Чумные - Максим Сиряченко

— Странно звучат ваши слова.

— Это полуправда. Она удобнее, чем полная правда, и в то же время не совсем является ложью. Я думаю, величайшее достижение человеческой мысли, которым люди будут пользоваться до конца времен.

— И все равно, скользкая он какая-то. Правда на то и правда, чтобы на ней можно было стоять твердо, а на скользком кто устоит? Но раз капитану так будет лучше, я согласен, и команда моя тоже. Расскажу ей обо всем потом, как спущусь в трюм.

Лекарь кивнул и устремил взгляд в море. Сон больше не тянул в постель, а головокружение отступило. Филиппу больше всего тогда хотелось просто стоять у борта корабля и смотреть на море.

Одна из птиц, которые беспрерывно летали над островом и рядом с кораблем, села на борт совсем рядом с Филиппом. Взглянув на него черной бусинкой глаза, она сперва отпорхнула чуть в сторону, потом отскочила. Убедившись, что странное существо не собирается ее атаковать или отнимать добычу, птица лапой сняла рыбу с клюва, прижала к доскам и сжала в клюве, готовясь проглотить. Филипп успел рассмотреть птицу. С виду ничего особенного, средних размеров обтекаемое тело, острый клюв, темно-бурые, почти воробьиные перья с черными кончиками на хвосте и крыльях. Черные круглые глазки почему-то казались лекарю более умными, чем у остальных птиц.

— Споешь? — Спросил Филипп у птицы. Та долго проглатывала рыбу, а когда закончила с едой, посмотрела глазом-бусинкой на лекаря. Как ему показалось, недоверчиво.

Алхимик протянул руку с отставленным указательным пальцем. Тут бурая настороженно отпрыгнула, раскрыла клюв и «спела». «Пение» было похоже на крик девушки, пойманной стаей трупоедов на кладбище и раздираемой заживо ими надвое. Такой сольный концерт посреди ночи мог закончиться для кого-то из людей остановкой сердца и гробом.

— Тьфу, напасть! Пошла вон! — Филипп махнул рукой, чуть не задевая бурую. Та слетела с борта и быстро исчезла из виду.

— Как же люди живут бок о бок с такими соседями?

— Никак. — Теперь в голосе помощника отчего-то послышался сильный северный акцент. — Эти птицы живут на скалах. На Зеленом берегу берег… Хм… Песчаный. Далеко на юге есть скалы, птицы гнездятся на них. А те рыбацкие лодки, что изредка выходят далеко в море, рассказывают, как кричат утопленницы.

— Напоминает выпь. Вы слышали, как кричит выпь?

— Слышал. — Северянин улыбнулся. — Если нервы слабые и услышать ночью, можно и испугаться. И еще слышал лягушку, которая рычит, как какой-то болотный монстр. Есть на Зеленом берегу такие.

— Неужели?

— Точно есть. Забредешь ночью в болото, так и рык совсем рядом раздается. — Принялся рассказывать помощник с явным азартом. — А чуть пошевелишься, плеснешь туда водой, видишь, как лягушка упрыгивает, и рыка больше не слышишь. Везет людям, что это лягушка, а не что похуже. Нечистая сила какая-нибудь. Вы верите в нечистые силы?

— Нечистая сила — слишком растяжимое понятие. Сейчас так называют и магию, и монстров, и людей, творящих злые дела. Последние, увы, встречаются все чаще. В магию я не верю, ни в светлую, ни в темную. А вот трупоедов и разную другую нечисть я своими глазами видел. Мерзкие создания.

— А правда, что они серебра и имени Деи боятся? — Спросил северянин с каким-то благоговейным трепетом. Разговор все больше начал увлекать его. Суровый на вид мужчина сейчас казался Филиппу молодым юношей, настолько интерес к неизвестному преобразил лицо помощника.

— Насчет серебра не знаю. Насчет имени тоже. А вот света не переносят, от факела разбегаются по своим норам, точно крысы.

