Десять покушений на Ленина. Отравленные пули - Николай Костин

В кратком отчете IV-го съезда ПСР на страницах 75–76 была напечатана речь Евгении Ратнер, где в частности говорилось: "Если большевики перейдут от арестов к казням, что почти неизбежно, то партия социалистов-революционеров должна встать на путь террора".

— Обвиняемая Евгения Ратнер, — спросил Крыленко, — верно ли изложены в протоколах ваши слова?

— Приблизительно. Что же из этого?

— Предоставьте возможность задавать вопросы суду… В какой плоскости ставился на съезде вопрос о терроре?

— Он совершенно не ставился. В ответ на террор по отношению к нам, наша партия имеет право на любые средства защиты. Это наша старая позиция и мы от нее не откажемся. Были все данные за то, что в ближайшем будущем придется прибегнуть к террору. Но это мое личное мнение, а не мнение всей партии.

Крыленко удивился.

— Позвольте! Вы же член Центрального Комитета…

— И тем не менее мое личное мнение — партия тут ни при чем.

— Установлено, — сказал Крыленко, — вы были на съезде и слышали речь Чернова. Он призывал к защите Учредительного собрания. Каким путем? Как Чернов предлагал это сделать?

— Наша партия вопроса об отказе от террора не ставила. Ясно, когда Чернов говорил о "всех средствах борьбы", он имел в виду очевидно и террор. Опять — таки это мое личное мнение…

— Оно удивительно совпадает с линией вашего ЦК…

Защитник подсудимых второй группы Членов спросил Евгению Ратнер:

— Были ли идентичными приемы борьбы ПСР с правительствами социалистическими и капиталистическими?

Ратнер нервно тряхнула пышными волосами:

— Мы не считаем вас социалистическим правительством!

— Я — не правительство. Следовательно, вы считаете, что к Советскому правительству применимы любые методы борьбы?

— Отнюдь. Террор есть не программное, а тактическое положение. С идеологической точки зрения мы его принимали…

Заметив, что Евгения Ратнер слишком уж разоткровенничалась, встал Гендельман.

— Прошу высокий суд констатировать, что Государственный обвинитель с защитой навязывают Евгении Ратнер свое толкование речи Виктора Чернова.

Члены Верховного Трибунала стремились выяснить, как речь Чернова на IV съезде ПСР воспринималась ответственными работниками партии. Цекисты, конечно, понимали, насколько это важно и пытались помешать суду установить истину.

Суд продолжал выяснять отношение к террористическим методам борьбы отдельных лиц. Крыленко спросил Николая Иванова:

— Поддерживал ли ваши взгляды на террор в ЦК ПСР Виктор Чернов?

— Поддерживал.

— Кто из членов ЦК голосовал за террор, кто против?

— Имен не назову. Могу сказать лишь о себе. Я голосовал за террор.

— Что он говорит, что он говорит! — ахнула Елена Иванова. — Сам себе смертный приговор подписал.

Как выяснилось, вопрос о терроре всплывал на заседаниях ЦК ПСР не раз. Судьи спросили об этом Гоца.

— Помнится, как-то зимой кто-то об этом говорил. Обсуждали предложение одной южной организации. Было две точки зрения на террор.

— Об одной только что сказал обвиняемый Иванов, — заметил Крыленко. Гоц закивал.

— Да, да, я слышал. Но он говорил о себе, высказывал собственную точку зрения.

— Похоже, вы тоже не намерены называть имена?

— Ничего подобного! Когда потребуется — назову. Но сейчас этого сделать не могу, так как разговоры шли в кулуарах, а кулуарные высказывания недорого стоят…

— Может быть обвиняемый Донской что-либо помнит? Вы были на этом заседании?

— Был. Но сказать ничего не могу.

— Но вы же присутствовали?

— Я пришел к концу заседания и в памяти ничего не осталось.

На аналогичные вопросы Государственного обвинителя не ответили члены ЦК ПСР Федорович и Лихач, уклонялись от ответа Раков и Веденяпин.

Представитель обвинения Верховного Трибунала А.В.Луначарский заявил, что вся деятельность партии социалистов-революционеров, в особенности начиная с Октябрьской революции, и, можно сказать, самое существование этой партии является сплошным политическим преступлением… Какую роль сыграла партия социалистов-революционеров в отношении правых организаций? Она сыграла роль косметики… Такого рода явление наблюдалось в уфимском, симбирском и архангельском правительствах: косметика, в конце концов, оказывалась не нужна…Безыдейность и беспринципность вели на практике к революционному авантюризму, к внутренней развинченности, которая и на процессе часто не давала возможности ни Гоцу, ни Тимофееву, ни Гендельману, ни Донскому вразумительно изложить стратегию и тактику партии социалистов-революционеров.

