Слезинки в красном вине (сборник) - Франсуаза Саган

– Маменька… – начала девица, – матушка сказала бы…

Она осеклась, покраснела и почти выкрикнула: «Я извиняюсь!» – после чего ускакала прочь одышливым галопом.

«От которого стекла дрожат», – подумал с преувеличением Шарль-Анри. Но преувеличение, видимо, было ничтожным, потому что это бегство вызвало за его спиной знакомый смех, который смолк, лишь когда он обернулся и прижал дальнюю родственницу к себе.

Воспоминания… воспоминания…

«Лендровер» мчался на полной скорости к третьему лагерю, и сидевший за рулем Вильгельм Ханс, профессиональный охотник, чувствовал странное облегчение. Хотя сэр Глатц и его жена Анна были идеальными клиентами для сафари: молчаливые, вежливые, сдержанные. К тому же заплатили вперед. За десять лет охоты на диких зверей Ханс всякого навидался, но тут робел, особенно перед сэром Глатцем. Все в нем: близорукие глаза, седые волосы и необычайно ловкое тело – Ханс видел, как он выпрыгнул из машины практически на ходу, – смутно тревожило его, как живой анахронизм. Жена была, конечно, моложе, но при этом уже сгорбленная, какая-то уклончивая, еще красивая, быть может, но странная, и они так мало говорили между собой.

«В конце концов, – подумал Ханс, – мы еще ничего не подстрелили, но они же англичане, а у англичан силен спортивный дух, это общеизвестно».

– Остановимся здесь.

Он поднял руку в закатное небо, и две шедшие позади машины остановились, как раз вовремя. Бои тотчас же нарочито засуетились, разбивая палатки, в который раз заставив его улыбнуться. Опять они ломали свою комедию перед туристами, так дорого платившими за то, чтобы их растрясли посильнее. Но переигрывали.

– Хотите выпить чего-нибудь? – спросил Ханс учтиво. – Из-за всей этой пыли вас наверняка мучает жажда.

Сэр Глатц помог своей жене вылезти из машины, скорее механически, чем заботливо.

– Давайте сюда, дорогая, – сказал он. – Сейчас как раз ставят вашу палатку. Сможете отдохнуть.

И опять его жесткий, почти тевтонский акцент резанул Ханса по уху. Но, в конце-то концов, ему плевать. Все эти набитые долларами люди, считавшие себя охотниками только потому, что имели их достаточно, чтобы приобрести хорошие ружья, превосходные билеты на самолет, комфортабельные кемпинги и даже его собственные услуги… все эти люди теперь были ему противны. Как они могут верить, будто дичь можно купить или что она камикадзе?

– Сожалею, – начал он вежливо, – сейчас у нас нет шансов.

Он резко осекся, потому что из-за низкого солнца лоб сэра Глатца пересекла косая тень.

– Видите ли, – сказал Глатц, – мы сюда приехали не совсем охотиться. Моя бедная жена Анна вам это подтвердит.

«Очень хорошо, – подумал Ханс, – должно быть, этот тип просто хочет проветриться, или любит делать фото, или ему осточертел Лондон».

Он улыбнулся, но тот уже продолжал устало:

– Я приехал сюда, чтобы убивать. – Посмотрел Хансу прямо в выцветшие глаза и засмеялся: – …убивать зверей, разумеется. Люди, знаете ли, нынче немного дороговаты.

«Этот англичанин – псих», – подумал Ханс, но, едва не хохотнув, снова испытал какой-то страх, хотя психи ему уже попадались, причем самые разные: мифоманы, импотенты, снобы, лжесамцы, люди с деньгами. Однако этот бронзовый, орлиный, почти чеканный профиль под белыми волосами сбивал его с толку.

– Откуда вы? – спросил Глатц, положив ладонь на рукав Ханса, и тот, к собственному изумлению, вздрогнул.

– Из Амстердама, – сказал он поспешно.

– Давно? Я хочу сказать, сколько вам лет?

Казалось, теперь он говорил рассеянно. Бои поставили палатки, разожгли костер для ужина. В сентябрьской саванне было хорошо, сухо и тепло. Ханс глубоко вдохнул ее запах – животных, травы и болот, который так любил, и улыбнулся своему странному клиенту.

– Я? Ах да, родился в сорок первом.

– Поздновато, – сказал сэр Глатц, – слишком поздно.

Он остановился, посмотрел на свою ногу, обутую в ботинок, потом на сигарету «Кравен», которую держал в руке. Какое-то мгновение казалось, будто он устанавливает отношения между тем и другим, оценивает. Потом бросил сигарету и раздавил подошвой.

– Завтра, – сказал Ханс, не слишком забегая вперед, – отправимся охотиться на слона. Вот увидите, они и в самом деле впечатляют!

– Слишком большие, – возразил Глатц. – Меня впечатляет не сила, а слабость. А вас нет? – И, не дожидаясь ответа, удалился.

