Страшный зверь - Фридрих Незнанский

На трап они выходили порознь. Александр Борисович посоветовал ей взять такси и ехать, нигде не останавливаясь, мол, так он будет спокоен за нее. Он не стал ей ничего говорить о своих подозрениях, но сам-то решил все же проводить ее, а заодно и узнать, где ее дом. А проводить затем, чтобы выяснить, нет ли «хвоста»? Уж этот-то вполне мог быть, поскольку «им» известно, что Катька сбежала, а жена собирается срочно прилететь, чтобы сидеть возле мужа. Доктор знает, могут знать и остальные. Да и мать наверняка уже всем рассказала, – пожилая женщина, она не догадывается, о чем можно говорить, а о чем лучше промолчать.

Со стоянки такси тронулись фактически одновременно, и Турецкий попросил водителя не терять из виду Валину машину. Сам смотрел внимательно, вертел головой, как выражались фронтовые летчики, на все 360 градусов, но никого подозрительного на «хвосте» у впереди идущего такси так и не увидел.

Вале, уже перед выходом из самолета сказал, чтобы та до его прихода ни с кем из знакомых по телефону не разговаривала, могут быть установлены прослушивающие устройства, а неопытный человек их никогда не найдет. Вот он явится попозже и сам посмотрит. И еще он предупредил, чтобы она и с матерью не вела в квартире разговоров о нем. Вообще, о «Глории» и о своих планах. Просто прилетела к мужу – сидеть, ждать и плакать.

Сказал и подумал, что, наверное, все-таки ошибся: ему показалось, что по губам Вали почти незаметно скользнула улыбка. «Что ж, – подумал он, – наверняка женщины всегда знают больше, чем мы. А расспрашивать их бесполезно, их тайны – не для мужчин…»

Он проследил за Валей до самого дома, увидел, как она вышла, огляделась и вошла в первый подъезд.

– А теперь, шеф, давай подъедем к гостинице «Орион».

Эту маленькую и недорогую, но уютную гостиничку подсказала ему Валя. Бывала, что ли, там? А что она там могла делать? – сразу возник вопрос. «Турецкий, – сказал он себе, – а уж ты не ревнуешь ли? С чего бы это?» И на этом вопросе он решил больше не зацикливаться, а сменить тему для размышлений. Все же остальное предоставить вечеру, когда он явится к ним домой.

Гостиница оказалась действительно небольшой и уютной, заграницей Александр живал в подобных – там они считаются семейными, то есть обслуживает гостей и постояльцев одна семья. Здесь, видимо, было тоже нечто похожее. Александр Борисович записался у обладающей, вероятно, превосходным здоровьем и недюжинным темпераментом, хозяйки под фамилией Демидова Владимира Афанасьевича, своего коллеги по «Глории». Показал он мастерски выполненные «паспорт» и удостоверение частного сыщика московского охранного агентства «Шторм». Это полная, жизнерадостная, очевидно, по южному щедрая в удовольствиях, хозяйка отнеслась к Владимиру Афанасьевичу с вызывающим искреннее удовольствие клиента почтением и уважением. А затем, посверкивая выпуклым и глазами-вишенками, страстным грудным голосом рассказала об основных правилах поведениия и проживания в ее гостинице. В них, в первую очередь, входило и нежелательное присутствие в номере приезжего посторонней дамы. Впрочем, если это родственница, – тут хозяйка многозначительно «поиграла» глазами, – можно и договориться. Турецкий понял, что она готова договориться немедленно, и не преминул клятвенно пообещать ей каждый раз обязательно предупреждать заранее. В том смысле, что он не стеснен в средствах. И это обстоятельство, понял он, даме понравилось больше всего. Ну и пусть – сыщик, что в этом плохого?..

До конца дня он хотел еще успеть заехать к областному прокурору, с которым предварительно обещал поговорить Костя, чтобы предварить появление Турецкого. Но Турецкого – не частного сыщика, а личного, так сказать, представителя заместителя генерального прокурора Меркулова. Эту «хитрость» Костя обговорил с генеральным, который после долгих колебаний согласился. Но с условием, что Александр Борисович изменит свое отношение и вернется в прокуратуру. Обещать, ради важного дела, Турецкий мог что угодно и кому угодно, считал, что его не убудет, а дело сдвинется.

Утром Костя позвонил другу Сане и пожаловался, что накануне вечером никак не мог дозвониться, чтобы сообщить о своей маленькой победе: работать можно под «крышей» Генеральной прокуратуры. Это обстоятельство, с одной стороны, облегчало расследование, а с другой – ограничивала возможность очных контактов с Валей. Своими встречами с ней он резко усилил бы «интерес» к супруге Ванюшина со стороны все тех же мерзавцев, что расправились с Герой. Но ей об этом Александр не сказал, чтобы не расстраивать лишний раз.

