Чудные зерна: сибирские сказы - Галкин Владимир Степанович

— Сироту от мытарств избавил — доброе дело, а добро должно быть оплачено!

И на сугроб поглядел грозно:

— Ну, а злодеям — смерть злодейская!

И вздохнул тяжело:

— Андрюху мово ведь это они погубили.

Сказал так, взял из саней дробовик, пошёл к рысакам разбойничьим. Гикнул, свистнул и погнал в степь, только пыль снежная столбом закрутилась. Долго глядели Ерофей с Фаридой ему вслед, покуда из виду не скрылся. Потом сели в сани, и повёз Ерофей Фариду в родную деревню под веселый звон колокольчика.

Заговорённая тройка

Приехали Ерофей с Фаридой в деревню, мать-старуха на крыльцо в это время вышла, глядит — сын тройкой добрых коней правит, ахнула. Ерофей подкатил, обнял её и сказал:

— Гостей на свадьбу сзывай, в дом жену привез — тебе помощницу.

Старуха увидела Фариду, будто окаменела — сын с иноверкой судьбу связать пожелал. Сжала губы, глядит искоса. Ерофей это заметил, рассказал, как Фарида спасала его, и потом добавил:

— Ты, мать, сердцем прими её, а веру сменить можно.

Вскоре окрестили девушку, и обвенчался с ней Ерофей. На свадьбу друзей пригласил, средь них ямщик Кузьма гулял. Стал Ерофея сговаривать — в большое село жить переехать, извозом заняться. А им тогда многие промышляли, чугунки по тем временам не было — все перевозки ямщицкая служба справляла.

Так и поступил Ерофей: уговорил мать, дескать, с такими конями хороши заработки будут. Та сначала противилась, с родного гнезда съезжать не хотела, но потом рукой согласно махнула.

Продали они избу, Ерофей деньги добавил, что Ямщицкий Дед подарил, купили в большом селе дом хороший. Фарида с мужем в татарскую деревню съездили, её деда к себе жить взяли. А через год Фарида Ерофею троих сыновей принесла, да таких занятных — лицом все трое похожие, а волосёнки разные: один светлый, другой чернявый, третий рыженький, будто солнышко.

Сам Ерофей почту на своей тройке возил, и как повезёт, так быстрей других возвернется.

Как-то прибыл в контору груз ценный и депеша от губернатора, дескать, в короткий срок на другую станцию нужно доставить, а тут метель замела — носа не высунешь.

Начальник почты к ямщикам с поклоном:

— Выручайте, мужики!

Но те в один голос:

— Мыслимо ли дело — по такой падере стафеты возить?!

Один Ерофей смело вышел вперёд:

— Давай, повезу.

Ямщики-то руками замахали, закрестили его:

— Окстись, Ероха, себя и коней загубишь, детей оставишь сиротами!

Но он не послушал, и не только доставил посылку с депешей вовремя, а ещё к вечеру вернуться успел. Ямщики коней Ерофеевых похваливали: не кони, а птицы.

Но и предупредили:

— Смотри, кабы твоих быстроногих конокрады не увели.

Ерофей только посмеялся в ответ:

— Лошадки мои не простые — заговоренные. Мне их сам Ямщицкий Дедушка жаловал.

Многие, конечно, не верили, усмехались, однако Ерофея уважали. Были, правда, завистники, по углам нашёптывали, мол, тройка нечистым подарена, да и сам Ерофей антихрист, с иноверкой живёт, не зря дети у неё, что кони, разномастные, и ещё черта — татарина старого в дом взяли.

Ерофей с Фаридой все мимо ушей пропускали, но мать Ерофеева не спускала — на болтуна с клюкой накинется:

— Моя невестка получше иной русской бабочки — мила, скромна, мужу покладиста. Меня, старую, от тяжелых работ избавила, а что татарочка — так она крещёная. Чего языком трепешься.

Одному, другому прищемила старуха язык — замолчали. Но на коней с завистью поглядывали. Один такой у богатого купца кучером служил — Касьян Пурыгин. Купец большие табуны имел — разбегутся по степи, глазом не окинешь. Любил на тройке с ветерком прокатиться. Как-то велел Касьяну лучших рысаков запрячь, выехали на тракт. Глядят — впереди тройка почтовая, хозяин и крикнул кучеру:

— Обгони! Чего тянешься?

