Предел Империй - Модест Колеров

3) «…с главным акцентом не на обвинении тех из наших предков, кто творил геноцид, разрушение веры и морали» (цели программы).

 — Кто именно в СССР стал жертвой геноцида и, соответственно, кто вёл в СССР уничтожение по этническому принципу? Кто конкретно «разрушал веру и мораль», а кто лишь занимался атеистической пропагандой и порнографическим искусством?

4) «…установка памятников жертвам тоталитаризма в городах и в местах их захоронений» (цели программы).

 — Значит ли это, что жертвами тоталитаризма являются только погибшие? Как отличить жертв тоталитаризма от всех погибших в том числе погибших в войнах, которые вёл СССР, расстрелянных за военные преступления и сотрудничество с Гитлером и другими агрессорами? (приложение 1: Необходимо заключить многосторонние межгосударственные соглашения со странами СНГ и Балтии и, возможно, с бывшими соц-странами об их участии в работе по созданию ЕБД «Жертвы тоталитарного режима в СССР и в странах бывшего соцлагеря».)».

5) «…уже одно это дополнительно повысит моральнополитический авторитет нынешнего руководства страны» (цели программы).

 — Почему целью «общенациональной государственно-общественной программы» должно быть повышение авторитета НЫНЕШНЕГО руководства страны?

6) «Возможные издержки от осуществления этой программы можно с лихвой компенсировать обращением к лучшему.» и т. п. (цели программы).

 — Каковы и как измеряются эти издержки, как их можно компенсировать «обращением к лучшему»?

7) «Российская идентичность должна, наконец, основываться на том, что, мы страна и народ. Жукова, Королёва, Сахарова, наконец, Екатерины II, Александра II.» (цели программы).

 — Как авторы программы, призванной вызвать любовь к России, например, в Польше, участие в разделе которой Россия приняла под руководством Екатерины II, а борьба за независимость которой была подавлена Александром II, намерены пропагандировать их своим коллегам? Как отделить тоталитарный и сталинский режим от его действительно великих деятелей Жукова, Королёва, Сахарова?

8) «Вся Европа виновна в двух мировых войнах.» (конкретные направления программы).

 — В чём вина СССР как неотъемлемой части европейской политики XX века (и отсутствие этой вины, например, у США) за развязывание Второй мировой войны?

9) «создать современные курсы отечественной истории для средней школы, свободные от старых и новых мифологем сочетающие. изложения с отчётливой нравственной, правовой, гражданской и политической оценкой событий».

 — Кто в здравом уме возьмёт на себя ответственность определять отсутствие «мифологем» в практике общественного сознания, если они абсолютно неизбежны для любых его проявлений? Не является ли эта претензия новым изданием коммунистических амбиций на «истинно научное знание»? Не являются ли новым изданием тоталитарной коммунистической идеократии претензии авторов программы на определение и установление обязательных «нравственно-политических оценок»? Каких можно ожидать от них «политических оценок», например, Владимиру Красное Солнышко? Или ставшему в старости сталинистом Владимиру Вернадскому?

10) «Наиболее адекватным представляется путь судебной оценки, при котором каждый нормативно-правовой акт, изданный в условиях тоталитарного режима, может быть обжалован любым заинтересованным лицом, с целью признания его недействующим полностью или частично со дня его принятия или иного указанного судом времени. В свою очередь, решение суда о признании нормативного правового акта недействующим влечёт за собой утрату силы не только этого нормативного правового акта, но и других, основанных на нём нормативных правовых актов» (приложение 4).

 — Готовы ли авторы поставить под сомнение каждый, то есть любой акт, «изданный в условиях тоталитарного режима», включая систему записей актов гражданского состояния, признания образования, научных степеней, установления авторских прав и массовых прав собственности, технических, санитарно-трудовых и медицинских стандартов, систему архивов? Готовы ли они, наконец, подвергнуть сомнению такие нормативно-правовые акты СССР, как международные договоры, включая договоры о зарубежной собственности, границах и контроле над вооружениями? Способны ли авторы программы вообще различать репрессивную практику СССР и объективно нейтральную государственную деятельность советского периода, включающую в себя вопросы внешней политики, обороны, образования, медицины, экономического и социального развития?

