Десять покушений на Ленина. Отравленные пули - Николай Костин

10 марта 1918 года в "Известиях" появилось сообщение о том, что "Совет Народных Комиссаров предполагает выехать в Москву в понедельник, 11 марта, вечером". На самом же деле поезд N 4001-й должен был уйти 10 марта в 22 часа.

После того, как были сформированы три состава, два из них подали на Николаевский вокзал. Здесь в открытую начались погрузка имущества комиссариатов, Управление Делами Совнаркома. Этим В.Д.Бонч-Бруевич отвлекал внимание от третьего поезда, ждавшего своего часа у платформы "Цветочная площадка". С нарочитым шумом он отправлял в Москву поезда с членами ВЦИК, обслуживающим персоналом. В первые вагоны, наиболее в перспективе опасные, поместил видных эсеров — в надежде, что все-таки, своих боевики взрывать поостерегутся, не захотят. Председатель ВЦИК Я.М.Свердлов приехал на вокзал в последние минуты. У всех на виду прошел через вокзал, сел, в первый поезд, а оттуда, уже незаметно, перешел во второй.

10 марта 1918 года поезд N 4001-й был сформирован. Маршрут от Смольного к "Цветочной площадке" разработал В.Д.Бонч-Бруевич. Он непосредственно накануне вручил народным комиссарам пакеты с грифом "Секретно". Они извещались о том, что:

1. Отъезд в Москву состоится 10 марта с.г. в воскресенье, ровно в 10 часов вечера с "Цветочной площадки".

2. "Цветочная площадка" помещается за Московскими воротами. Надо свернуть по Заставской улице налево. Здесь близко от поворота находится платформа "Цветочная площадка", у которой стоит поезд.

Последний раз заседал Совнарком в Смольном. Рассматривались очередные хозяйственные дела: об обороне Петрограда, об ассигновании средств на охрану художественных ценностей, на нужды Института гражданских инженеров.

Спускались сумерки. На "Цветочную площадку" прибыл караул латышских стрелков с пулеметами. Он принял охрану от рабочих — красногвардейцев. Начальник караула выставил часовых на тендере паровоза, в тамбурах вагонов, оцепил территорию платформы.

Из Смольного председателю исполкома Николаевской железной дороги П.Осипову поступила телефонограмма: подать паровоз к поезду N 4001. Осипов позвонил в депо. Никто не отозвался. Потом ответил сторож:

— Все на митинге.

Председатель исполкома дрогнул: срывается рейс особого назначения. Позвонил еще раз. Наконец, трубку взял нарядчик и заявил:

— Машинисты отказываются ехать. Представитель эсеров на митинге сказал, что они взорвут паровозы.

Осипов отправился в депо с вооруженной охраной…

Бригада железнодорожников и комиссар Николаевского вокзала П.Г.Лебит тщательно проверили весь состав экстренного поезда, обошли вагон за вагоном, перестукали оси, осмотрели буксы. Никто из рабочих-путейцев понятия не имел, зачем, для кого готовится классный состав у безлюдной "Цветочной площадки" соединительных железнодорожных путей…

В 9 часов 30 минут из Смольного вышли В.И.Ленин, Н.К.Крупская, М.И.Ульянова, В.Д.Бонч-Бруевич. Поздоровались с шофером Б.И.Рябовым.

Автомобиль миновал Таврический дворец, дом Калмыковой, где Владимиру Ильичу не раз доводилось бывать. Загородный… Забалканский… Свернули к Обводному каналу. На железнодорожных путях темнели вагоны. Кто-то, мигая карманным фонариком, их встречал. Подошли к неосвещенному вагону.

— Так и будем ехать всю дорогу в темноте? — тревожно спросил Ленин.

— Нет, Владимир Ильич, — ответил Бонч-Бруевич. — Выберемся на главный путь — включим электричество.

В купе Владимира Ильича собрались товарищи. Подали чай. Владимир Ильич, рассказывал о последнем заседании Совнаркома в Смольном, время от времени спрашивал у Бонч-Бруевича: все ли в порядке?

— Все идет по плану, Владимир Ильич.

Тем временем по перрону Николаевского вокзала не спеша прогуливалась женщина в полинялом пальто, в коротких ботинках на стоптанных каблуках. Она ходила взад-вперед уже несколько часов. Замерзли ноги, посинели губы. Лидию Коноплеву было трудно узнать. Куда подевалась вся ее красота!

Подали еще один состав с обшарпанными вагонами и паровозом с покривившейся трубой. Этот?! Коноплева бросила быстрый взгляд на людей, ринувшихся к вагонам. Ничего примечательного: мешочники, рабочие, солдаты. Показался дежурный по станции. Посмотрел на часы. Махнул рукой. Колокола не тронул. Паровоз, не прогудев, дернул состав, лязгнули тарелки буферов. Тут-то Коноплеву осенило: провели, одурачили. Правительство давно уже уехало. Погрузилось где-то в пригороде. Упущена такая возможность. Когда еще представится другая? И представится ли?

