И опять Пожарский 2 - Андрей Готлибович Шопперт

птичек вот в такую красоту выльется.

– Великое дело вы мастера совершили, – троекратно перекрестил всех отец Матвей, пришедший посмотреть на рождение нового колокола, – Господь ведь с небес красоту эту увидит и не забудет о тех, кто сотворил сие. Молебен сегодня отслужу о здравии вашем и благословляю на дальнейшие свершения.

Событие семнадцатое

Никанор Михайлович Шульгин, а теперь дворянин Никита Михайлович Шульга ехал из своей новой вотчины в глубокой задумчивости. Получалось, что жил он все свои немалые уже годы неправильно. Происходил он из рядовых детей боярских Луховского уезда Костромской губернии. И дослужившись до первого дьяка в Казани, считал, что достиг потолка своих возможностей. В смутное время ему удалось даже и воеводой стать. Только вот поставил не на того. Нужно было держаться вновь избранного царя Михаила Романова. Только цари и избранные и самозваные менялись с такой скоростью, что, поди, разберись. Кто ж знал, что Михаил Фёдорович усидит на троне.

Теперь сыновья в ссылке, а он непонятно где. Нет, село называлось Вершилово, и было оно всего в полутора десятках верстах от Нижнего Новгорода. Только всё в Вершилове было настолько непривычное, что Шульгин иногда не верил в реальность происходящего. Как будто в сон попал и всё проснуться не может. Главная странность была в людях. Они все спешили. Куда? Нет, они не бегали бегом. Хотя, и бегом бегали. Но спешили они сделать побольше, а не куда-то конкретно.

Стрельцы весь день тренировались – спешили стать хорошими воинами. Никанор Михайлович вспоминал своё войско из казанских стрельцов и служилых татар. По сравнению с этими стрельцами это были безногие слепые калеки. Но калеки те мнили себя войском, а эти, в сотни раз превосходящие их по воинским навыкам, всё тренировались и тренировались. Царь прислал новых стрельцов и теперь обученные стрельцы взяли себе десятки и тренируют их, но опять не сидят и покрикивают, а пример показывают. Эта сотня стрельцов остановит и тысячу того сброда, что все кроме вершиловцев считают войском.

Даже немецкие рейтары заразились этой болезнью. А местные пацаны, которым сейчас от пятнадцать до двадцати. Эти отрываются от хозяйства и бегают и тренируются в стрельбе хотя бы по паре часов. Сначала бывший воевода не мог без улыбки смотреть на утренние пробежки пожилых немцев и голландцев, затянутых в общую круговерть. И вдруг оказалось, что и ему надо бегать по утрам и ходить пить лекарственные отвары к травницам. И ведь это работает. Он сейчас чувствует себя не на свои сорок пять, а как бы и не вдвое моложе.

А управляющие и мастера Вершилова, эти как с самого утра впрягаются в работу, так дотемна с двухчасовым дневным перерывом и крутятся. Они словно присутствуют сразу в нескольких местах. То слышен голос Крчмара от строящегося храма, а вот уже он мелькает среди печей на берегу Волги, а ещё через пару минут он ругается со строителями, что возводят дома для евреев. Тоже загадка, зачем они княжичу Пожарскому.

Само Вершилово, словно город из сказки. Чистота порядок, нет татей, ходи себе всю ночь по улицам, никто тебя и пальцем не тронет, наоборот, поинтересуются, не случилось ли чего, может, помощь нужна. Нужна помощь, объясните, куда он попал! Дом, что выделили бывшему дьяку государеву, был не большой. Но в нём было две печки, топящиеся по белому. Только хозяйки и не хватает. Сначала Шульгин присматривался к местным девушкам в церкви, но сложилось иначе.

Княжич попросил его заниматься с купленной вогулкой русским языком, а у неё учиться вогульскому. Никанор Михайлович проникся, на самом деле, как управлять отрезанным от Руси городом среди вогулов и не знать их языка, хотя бы немного. Во время занятий он привязался к этой простой девчонке. Она была красива своей азиатской красотой и главное она была похожа на него. Девушка тоже всему удивлялась в Вершилово. Они могли бы на пару ходить по улице с раскрытым ртом.

Девушку звали Нены. Местные монашки, что взяли над ней шефство переименовали вогулку в Надю. Надя оказалась беременна, скорее всего, от одного из стрельцов, что оставался на перекатах, при разведке на Урал камне.

