Каникулы - Николай Иванович Хрипков

пенсию по инвалидности. Зачастую по ночам, особенно в праздничные дни или когда приезжала из Старосибирска какая-нибудь дворовая музыкальная команда, машина «скорой помощи» едва успевала отвозить пострадавших. В нескольких точках шел реальный мордобой и подходить туда близко не следовало, поскольку под горячую руку попадали все близко стоящие и проходящие. Пахом огибал такие места, проходил сторонкой, стараясь никак не обратить на себя внимание. Запищал телефон. Выдернул его из кармана.

— Да, Серега! Слушаю! Что у тебя?

— Иди на выход! Жди меня! Я сейчас там буду! Конец связи!

«Наверно, нашел! — обрадовался Пахом. — Да и где они еще могут быть, как не тут. Такие мероприятия они не пропустят». Пошел.

У выхода его ждал Серега. Озабоченный.

— Что-то случилось? У тебя такой видок!

— Расскажу! Пойдем!

Они пошли к воротам. Это была массивная конструкция, сваренная из труб и выкрашенная в голубой свет. Когда дискотека не работала, ворота были закрыты на замок.

— Их здесь нет, — сказал Серега. — Вот так-то!

«Просто плохо искали, — подумал Пахом. — Может, бухают где-нибудь в кустах или уже готовые. Но в таком случае шансов найти их у нас нет».

— Ты уверен? С чего ты взял?

— Занялся небольшим опросом. Ведь здесь почти все друг друга знают. А этих подонков тем паче. И вышел на его одноклассников. Они говорят, что всех четверых уже второй день нет в школе. Учителя сильно не парятся, потому что у них такое не в первой. Здесь их тоже никто не видел. Дискачи они никогда не пропускают. Отрываются здесь по-полной. Зажигают, пьют, пристают к девчонкам. Ну, и само собой дерутся. Их никто не видел.

18. СОЧУВСТВИЕ ВСЕМ УЧИТЕЛЯМ

Пахом снял с газплиты шкворчащую и стреляющую горячим маслом сковородку. Они угрюмо стали ковыряться в глазунье, потягивая пиво. Пиво было теплое, а холодильника на даче не было. А найти магазин с холодильником не догадались.

— Пиво здесь подешевле, чем в Старосибирске, — произнес Серега. Пил он маленькими глотками. Пахом уже начал вторую бутылку. А он еще с первой не мог разделаться.

— Ага! — кивнул Пахом, как будто его сейчас могли занимать мысли о цене пива. Но отвечать как-то надо. Молчание их тяготило.

Что же могло случиться? Куда они исчезли? Может, уже сдохли?

— Да не парься ты так, Пахом! Завтра всё выясним. У Филиппа же брат мент.

Серега почесал грудь под футболкой и зевнул, прикрывая ладонью рот. Зубы у него были замечательные. Каждое утро он их чистил не менее четверти часа.

— Грохнуть же всех четверых сразу не могли, ясен пень! Да и кому они нужны! Где-нибудь бухают.

— А может, — сказал Пахом. — Мы, то есть я, где-то засветился. Кто-нибудь из них увидел меня? И насторожился. Зачем я сюда приехал? Тут большого ума не надо, чтобы догадаться. Вот и залегли на дно.

Серега хмыкнул. У него это означало полное несогласие с собеседником. Пиво, хоть и теплое, он допил до последней капли. Но вторую бутылку не стал распечатывать.

— Они решили залечь на дно. Напугались. А может, и сами за нами втихушку следят. Надо быть повнимательней.

Серега опять зевнул. Его явно клонило в сон. Тем более, что он придерживался режима дня. А сегодня явно выбился из него.

— Что же ты несешь ерунду? Слушать скучно.

Серега поднялся и выбросил пустую бутылку в помойное ведро. Когда будут уезжать, надо будет всё убрать за собой. Порядок прежде всего!

— Не неси ерунды! Они не могли тебя запомнить. В парке было темно. Да и жахнутые они были. Одно только поняли, что ты нездешний. А нездешних они не любят. К тому же, когда ты выходишь, внешность меняешь. То с усами, то с бородкой, то кучерявым становишься, то очкарик. Кстати, из тебя бы вышел неплохой артист. Никак ты засветиться не мог. Никак! Да они уже и забыли думать о том инциденте. Впрочем, я слишком о них высокого мнения. Они вообще не думают. Приматы! Где-нибудь у какого-нибудь на хате. Нажрались по-свински, что даже на любимый дискач не смогли копытами двигать. Может, обкуренные. Кто-нибудь подогнал серьезную дозу. Не бери в голову! Давай-ка спать, дружище! Утро вечера мудреннее! Вот завтра и покумекаем.

Пахом не мог уснуть, ворочался, чесался, несколько раз выходит на крыльцо курить. Какое чистое звездное небо! Сколько же их там этих звезд? Улететь бы отсюда! Серега посапывал. Ему хорошо. Он не курит. Пахом сидел на кровати, глядел на умиротворенное лицо друга. Цвет от луны был очень ярок. Изредка Серега переворачивался. Порой чему-то улыбался…

Над самым его ухом раздалось, как гром:

— Подъем! Хватит дрыхнуть? Нас ждут великие делаЙ

— Что такое? — переполошился Пахом. Спросонья ничего не понял.

Он открыл глаза. Стал протирать их.

— Здоров ты спать! Знаешь, хоть сколько времени?

Когда они уже вышли на крыльцо, в калитку зашел мужик лет пятидесяти, широкомордый, с пузом, на котором морщинилась майка. Рожа у него была опухшая. Он остановился и пробормотал (было понятно, что зубы у него далеко не все):

— Пацаны! Дайте закурить! Видите, как уши опухли? Выручайте!

Он потрогал мочку уха. Как будто она была, действительно, опухшая.

Пахом сунул руку в карман, но Серега остановил его, перехватив его руку и отведя ее в сторону. Пахом посмотрел на него удивленно. Серега цыкнул, так он делал, когда кто-то косячил или что-то ему не нравилось.

— Не курим мы! Понял?

— Блин! — расстроился мужик. — Ну, тогда подбросьте рубликов на пивишко. Похмелон…Сами понимаете!

Он заматерился. Явно был расстроен.

— Мужик! — сказал Серега. — Мы бедные российские студенты, а не отпрыски олигархов. Живем от стипендии до стипендии, иногда подрабатываем тяжелым трудом на разгрузке вагонов. Так что деньги у нас обычно не водятся. Тем более летом. Сейчас, к примеру, нам приходится питаться окружающей нас растительностью. А на мясо употребляем мышатину и тараканину. Можем поделиться с тобой.

— Блин! — затянул мужик. — Чо такая непруха! С самого утра!

— Так что иди с миром, человече! Гуляй по просторам родного города. Может, чего и обломится. Благословляю тебя на сей труд!

Мужик поднял мутный взгляд, махнул рукой и пошел дальше вдоль улицы, заглядывая во дворы с надеждой, которая, впрочем, таяла, что он найдет спонсора на свою больную голову. Бедные-бедные люди!

— Дали бы несколько рублей! — сказал Пахом. — Пожалел! Чего ты так?

— Слушай, дружище! Если ты ему сейчас дашь несколько рублей, он каждый день будет приходить сюда попрошайничать, просить рубли, закурить. Я знаю этого рода публику. Нам это надо? То-то же! Надо отшивать сразу и резко, чтобы у него