В конце концов, Хансу было плевать. Он читал Хемингуэя и Лондона и прочих, но все это не нашло в нем отклика. Он ведь просто делал свою работу, как мог. Ему чуть ли не захотелось объяснить это странному типу. Впервые один из этих проклятых туристов внушал ему чувство вины. Ханс вздохнул и машинально, опасаясь всегда возможного пожара, посмотрел на землю. Сигарета сэра Глатца была так расплющена, раздавлена и вмята в землю, что он слегка попятился. Этот окурок погасила нога человека, обезумевшего от ярости.

– Ну и где эти звери?

Сэр Глатц раздражался. Машина подскочила еще раз, и Ханс еще раз осмотрел саванну в бинокль. Ничего. Глатцам решительно не повезло. Но как объяснить людям такого пошиба, что им не повезло, что их экспедиция напрасна, нелепа и фальшиво опасна? Ханс пожал плечами.

– Сожалею, сэр, – сказал он, – я не думаю…

– Чего вы не думаете? – Голос Глатца был очень резок.

– Не думаю, – продолжил Ханс, – что мы сможем найти – сегодня, во всяком случае, – подходящую дичь.

Рядом с ним раздалось нечто вроде смеха пополам с кашлем. Он бросил взгляд на своего соседа, которого и впрямь что-то сильно позабавило.

– Подходящую! – воскликнул Глатц. – Так вы, значит, думаете, что я приехал сюда убивать что-то подходящее?

Тон его голоса был таким презрительным, что Ханс побледнел.

– Как я вам уже сказал, – продолжил Глатц, – я приехал сюда убивать. Что – неважно.

Эти последние слова, процеженные сквозь зубы, ошеломили Ханса.

– Антилоп, например, – добавил Глатц.

Накануне им сообщили о стаде антилоп на северо-западе, но какой интерес они могли представлять для охотника? Оба посмотрели друг на друга.

– Это было бы просто убийством, – сказал Ханс, – и довольно неприглядным.

– Для вас, – уточнил сэр Глатц. – Для вас, может быть…

И Ханса, хорошего охотника, это как громом поразило.

Но уже появились клубы пыли, уже угадывались животные в той стороне, и сэр Глатц уже властно указывал ошеломленному бою направление на стадо.

Им пришлось выйти из машины и углубиться в лес. Ханс поддерживал женщину, ведя ее сквозь траву и неловко пытаясь успокоить.

– Будет вам, – говорил он, – не бойтесь. Сэр Глатц по-настоящему ничем не рискует. Антилопы…

Но осекся. Не может же он сказать бедной женщине, что антилопы явились сюда прежде всего ради любви и уже обеспеченного на этот сезон приплода, а ее супруг – лишь ради гнусной бойни. И потому был удивлен, когда женщина стиснула ему запястье.

– Остановите это, – сказала она.

Он повернулся к ней.

– Иначе он снова начнет.

Теперь она шептала, и ее шепот в этом слишком зеленом лесу испугал его, словно непристойное предложение.

– Что начнет?

Он услышал собственный голос, прозвучавший хрипло и глупо. Почувствовал, как женщина напирает на него.

– Снова начнет, как в Дахау, – сказала она.

И ему все стало ясно. Этот мерзавец, желавший убивать антилоп, великолепный, хоть и такой гортанный английский, изможденная жена… Как же долго Глатц сдерживал свои мерзости, инстинкты и пристрастия? Нацист! Стал сэром Глатцем, приспособился к новым условиям, готовил себе счастливую, тихую старость… пока снова не почувствовал вкус крови на губах, как бывает у некоторых псов. Мерзавец!

Теперь Ханс бежал по лесу. Бежал и молился, а когда услышал выстрелы, наддал ходу. Увидел всех возвращавшихся боев, которые расступались перед ним, отводя глаза. А через сто метров увидел его. Маньяка шестидесяти четырех лет со светло-голубыми глазами, белыми волосами и чудовищным прошлым, который убивал детей, антилоп, евреев, доброту, кротость… Потрясенно увидел, как тот целится и, улыбаясь, убивает саму прелесть мира. Секунду животные с удивлением в глазах конвульсивно содрогались на земле. Их там было уже десятка три.

– Сэр Глатц, – сказал Ханс почти вежливо.

И палач обернулся, улыбнулся, поднял руку и гордо указал на свою гекатомбу.

– Знаете, – сказал Ханс, – я ведь тоже еврей.

Во взгляде Глатца вспыхнуло безумие, и он отреагировал так быстро, что Ханс попал первым почти случайно. Тот умер без жалоб, как настоящий эсэсовец.

«Обмен»

Скромное осеннее солнце озаряло Англию, постепенно удлиняя на все еще ярко-зеленом газоне массивную и торжественную тень башен Фаунтлерой-кастла. Теперь многочисленные посетители замка, разбившись на говорливые группы, направлялись под бдительным, но усталым взглядом смотрителей к потайному ходу. Было уже около шести часов вечера, и замку вскоре предстояло закрыться для этих докучливых гостей. Только одна маленькая группка еще пробегала рысью по большому коридору второго этажа. Экскурсовод, обеспокоенный и смущенный, как и всякий раз, когда хозяева, «их милости», пребывали в своем жилище, спешил, а потому не заметил, что юный ловкач Артур Скотфилд спрятался за какими-то доспехами.