Володины братья - Юрий Коринец

А теперь… помните того геолога, бородатого, который, сидя у Прокопа в избе, сказал, что Мартемьян — прекрасный человек? Так вот! Тот геолог в войну на Урале работал, что-то здесь такое цепное искал, как всегда они, геологи, всюду разные ценные земные залежи ищут. Уж чего он на Урале искал, про то дедушка не знает, да и не в этом сейчас дело, а дело в том, что застрял тот бородатый со своими товарищами в тайге глубокой осенью, когда уже мороз выпал. Заблудиться-то они не заблудились — это с геологами редко случается, потому что всегда у них карты, и компас, и вооружены они, и вообще они люди бывалые. А дело получилось такое, что задержались они здорово в тайге, продукты у них кончились, и спешили они по Илычу, с верховьев на лодке в Усть-Печорск… Дед Мартемьян сказывал — трое, и среди них тот бородатый.

Лето холодное было, осень ранняя: схватило вдруг ихнюю лодку в Илыче льдом! Пришлось дальше пешком идти по замерзшей реке, голодным. Шли они несколько дней и стали окончательно замерзать от голода и пронзительного ветра. Пошел мокрый снег с дождем, а потом вдруг ударил мороз. Покрылись они ледяным панцирем, погибать стали… Тут и нашел их дед Мартемьян. Неподалеку от своей избушки. Нашел он их и спас. Отходил их у себя.

Пожили у него тогда геологи, поправились и уехали к себе — во фронтовую Москву. И стал тот самый бородатый геолог из Москвы Мартемьяну продукты присылать! Подарок за жизнь свою спасенную! Время ведь было голодное, говорил дед Мартемьян, на карточках люди жили, хлеб, крупу, масло, сахар — все получали по карточкам. Дедушка Володе кусочек тех карточек показывал — удивительное дело! На серенькой такой, разрисованной узорами бумаге, в разных квадратиках, написано, допустим, слово «крупа», а пониже проставлено «500 грам.», а еще ниже, мелко — месяц и год. Дед Мартемьян кусочек таких неотоваренных карточек дома, в сундуке, в старом кожаном бумажнике бережет. Очень это интересно Володе — подумать только: все в магазинах по норме выдавалось! Не то что сейчас — бери сколько чего хочешь, хоть мешок муки, например, никто ничего не скажет… Но на то она и война! Всю войну бородатый геолог Мартемьяну продукты слал. Не нравилось это деду, конечно. Запрещал он это геологу делать, даже назад ему карточки отсылал, но геолог не отступался… Поразительно! Хотя, если подумать, и не поразительно это, а нормально, как говорит брат Иван. Дедушка ведь геологу тоже большой подарок сделал: жизнь подарил. Уж как тот в Москве питался, неизвестно, говорит дедушка, может, еще какие пайки получал, ведь ученый был человек, да и семейные его, конечно, тоже карточки получали. Хотя им, видать, было не сладко…

Володя видел того геолога, приезжал он после войны несколько раз сюда работать. Подарки разные и дедушке, и брату Ивану, и Володе привозил… Последний раз, когда Володя его видел, очень уж старый стал геолог — высокий, плечистый старик с двумя орденами на груди… и с большой седой бородой…

Это он тогда кинжал Прокопу-то не оставил…

Так задумался Володя обо всей этой истории, что вдруг заметил, что идет без тропы — по тайге просто… Как это он не заметил, что идет без тропы!

Володя остановился и посмотрел вокруг: он стоял в окружении высоких сосен, уходивших стволами в небо. Корни стволов утопали в узорных зонтиках папоротников, как в зеленом ковре, накрывшем землю, а верхушки обнимались в вечереющем небе кудрявыми кронами. Кроны еле заметно двигались. Володя прислушался — в вышине шумел ветер.

А здесь, внизу, было тихо. Над зонтиками тесно стоящих папоротников плясали неунывающие комары. Они опять стали кусать Володю. Намазываясь диметилфтолатом, он смотрел вокруг: искал тропу. Это в папоротниках он ее потерял, они ее спрятали, хитрые, прикрыли ее своими зонтиками, попутали Володю! Далеко она не могла быть. Видал же он ее только что! Где она — левей или правей, если стоять лицом к востоку? На востоке небо в просветах тайги посерело, а на западе, за Володиной спиной, разгоралось желтым — там садилось солнце, бросая в тайгу косые лучи.

Володя приметил себе высокую толстую сосну с обломанным, торчащим над землей суком и пошел от нее влево, все время останавливаясь, шаря глазами по зеленой крыше папоротников. На тропе они вообще-то не должны расти, должна тропа быть видна на зеленом ковре темной полосой. Он шел некоторое время медленно, все влево и влево, но ничего не нашел и вернулся назад, к примеченной сосне. Потом пошел от нее вправо. Опять ничего не было. Тогда он вернулся к сосне, посидел под ней, скрестив ноги. Он думал. «Лучше идти по реке», — думал он.