Готовы ли М. А. Федотов и С. А. Караганов, исторически принадлежащие к среде младшей советской номенклатуры и идеологическому персоналу центральной коммунистической власти, отказаться от таких личных знаков тоталитарного и идеократического режима, как их изданные в СССР сочинения и защищённые в СССР диссертации? Готовы ли инквизиторы с чистой совестью «нравственно-политически оценить»: диссертации Караганова — «Роль и место транснациональных корпораций во внешней политике США» (1979), «Роль и место Западной Европы в стратегии США в отношении СССР (1945–1988)» (1989), его советские книги — «США: транснациональные корпорации и внешняя политика» (1984), «США — диктатор НАТО» (1985); диссертации Федотова — «Свобода печати — конституционное право советских граждан» (1976), «Средства массовой информации как институт социалистической демократии» (1989), его советские книги — «Конституционный статус советского гражданина» (1982), «Схемы по советскому государственному праву» (1984), «Советы и пресса» (1989). Или внимательному читателю стоит найти и процитировать неотъемлемое историческое коммунистическое лизоблюдство этих трудов?

11) «Принять официальное постановление о том, что публичные выступления государственных служащих любого ранга, содержащие отрицание или оправдание преступлений тоталитарного режима, несовместимы с пребыванием на государственной службе» (приложение 8).

 — Что такое «публичные выступления», кто и как их намерен определять? Что такое «оправдание», если главный смысл, например, исторических исследований состоит именно в объяснении типологии, исторических причин и контекста любых режимов, включая тоталитарные? Насколько это совместимо со свободой слова, совести, мысли, научного исследования? Позволено ли будет государственным служащим публично «оправдывать преступления» других режимов, если они покажутся им тоталитарными, например режима Рузвельта или Горбачёва?

Новым инквизиторам и стерилизаторам, конечно, надо иметь чёткие и однозначные ответы на все эти вопросы, оставляя за собой исключительное право на толкование и надзор. Но понятно, что таковых ответов просто не существует.

Никогда не поверю, что помнящие период позорных советских парткомов и прошедшие (советскую) фундаментальную высшую школу, не чуждые научной совести и практикующие в качестве преподавателей либо исследователей члены Совета и авторы программы — А. А. Аузан, Д. Б. Дондурей, Ф. А. Лукьянов, Т. Г. Морщакова, Е. Л. Панфилова, Л. В. Поляков, Л. А. Радзиховский, А. К. Симонов, И. Ю. Юргенс, И. Е. Ясина — неспособны увидеть правовую беспринципность, терминологическую и понятийную многосмысленность, пустословие и интеллектуальную нищету их программы, её сугубо партийный характер и широкие возможности для произвола.

И это значит, что главный смысл всех их убогих и размытых формулировок — не в поиске истины и примирения, а в поиске новой власти над большинством.

Именно такая «историческая инквизиция» за последние считанные годы расколола Украину, где ещё недавно 86 % населения считали День Победы своим главным общественным праздником (в России тогда — 85 %о). Именно такая подделка под государственную политику заставляет её авторов переходить на фальцет.

В публичном комментарии вместо разъяснения категорий это сделала Е. Л. Панфилова: «Поскольку я из семьи трижды репрессированных (моя мама родилась в ссыльном поселении), для меня это не про «идейную гражданскую войну», которая не заканчивается «последние двадцать лет», а про не двадцать, а много-много лет назад начатую и до сих пор не законченную реальную гражданскую войну, в которой до сих пор оправдываемые частью моих соотечественников гады пытались уничтожить мою семью и лишить меня права на жизнь.» Стоит ли мне уподобиться уважаемой моей однокурснице по историческому факультету Московского университета и вспомнить, как мой прадед, русский крестьянин, был раскулачен и насмерть замучен в советской тюрьме, а его дочь пошла по миру, кормя мою грудную мать пустой и сухой тряпкой вместо молочного мякиша, — примерно в то время как отец одного из авторов программы и членов Совета — «сталинский соловей» Константин Симонов — в силе, достатке и славе превращался в одного из самых ярких и талантливых певцов и воистину — одного из создателей режима? Или как в 1989 году (тоталитарном?) один из ныне здравствующих, уже либерал-консервативных профессоров требовал лишить меня диплома буквально за несколько слов о том, что «в учении Маркса есть и утопия, и наука»?