Коноплева открыла сумочку, зарыла поглубже теперь уже бесполезный револьвер. Она была вне себя! Вот что получается, когда дело не подготовлено должным образом. Одни разговоры… Суесловие… Возня. Нет хорошо налаженный разведки и отсюда — нулевой результат. Так продолжаться не может. Придется действовать одной. В таком ответственном деле можно положиться только на себя.

Она вконец продрогла и устала. Вернулась домой. Выпила крепкого чаю и стала ждать Бориса Рабиновича. Он пришел уже за полночь. Обескураженный и расстроенный. Правительственный поезд — он назвал даже номер — 4001 — ускользнул из Петрограда с "Цветочной площадки", что притулилась сбоку у Обводного канала. Придется ехать в Москву…

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА

ПЯТАКОВ: Том первый, лист дела 307. Протокол допроса Иванова Николая Николаевича: "Наше намерение путем порчи или взрыва бомбой паровоза помешать спокойному отъезду Совнаркома из Петрограда в Москву в марте 1918 года не осуществилось из-за плохой подготовки дела и преждевременного отъезда Совнаркома в Москву".

КРЫЛЕНКО: Правильно ли изложены ваши показания?

ИВАНОВ: Совершенно правильно.

КРЫЛЕНКО: От кого вам стало известно, что готовился взрыв паровоза?

ИВАНОВ: Вам не надоело задавать такие вопросы?

КРЫЛЕНКО: Нет, не надоело. Попытка не увенчалась успехом из-за неподготовленности дела?

ИВАНОВ: Да. У нас был план, но его не привели в исполнение: времени не хватило и не было средств. Речь, разумеется, не о деньгах.

КРЫЛЕНКО: Как же вы к этому факту отнеслись?

ИВАНОВ: Я говорил, что это довольно нелепая затея.

КРЫЛЕНКО: Вы рассматриваете это как террористический акт?

ИВАНОВ: Нет, просто как намерение демонстрировать волю петроградского пролетариата. /Смех в зале/.

КРЫЛЕНКО: Хороша воля!..

ИВАНОВ: Простите, я прошу вас не изменять моих слов: "взрыв паровоза или пути для того, чтобы помешать спокойному отъезду Совнаркома…"

КРЫЛЕНКО: А взрыв паровоза для того, чтобы помешать отъезду Совнаркома, это не есть террористический акт?

ИВАНОВ: Ни в коем случае! Это есть нежелание дать спокойно уехать тем, кто едет в этом поезде.

КРЫЛЕНКО: Крушение поезда должно было произойти?

ИВАНОВ: Нет, конечно.

КРЫЛЕНКО: Взрыв поезда вызвал бы жертвы…

ИВАНОВ: Ничего подобного!

КРЫЛЕНКО: Но при крушениях бывают жертвы!

ИВАНОВ: Да. Но в данном случае это исключалось. У нас была одна цель — помешать спокойному отъезду людей в Москву.

КРЫЛЕНКО: Когда намечалось взорвать паровоз? Когда люди будут уже в поезде?

ИВАНОВ: Конечно!

КРЫЛЕНКО: И это вы не называете террористическим актом? Об этом акте вы не считали нужным сообщить в ЦК ПСР?

ИВАНОВ: Совершенно не считал нужным.

КРЫЛЕНКО: Вы считали, что это в порядке вещей, сообщать незачем?

ИВАНОВ: Если бы подобный акт нами был бы произведен, ЦК ПСР об этом узнал бы.

КРЫЛЕНКО: Вы, кандидат в члены ЦК ПСР, узнали, что готовится взрыв паровоза поезда Совнаркома и ничего не предприняли, считали это в порядке вещей. Факт вы подтверждаете?

ИВАНОВ: Да, но я его осудил.

ШУБИН /защитник — Н.К./: Вы ведь к вопросам террора были не безразличны?

ИВАНОВ: Да, к вопросам террора, да.

ШУБИН: На какой точке зрения вы стояли?

ИВАНОВ: Относительно чего? Уточните.

ШУБИН: Относительно террора против советских деятелей.

ИВАНОВ: Я лично был сторонником террора.

В разговор вступил защитник Членов и, цитируя показания Иванова на предварительном следствии доказал, что ЦК ПСР знал от Иванова о готовящемся взрыве поезда Совнаркома, о покушении на едущих в нем советских работников во главе с В.И.Лениным.

Иванов все это подтвердил, но тут же оговорился, что ЦК не при чем, все готовилось отдельными лицами и Центральный Комитет не мог отвечать за их деятельность.

А.В.Луначарский усмехнулся и покачал головой: ну и ну! Прямо самосожжение какое-то.