Косые лучи в чаще всё удлинялись — параллельно земле, пока вдруг не погасли: это солнце село за невидимый горизонт. Пустое небо светилось перламутром, и деревья на фоне неба стали совсем черными, плоскими.

Володя опять пошел влево — все дальше и дальше, намного дальше, чем в первый раз. Все шел и шел в густом ковре папоротников, доходивших ему почти до колен, и вдруг они кончились: пошла голая земля, усыпанная лесным хламом, проросшая редкой травой с темными, старыми елками промеж сосен и даже — как ни странно! — с крапивой и иван-чаем. В глубине вечереющей чащи, на поляне, что-то темнело.

Володя прошел еще несколько шагов и остановился: на широкой, под открывшимся лунным небом поляне высился стройный курган, усыпанный старыми, пепельными сучьями, рыжими гнилушечными стволами, какими-то палками, камнями, ворохом из шишек…

Володя долго стоял и смотрел на высокий лесной курган. «Раскопать бы его надо, — думал Володя. — Непременно в нем что-нибудь зарыто!»

Уж очень правильной формы был курган. Не может быть, чтобы он сам такой родился. Не иначе, это человеческих рук дело. «Каких-нибудь древних зырян». Володя сел на гнилой пенек и задумался.

Дед Мартемьян рассказывал когда-то об этом кургане, вечером, в избушке… Володя услышал надтреснутый голос деда:

«Есть, Володечка, такое лесное место — «Морт-Юр» по-зырянски. В переводе это значит: «Человечья голова». Место высокое, сухое, поросшее могучими соснами да елями. («Вот как здесь», — подумал Володя.) Там возле одной из тропинок курган стоит. Весь он зарос травой да хламом лесным усыпан. («В точности!» — опять подумал Володя.) Всяк проходящий мимо должен плюнуть через левое плечо или бросить в курган палкой. Или же камнем. Страшный это курган, Володечка!»

— Почему страшный? — громко сказал Володя. — И не страшный он совсем! — Володя будто разговаривал с дедом.

«Не говори, Володечка! — качает головой дед. — Этот курган — чум Яг-Морта! По-зырянски «Яг-Морт» — «Лесной человек»…»

— Какой же это чум, если курган? — опять громко говорит Володя. — Земляной холм, и все!

«Не знаю! — усмехается дед. — Так старики зыряне сказывают. Ты слушай! Сказывают, что осенью в темные ночи курган синим пламенем обнимается! И дверь в нем светится! И песни оттуда слышны!»

— В сказке все может быть! — говорит храбрым голосом Володя.

Он внимательно изучал взглядом заваленный палыми сучьями курган и прислушивался к явственному голосу деда.

«Сказка не сказка, а есть такое предание, — продолжает дед. — В давние времена жили в Заполярье полудикие зырянские племена. Поклонялись они каменным и деревянным божкам, которых сами же и выделывали. В те времена и появился на берегах Илыча необыкновенный человек: глаза кровяные, лицо волосами заросло, одет в медвежью шкуру. Звали его Яг-Морт. Никто так и не дознался, откуда он пришел.

Говорили, вырос он вместе с лесами запечорскими и что ему столько же лет, сколько этим лесам. Жил он один за непроходимыми болотами и только изредка приходил в зырянские селенья. Все его боялись. Зырянки даже пугали детей песней о нем. «Яг-Морт ыджыд, кыз бур коз! — запел дедушка. — Яг-Морт высок, как большая ель! Яг-Морт черен, как печной уголь! Не плачь, замолчи! Яг-Морт придет! Станешь плакать — съест…»

Володя оглянулся: странно близко пел дедушка, как будто рядом сидел. В чаще что-то тихо потрескивало, вздыхало. Володя поежился. Из-под кургана тянуло гнилушками, сыростью грибной…

«И вот один раз так случилось, — продолжал дедушка, — что подружился Яг-Морт с одним зырянином. Уж не знаю, как они там познакомились. На охоте, наверное… Потому что был тот зырянин замечательный охотник!»

— Лучше тебя? — громко спросил Володя, покосившись на чащу.

«Лучше не лучше, а презамечательный! Давно промышлял он птицу и разного зверя, старый был охотник! И счастливило ему необыкновенно! Много убил он рябчиков, и куниц, и белок, много соболей хранилось у него за своими метками в ночлежном чуме. Все ему вокруг завидовали. Даже Яг-Морт, даром что лесной Человек. Стал он просить зырянина, чтоб тот научил его охотничьему ремеслу. Уж как они там поладили, не знаю, но стал Яг-Морт вместе с зырянином на охоту ходить. Жили они оба-два в кочевом чуме, в тайге. Стали их часто вместе на охоте встречать.