М.Н.Покровский сказал, что названия социалистической партии эсеры не заслуживают. С тех пор, как они связали себя с гнуснейшей буржуазной реакцией и во имя этой буржуазной реакции отменяли и подавляли даже буржуазные свободы там, где они были и где их раньше вводили, вводили только в первые минуты, как приманку, они потеряли всякое право на звание революционной партии.

…Да, Григорий Семенов был прав, когда говорил, что в Октябрьские дни массы были не с Керенским и Гоцем, а с Лениным и Подвойским. В этом слабость эсеров и сила большевиков.

А.Муна, представитель Коминтерна и член Чехословацкой Коммунистической партии заявил, что партия эсеров играла на социал-патриотических чувствах чехословацких легионов, воспользовалась антигерманским настроением, изображая им Советскую власть, как власть германских шпионов и агентов германского империализма. Заставила их восстать против Советов и начать ожесточенную гражданскую войну.

Следовательно, партия эсеров при помощи чехословацких штыков стала ядром, вокруг которого сгруппировалась вся русская контрреволюция. Партия эсеров несет полную ответственность за все жертвы гражданской войны: за кровь рабочих и крестьян, за кровь красноармейцев, пролитую на фронтах гражданской войны. Рабочий класс России и революционный пролетариат Европы, проснувшись от обмана эсеров, уже вынесли свой приговор, не дожидаясь приговора Верховного Революционного Трибунала: "Полная политическая смерть партии социалистов-революционеров!"

Клара Цеткин, обращаясь к высокому Революционному суду, заявила, что эсеры, пытаясь своими ударами поразить революционную власть Советской России, тем самым наносили удары и мировому пролетариату. Они воспрепятствовали полному воздействию на мировой пролетариат могучего русского примера, величайшего акта воли, какой знает история. В этом тягчайшее преступление эсеров, их неискупимый грех. То, что они совершили, есть убийство, тысячекратное убийство нового мира, рожденного Октябрьской революцией. И это не преувеличение, а фактическая реальная действительность.

Д.Бокани, представитель Коминтерна, член Венгерской Коммунистической партии, обращаясь к эсерам — подсудимым первой группы, сказал;

— Вы не верите, что пролетариат уже созрел для того, чтобы взять власть в свои руки и проложить новые пути к созданию нового общественного порядка. А большевики верят и в этом тайна их победы в октябре. Теперь для меня совершенно ясно, почему эсеры не встали со своих мест на первом заседании в честь нашего Революционного Трибунала.

Верховный Трибунал страницу за страницей листал историю партии социалистов-революционеров. И начали оживать образы эсеровских террористов.

По наклонной лестнице

Просторная, с высокими потолками квартира на Васильевском острове блистала чистотой. Хозяйка Лидия Коноплева, презирая мещанский уют, тем не менее любила свое жилье. В комнатах — тихо. А когда-то было шумно и весело. У зеленой лампы собирались гимназисты, юнкера, реалисты, студенты. Проникновенно читали стихи… Лидия улыбнулась, откинула русую прядь. Подошла к овальному трюмо, отступила на шаг, расчесала пышные, цвета спеющей ржи волнистые волосы, начала было заплетать косу, но энергично тряхнула головой волосы рассыпались по плечам.

Она была на редкость хороша, Лидия Коноплева — эсеровская активистка, человек сложной судьбы. Никто никогда не поверил бы, что эта тургеневская женщина была решительна и беспощадна в суждениях, могла, не колеблясь, застрелить политического противника, выполнить любое, даже самое кровавое задание партии.

Эта красавица знала, что такое смерть. Умела обращаться с оружием и взрывчаткой. Знала толк в бомбах, гранатах, различных детонаторах и взрывателях. Возня с оружием доставляла ей истинное наслаждение — нет, она не хранила у себя бомбы, но если ей случалось держать в руке гранату, бомбу или револьвер, она вся буквально светилась. Ведь оружие может мгновенно повернуть ход событий, бесповоротно решить судьбу врагов ее партии…

Когда Петр Ефимов, бывший прапорщик, политкаторжанин, сидевший в Александровском централе вместе с Гоцем, познакомился с Коноплевой, он сразу вызвался научить ее стрелять.