Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера - Том Дункель

о положении Осецкого, благодаря чему возникло целое международное движение. Более 500 сторонников из 13 стран выдвинули его на Нобелевскую премию мира 1935 года[119]. Германский эмигрант Альберт Эйнштейн присоединился к этому движению[120]. Первоначально кампания была всего лишь способом выказать свое отношение к Гитлеру, но вскоре приобрела практический смысл. Почему не признать одинокий голос, который осуждает ремилитаризацию Европы и подвергается чудовищным пыткам за свою позицию?

К раздражению Нобелевского комитета в Осло, загадочный кандидат успешно набрал голоса. Немецкое правительство ожидаемо выразило неудовольствие этим фактом. Одна нацистская газета советовала норвежцам «не провоцировать немецкий народ, вручая премию предателю»[121]. В ноябре комитет принял безопасное решение — вообще не присуждать Премию мира в 1935 году. Положение Осецкого это решение никак не облегчило. В том же месяце помощник президента Международного Красного Креста, Карл Буркхардт, посетил лагерь Эстервеген и встретился с Осецким.

Судя по увиденному, никто в Германии не обратил внимания на составленную Францем Гюртнером служебную записку о пытках в концентрационных лагерях. Нобелевский номинант предстал перед ним «трясущимся, смертельно бледным существом, не испытывающим никаких чувств; один глаз у него заплыл, несколько зубов были выбиты, он подволакивал сломанную и плохо зажившую ногу… Этот человек достиг высшего предела страданий, какие только можно себе представить»[122].

После очередного избиения охранники потребовали, чтобы Осецкий подписал заявление об отказе от любой критики немецкого правительства[123].

Он не отрекся ни от единого слова.

10

Враги государства

Несмотря на стесненность в средствах, Дитрих Бонхёффер и 26 семинаристов в марте 1936 года совершили десятидневную поездку в Швецию. Там они встретились с двумя лютеранскими архиепископами, выдающимися экуменистами, друзьями Джорджа Белла. Бонхёффер несколько раз выступил публично[124]. Датская и шведская пресса уделили этому визиту большое внимание. В некоторых стокгольмских газетах писали даже, что приехавшие в страну немецкие христиане «подвергались преследованиям» в Германии.

Противник Бонхёффера в отделе внешних связей Национальной протестантской церкви, Теодор Хеккель, обратился к сотрудникам немецкого посольства в Стокгольме и потребовал следить за пастором Исповедующей церкви, «поскольку его влияние не способствует интересам Германии». Хеккель также написал во внутренний комитет Национальной церкви. По его словам, он «чувствует себя обязанным» известить всех, что Бонхёффер «пацифист и враг государства»[125].

Пока Бонхёффер находился в Скандинавии, Гитлер пошел на первую военную провокацию. Он приказал немецкой армии занять Рейнскую область — это было запрещено по Версальскому договору, но на сентябрьском съезде в Нюрнберге Германия аннулировала этот договор. Рейнская область — узкая полоска немецкой земли вдоль границы с Францией. После войны она была объявлена демилитаризованной зоной — для защиты Франции от возможных нападений с этого направления. Французское и британское правительства, опасавшиеся войны, предпочли не заметить демарша Гитлера.

Вернувшись в Финкенвальде, Бонхёффер сделал провокационный шаг: он — вопреки дискриминационному Пятому закону правительства — рукоположил двух пасторов Исповедующей церкви. В июне представители Исповедующей церкви подали в Рейхсканцелярию большой меморандум, в котором критиковали «борьбу с христианской церковью» со стороны нацистского правительства и систему ценностей, которая «навязывает христианам антисемитизм и заставляет ненавидеть евреев». Пасторы выражали обеспокоенность тем, что «фюрер стал объектом поклонения, которого достоин только Бог»[126].

Вряд ли этот меморандум попал на стол Гитлера. Но трения между церковными диссидентами и государством еще более усилились во время подготовки Берлина к летним Олимпийским играм 1936 года. Бонхёффер побывал в Берлине в августе, вскоре после открытия Игр. В книжном магазине он увидел открытку с тревожным посланием:

Мы, закрыв Олимпиаду, Надаем ИЦ по заду. Не забудем про евреев, Всех ублюдков одолеем.

ИЦ — это была Исповедующая церковь. Несчастья не заставили себя долго ждать. Двухнедельные Игры начались 1 августа. Всего через шесть дней у Бонхёффера отозвали лицензию на преподавание — на основании того, что он продолжал сотрудничать с находящейся вне закона семинарией проповедников, а также из-за самовольной, неодобренной Министерством образования поездки в Данию и Швецию. Кроме того, штурмовики СА (после убийства Рема их стало меньше, но они по-прежнему были грозной силой) жестоко избили молодого пастора Исповедующей церкви в Бранденбурге. В октябре арестовали двух бывших семинаристов Финкенвальде. Их отправили в новый концлагерь близ Берлина, Заксенхаузен[127].

В то же время в новостях вновь появился самый известный враг немецкой нации. Двадцать четвертого ноября 1936 года Нобелевский комитет изменил решение и присудил Премию мира за 1935 год Карлу фон Осецкому. Денежное выражение премии составило 39 тысяч долларов США[128]. Американский посол в Берлине Уильям Додд пытался избежать политических последствий этого решения. Он неуклюже заявил: «Хотя Осецкий и смелый человек, его вряд ли можно считать достойным статуса нобелевского лауреата»[129].

Сторонники Осецкого в Нью-Йорке не считали себя обязанным вести себя дипломатично. Они устроили праздничный митинг в колледже Купер-Юнион. Мэр Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардия заявил, что благодаря конституционной защите подобные выступления в Соединенных Штатах не требуют особой отваги, но в нацистской Германии «на это способен только настоящий человек». Карл фон Осецкий стал таким человеком и заслужил Нобелевскую премию. «Это постыднее для гитлеровского правительства, — добавил мэр, — чем любые демонстрации всего мира»[130].

Нобелевский комитет заявил, что отдает честь Осецкому как человеку, «который борется за свободу мысли, свободу слова и свободную конкуренцию идей»[131]. Оставалась одна проблема: сам Осецкий по-прежнему пребывал за решеткой. В июле, когда толпы журналистов съехались в Германию на Олимпиаду, его перевели из концлагеря в берлинскую больницу Вестэнд, где продолжали содержать под охраной.

«Если правительство Германии позволит, я был бы счастлив поехать в Норвегию, чтобы принять премию, — сказал Осецкий репортеру журнала Time, которому удалось попасть в больницу. — В Нобелевской речи я не стану копаться в прошлом»[132].

Нобелевская речь Осецкого так никогда и не прозвучала. Разъяренный решением Нобелевского комитета Гитлер объявил, что больше ни один немец никогда не примет этой премии ни в одной категории. Третий рейх сам учредит ежегодную премию за достижения в области науки и искусства. Вдобавок семья