Никанора Михайловича, полюбившего девушку, это не остановило, и, окрестив её в православную веру, он в этот же день женился на ней.

Сейчас в конце января, получив дворянство и вотчину из шести дворов, Никита Михайлович Шульга стал задумываться, что он ведь ничего толком не умеет из того, что потребуется, чтобы создать город на новом месте. Он стал всё свободное время проводить с Крчмаром или с Зотовым. Раз в неделю обязательно встречался с Полуяровым и расспрашивал того о выведении новых сортов злаков. Крестьянам нового дворянина не стали строить дома по образу Вершиловских, Шульга уговорил их перебраться с ним в Миасс, там сразу всё и построят. Осталось потерпеть четыре месяца, даже поменьше. Как лёд вскроется, так и отплываем.

Никита Михайлович пришпорил коня, надо спешить. Сегодня ещё с печами по производству извести разбираться. Он заболел общей болезнью. Бывший государев дьяк теперь ничего не успевал.

Событие восемнадцать

Семён Силин, гончар из Арзамаса, что рассказал о белой глине и синей краске с берегов реки Гжелки, всё не мог понять, зачем с ним так носятся. Ему год назад выделили большой тёплый дом с двумя печками, привели на двор двух коров и лошадь. Потом чуть погодя ещё привели двух коз. Снабдили кормами животных, а им выдали несколько мешков муки и различных круп. Прямо какая-то сказка получается. Только через месяц к нему в дом заглянул княжич Пожарский и спросил Семёна, грамотный ли он. Семён грамоты не знал. Пётр Дмитриевич, посмотрел на свистульки, которые лепил гончар, покачал головой и велел Силину ходить по вечерам в школу для взрослых.

К весне Семён обжился в Вершилово, завёл знакомых и осилил грамоту. Работы с него по-прежнему никто не спрашивал. Семён продолжал лепить свистульки и обжигать их в печи для обжига кирпича, на берегу Волги. С мастерами по кирпичу свёл Семёна его благодетель, управляющий княжича, Онисим Петрович Зотов.

Следующий раз Пётр Дмитриевич Пожарский посетил Силина в марте. На этот раз с ним был местная достопримечательность, резчик по дереву Фома Андронов, больше известный как – Фома Безухий. Княжич сказал, что бы Семён до осени учился у Фомы делать фигурки и вообще владеть резцом. Семён и сам пытался делать фигурки из дерева, но возиться с глиной ему нравилось больше. Тем не менее, он с того дня прилип к Фоме и перенимал у того все тонкости мастерства. Он даже помог ему сделать вторую пару медведей, взамен вывезенной князем Пожарским.

Когда начали делать фарфор, Семёна приставили к гончарам, и он вместе со всеми проводил опыты по выделке первых фарфоровых блюдец и чашечек. И вот вчера, наконец, Силин был вместе с Фомой и ещё одним резчиком Сидором Щеглом приглашён к княжичу в терем. Там уже были голландский художник Рубенс и иконописец Иоаким Прилукин.

– Хочу я кроме чашек и блюдец из фарфора фигурки разные делать, – начал княжич, оглядев собравшихся.

– Так, а мы-то тут зачем, князь батюшка? – не понял Андронов.

– Сейчас всё расскажу. Нужно чтобы художники, – он посмотрел на Рубенса и Прилукина, – Нарисовали фигурки девушек. Скажем, царицу русскую и не просто, чтобы она стояла, а пусть она, скажем, в зеркальце смотрится. Потом боярышню. Эта пусть вышивает. Купчиху ещё. Эта девица, пусть со щенком играет. Ну и крестьянку. Эта девушка пусть сидит на травке и венок плетёт. Понятно ли? – княжич обратился к Прилукину.

– Попытаемся, – неуверенно ответил иконописец.

– Резчики из дерева должны этих девиц вырезать одинаковой высоты, скажем, вершок. А Семёну потом с их помощью нужно залить всё гипсом и сделать формы для отливки из фарфора. Тут главное, чтобы формы разнялись. Для этого острых краёв не должно быть на фигурках и сильно выступающих частей, Теперь понятно?

– Сделаем, князь батюшку, не сумлевайся – теперь более уверенно кивнули резчики. Щегол про формовочные уклоны уже наслушался, он и икону для колоколов резал.

– Ну, а уважаемый Пётр Павлович Рубенс пусть сделает те же персонажи только европейские. Принцессу заморскую нарисует, только не с