Таким образом, Турецкий рассчитывал продемонстрировать посторонним заинтересованным лицам, что будет лично вести официальное расследование с самого начала, как следователь, не обладающий даже первичной информацией. Ну, а вы, мол, подскажите, если чего знаете. Ох, как они должны обрадоваться! Наконец, нашелся сговорчивый! Но в помощь себе он собирался вызвать из «Глории», как только появится в них острая необходимость, Колю Щербака и Филиппа Агеева. Эта парочка давно сработалась, и объяснять им ничего не надо.

Вот такая была принята Александром Борисовичем условная диспозиция…

Глава пятая

Схрон следователя Ванюшина

Интересной получилась встреча с прокурором. Представляя, о чем мог говорить с этим Махотиным Константин Дмитриевич, Александр Борисович решил как бы слегка «приоткрыть» то, о чем наверняка не было сказано Меркуловым. Зато можно придать собственной информации форму особого доверия очередного московского следователя к господину областному прокурору. И заодно можно и «вставить» ему, походя, чувствительный «фитиль», маскируя его все той же доверительностью, чтобы посмотреть на реакцию. А не поверит, пускай проверяет, если сможет! Да, впрочем, информация сама по себе незначительная, главное, как ее подать. И пояснить, исключительно из «товарищеских» соображений, какой резонанс она вызвала в московских кругах, – это на фоне покушения на «важняка».

Евгений Михайлович по возрасту был ненамного старше Турецкого, но внешне представлял полную противоположность собранному и поджарому москвичу: толстый и рыхлый, с полусонным взглядом равнодушных, прозрачных, как слеза, глаз. Когда поднялся, чтобы поприветствовать, «личного», так сказать, «представителя», Александру Борисовичу показалось, что тот вышел на работу больным, и специально, чтобы встретить его, Турецкого. И сразу, не сходя, что называется, с места, быстро представившись и назвав себя, с обеспокоенным видом выразил сердечное сочувствие по поводу его болезненного вида.

– Зря вы, ей-богу, зря, честное слово, Евгений Михайлович, приехали на службу. Ну, передали бы секретарше, большое дело, завтра бы встретились. Температуру мерили? Наверняка есть, я бы поостерегся на вашем месте. Погода-то гнилая! Простуду подхватить – самое гиблое дело. – Он говорил фактически без остановки, давя прокурора своей искренней заботой о его здоровье, будто давно все про него знал. – Но уж раз вы решились выйти на работу, то не будем тянуть, верно? Я постараюсь освободить вас «от себя» максимально быстро. – Турецкий обаятельно улыбнулся, как умел это делать перед лицом «высокого начальства», не все же с ним ругаться! – Разрешите присесть?

Турецкий сам носил генеральские погоны, но, обращаясь «за разрешением» тоже к генералу, открыто подчеркивал свое к нему уважение. И тот, очевидно, «клюнул», сонливость его как рукой сняло, даже интерес в глазах появился – льдистый такой, как отметил Александр Борисович, словно у сытого полярного медведя, – но все же интерес. Или, скорее, любопытство.

«Вот и хорошо, – сказал себе Турецкий, – удовлетворим твое любопытство. А самое вкусное в провинции, это, разумеется, – свежие московские сплетни. Значит, пообещаем чего-нибудь…».

– Ну, что ж, – начал он, садясь, – раз уж вы сочли возможным, будучи явно нездоровым, встретиться со мной, позвольте прояснить некоторые вопросы. Не самые важные, вероятно, в нашем с вами деле, но, по-моему, существенные. А на отвлеченные темы, если у вас появится интерес, мы можем поговорить позже, когда вы будете себя лучше чувствовать…

– Да я… – попытался возразить прокурор, привыкший, видимо, к тому, что к его манере выдавливать из себя по слову в час тут привыкли. Но Турецкий этого «не знал», и перебил.

– Не надо, зачем, вы и так «пожертвовали» собой ради меня, я это понимаю и ценю, поверьте, Евгений Михайлович. А спросить я у вас хотел вот о чем. Мне ведь, по ходу дела, обязательно придется «пересекаться», – это он произнес с откровенным юмором, – со следователем, как его?.. Нарышкиным, да, конечно. Он – как? По вашему мнению?

– А вы знакомы? У вас есть что-то против? – насторожился прокурор, пристально глядя на Александра Борисовича.

– Лично у меня, – засмеялся Турецкий, чтобы снизить серьезность вопроса, – ничего нет. Просто я самого себя вспомнил. Ну, те прекрасные годы, когда вместо обстоятельств дела меня в первую очередь интересовали ножки фигуранток. – Продолжая искренне смеяться, он как бы отмахнулся рукой: – Уверен, что и в вашей биографии был такой же «страстный» период! Не мог не быть…