— Да уж… Вся эта магия, нечисть, жулье — все это не по моему уму, чего не знаю, того не знаю. А вот на Зеленом берегу ничего этого нет. Хорошо им там, наверное, живется без страхов.

— Люди и без монстров найдут, чего им бояться. Напридумывают себе страхов, потом зовут истребителя нечисти из Ордена Коловрата или священника. На Зеленом берегу никого из «коловратов» нет, насколько я знаю.

— Так они ж фанатики!

— Фанатики. И те страхи, от которых они якобы избавляют людей, либо придуманы, либо несущественны. А люди отдают им последние гроши, лишь бы те избавили их от нетопыря или какой-то Белой бабы. Но когда находится настоящая злобная нечисть, на совести которой не одна человеческая жизнь, «коловраты» убивают ее быстрее, чем церковнослужитель успевает помолиться за их жизни.

— И все равно, хорошо, что там этого нет, на Зеленом берегу. Ни маги, ни нечисти, не напастей каких. И люди там добрые.

— Хочу в это верить. От себя же скажу, что они добрые, пока вокруг них все хорошо.

Эрик еще какое-то время стоял рядом, должно быть, ожидая, что Филипп продолжит разговор. Развития диалог так и не получил, в основном потому, что целебный эффект созерцания моря прошел. В голове у лекаря снова поселилась тупая боль, а палуба поплыла куда-то за горизонт. Эрик, заметил, что Филипп пошатнулся и схватился за борт рукой.

— Что с вами?

— Сотрясение мозга. Получил чем-то тяжелым по голове в трюме во время шторма… Прошу простить, я, наверное, пойду в каюту.

Помощник капитана участливо кивнул и снова устремил взгляд вдаль. Филипп, опираясь на трость, чтобы не свалиться, дошел до каюты. Спуск по лестнице занял вдвое больше времени, чем обычно, только из-за сильного головокружения. Из последних сил стараясь не упасть, Филипп стянул с себя плащ, подшлемник и маску, лег на постель. Теперь, когда все дела были сделаны, когда поводов для немедленных волнений не оставалось, лекарь попытался заснуть с чистой совестью. Небольшая каюта капитана все еще казалась ему подобной склепу, однако алхимик уже привык спать в этом месте, да и усталость была слишком сильной. Осталось только недомогание от раны на голове и то незнакомое мрачное волнение, которое он испытывал до того, как выйти на палубу. Филиппу почему-то казалось, что на берегу его ждет что-то мрачное и неприятное, что-то такое, чего он предпочел бы избежать при любых других обстоятельствах.

«Меня ударило слишком сильно. Предчувствие — это магия, это антинаучно. И на берегу меня не ждет ничего страшного, только простые и немного суеверные люди». — Попытался успокоить себя Филипп и очень быстро оставил эти попытки. Он почувствовал, что не верит своим же доводам, и что странное предчувствие — именно его внутренний голос, который сто раз прав, а он, Филипп, пытается обмануть себя доводами разума. От этой мысли ему стало еще больше не по себе. «Ну и что там меня может такого ждать, чтобы я ни с того ни с сего предчувствовал это?» На этот вопрос лекарь не смог дать ответа.

Через полчаса копания в себе Филипп решил оставить странное чувство в покое. Скорее всего, это просто последствия сотрясения мозга, какому-то участку досталось больше, функции нарушились, появились новые ощущения, эмоции, чувства… По прибытии на берег все станет ясно и без полумагических предчувствий, а поскольку сейчас (но только сейчас) он все равно ничего не сможет с этим сделать, то волноваться не о чем. С этой мыслью Филипп перевернулся на другой бок и очистил разум от всяких мыслей. Через минуту волнение и головная боль значительно ослабли, через три он уже спал, и ему снилась жизнь лекаря при королевском дворе за несколько дней до Церковного бунта, случившегося почти десять лет назад.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});