Дёрнул Касьян за вожжи, купец удивился — почтовые лёгкой рысью бегут, его в галоп перешли, но догнать не могут. Купец тростью ткнул кучера, тот кнутом щёлкнул — кони во весь дух понесли. Вот уж пена с губ полетела, а почтовые всё впереди. Купец глаза выпучил — у простого ямщика кони резвее рысаков его тысячных, тут Касьян обернулся, закричал:

— Кабы, хозяин, лошадей не загнать?! Вон правая пристяжная уже захромала. А Ероху-ямщика всё равно не догоним, его это тройка.

Купец пожалел своих коней, велел ход сбавить и назад повернуть.

После того долго не выезжал, про Ерофеевых коней всё думал: «Кабы мне таких!..»

Послал к нему кучера и наказал:

— Уломай ямщика, денег больших от меня посули, а тройкой чтоб я овладел!

Касьян стал к Ерофею подкатывать с разговорами:

— Продай коней, а его степенство не оставит своей милостью.

Но тот выслушал и сказал как отрезал:

— Не продажные кони! Семью мою кормят. А милость хозяйская — дело изменчивое.

Кучер вернулся к купцу ни с чем. Но тому тройка Ерофеева — будто сорина в глазу. Одно втемяшилось — добыть коней и баста. Высказал Касьяну:

— Что ж, продать не желает — дурак, значит!

И намекнул тут же, будто невзначай обронил:

— Найдутся людишки — коней уведут; за деньгами-то не постою. Ну, а кони в табунах моих затеряются — попробуй сыщи.

Касьян и решил: «Чего другим случай такой отдавать, сам использую — деньги от купца получу».

Стал дожидать удобного случая. Как-то летом, темной ночью, забрался к Ерофею во двор; а кони лягаются, только белый смирно стоит. Увел Касьян его со двора и погнал в степь. Доскакал до реки, коня через мост правит, а тот к броду поворачивает. Только коснулся воды — и растаял, а вместо него вдруг лебедь белый крылом взмахнул и полетел в камыши. Касьян из воды на берег выбрался. Трет глаза — коня нет, лишь седло с уздой на берегу лежит. Пришлось седло на себя взваливать да переть в село десять верст. К утру лишь вернулся. Мимо двора Ерофеева проходил, глядит — конь белый во дворе мирно сено жуёт. Касьян глазами заморгал и пошёл к себе. На другую ночь опять забрался. Глядит — рыжий конь мирно стоит. Касьян его и увёл. Только от села отскакал, глядит — впереди стог сена горит, а рыжий на него со всего маху скачет; у самого пламени на дыбы поднялся — и не стало его вдруг, лишь, взлетел к небу голубь красный, будто язык пламени, и полетел к селу. Касьян чудом в стог не угодил, рядом свалился. Всё ж бороду опалил. Только отполз от огня, приподнялся, глядит — люди на пожар бегут. Увидели Касьяна с бородой обгорелой и — к нему. Хозяин стога первый на него накинулся:

— Такой, этакой — стог поджёг, больше некому! Табак в селе только ты куришь! Давай рассчитывайся.

Другие его поддержали. Касьяну деваться некуда, пришлось бычка на двор мужику утром свести. Мимо Ерофеева дома проходил, глядит — рыжий во дворе сено жуёт. Касьян обозлился, думает: «Как бы Ерофееву гнезду учинить разорение?!»

Ночи не спит, осунулся. А тут недогляд большой за лошадьми; как-то со скачки хозяйского любимца не выгулял, напоил сразу — конь и занедужил. Купец выгнал кучера без расчёту, себе другого нанял.

Запил Касьян с той поры, хозяйство, жену бросил и в город подался. Там с двумя конокрадами на базаре снюхался, подговорил помочь ему коней увести. Вернулись в село, во двор к Ерофею забрались. А кони тихо стоят, будто ждут кого-то. Ушами лишь водят да на конокрадов косятся.

Касьян в этот раз вороного выбрал, а татям белого да рыжего отдал. Только они со двора вывели, вскочили, а коня поскидали их тут же.

Который упал с белого — в лужу превратился, который с рыжего — в колоду обугленную. А вороной помчал Касьяна к оврагу, что за селом был, и сбросился вместе с всадником. Сам обернулся чёрным вороном и улетел в лес.

Поутру вышли Ерофей с Фаридой во двор, за ними мать, дедка старый и сынишки малые. Ерофей коней стал запрягать, старик ему помогает и говорит:

— Снилось мне, будто коней кто-то ночью пугал.

Тут мать воскликнула:

— Дождя вроде не было, а гляньте-ка — лужа у калитки!