она была права, это было бы не честно. У меня защемило сердце, сильно, по-настоящему, но язык просто не поворачивался что-либо сказать. Я верил почти, или каждому ее слову, даже насчет таблеток. В ее жизни все произошло наоборот, чем у меня. Сначала она была такой же, как я сейчас, а потом превратилась в такую, каким я был до развода с женой. Несмотря на это, связь наших жизней чувствовалась так близко, что, она и я все же понимали друг друга. Вернее, старались понять. Вдруг меня заклинил один вопрос. Что же мне с ней делать? Усыплять, как она сказала, или пытаться разбудить? Она была между тем и другим, как бы висела в воздухе, и мне показалось, что старания перейти на какую-либо одну твердую позицию сейчас одинаково трудны. Но на какую именно??? Для себя я уже знал ответ, но можно ли было мне решать за другого человека? Имел ли я на это право? Четкого ответа не было, и я понял, что и не будет. За себя должен решать сам и каждый, быть посредником в этом процессе было неоправданно, и нелогично. Лично я не хотел бы, чтобы мою судьбу за меня решал бы кто-то еще, а не я лично. Значит, и мне не стоило никуда лезть.

Тем временем, всхлипывания и вздрагивания прекратились, и я даже подумал, что она просто уснула на моей груди. Я боялся пошевелиться, но чувствовал, что моя спина уже начинала побаливать, положение было неудобным, ее голова уже давило на мое тело и я даже ослабил руки, перестав ее прижимать за плечи.

Не знаю, сколько прошло времени, но Кэт постепенно отпрянула, и уже просто молча, сидела, упершись взглядом, наверное, в пол.

Я тоже молчал, мне хотелось ее как-то утешить, но я абсолютно не знал, как это сейчас сделать, и вообще, надо ли это было ей. Но попробовать стоило.

– Кэт, я никуда не уйду. – Тихо сказал я. – Забудем, я был не прав. Ты молодец, что все мне рассказала. Поверь, в чем-то я тебя понимаю, и рад, что ты меня тоже. Это – очень хорошо, даже прекрасно, и давай на этом закрепимся. Хотя бы сейчас, в данный момент. Мне не стоит открывать рот в присутствии твоего окружения, но я могу полностью выговориться с тобой наедине. Для меня этого достаточно. – Я ждал хоть какой-то ее реакции.

– Угу, – тихо прошептала она через пару минут.

Мне просто было нечего больше ей сказать. Я потянулся и дернул за шнурок. Кэт сидела спиной к двери, и я попросил появившуюся Мэри принести нам обоим кофе. Мысль оказалась хорошей, и уже через четверть часа мы сидели и хоть что-то делали, то есть пили. Это было лучше, чем ничего.

Наконец, и кофе было допито, а никто не проронил ни слова. Кэт неожиданно поднялась и направилась к двери. А я просто провожал ее тревожным взглядом. Мысль о таблетках все же запала в моем сознании. Но ведь она выговорилась и выплакалась, значит, хоть немного освободилась, и мне нечего было бояться за ее последующее поведение. Но я все же боялся. А что я в принципе мог бы сделать? Я даже никогда не бывал в ее комнате, и не имел права войти туда и сейчас. Значит, будет, как будет, если ты не в силах что-либо изменить.