Платоника и Плутос - Евгений Александрович Козлов

с болью в сердце окаянной.

Возвысь поэт бесславный, Любимую поэмой величавой.

Господь Божественный Творец распростер десницу,

Отверз благоухания эфира и сотворил творенье.

То души были две, вскоре заключил во плоть – темницу.

Стремились те души соединиться во спасенье.

Благотворитель лучезарные глаза понурив,

Предрек несовместимость сей материй.

Во внешности они не будут схожи, но успокоив

Душ соединенье, прочел мыслей бури устремлений

И оказалось что и жизни их довольно одиноки.

Спустятся на землю в разные года.

Но равны их жизней сроки.

Пространными виделись Творцу яркая и блеклая душа.

Так почему они вместе быть желают тесно.

А более тусклый огонек летит к другой.

Та лампада будет дева, а второй будет некто.

Тело его станется мужским (как у Адама), а душа тоской

Скитаться предпочтет, и лишь в душе родной покой он обретет.

Две половинки целого и друг друга дополняют.

У девы красота и ум, у безымянного чувства кои он излет

Без таланта, лишь искренностью неподдельной его стихи заблистают.

Судьба их разлукой покарает, умерев – тогда лишь друг друга повстречают.

Они станутся памятниками любви не убиенной.

В Раю без сравненья парой несравненной.

Непогрешимо догмой станут заповедной.

Символом любви и верности, сложат в поэзии несметности

Их имена в единую легенду без конца.

И люди не усомнятся в сей саги честности.

Но иное видение постигло размышление Творца.

Поэт умрет, оставив рукопись своей души.

Ведь он любил, и сердце его рвалось на куски,

Спешил любить так и не научившись жить.

В ничтожестве своем ныне прозябает скромно,

Но в творении излагает по-королевски гордо.

Умрет поэт, пред исходом в очах воссияет лик Любимой.

И с надеждой сократится тот миг постыдный.

Обретет он Жизнь, распрощавшись с жизнью мнимой.

Господь Непостижимый

Дуновением вселил души в новорожденных младостью детей,

Еще тогда, когда клеточкой во чреве матери они недавно были.

Душу с телом – духом Он скрепил крепче всех цепей.

Затем пятнадцать лет в одиночестве они без дружбы жили.

Но юный взгляд и воспоминанья счастьем встречи повенчали.

Таинство свершилось до сотворения миров и после окончания времен

Когда гонением любовные честные союзы повергали.

С их глав не сняли царственных корон.

Истинный поэт без возраста и не имеет пола,

Чуждо общество ему, чужды наслажденья и разгул.

Его озаряет уединенье как первая ступень гения престола.

Царств несметных из книг ветхих почерпнул.

Мысли многих, но отворяет миру лишь свои.

Слывет посему изгоем, старцем без морщин и седины.

Стольких изречений в столь юные лета чернила сберегли.

Жаль молодость ночи романтической сродни.

Просветлеет и мудрость постучит с восходом солнца.

Но не проснулся поэт бесславный и старцем был с малых лет.

Он взирал на жизни ваши, смотря из неясного оконца,

Мечтая уподобиться вам хотя бы на секунду (стать героем оперетт)

Жадно внимал звуку поцелуя и шепоту ваших влюбленных уст.

Сладко романтизм в душе слагая.

Но не познал ни поцелуя, ни шепота, ни счастья ответных чувств.

Страдая, жил воображеньем сочиняя.

Слушал, как капели играют на свирели.

Дирижер весна оркестр природы увлекает

Движеньем рук и бубенцами зазвенели

Солнца первые лучи, бисером рассыпают

По окнам огоньки, по витринам, по бульварам светлым паром

И на личиках младых людей.

Одинокая зима ушла, завидуя тем парам

Кои влюбленностью краснеют, забывая разлучницу метель.

Поэт из комнаты своей внимает возрожденью.

Не ревнуя, но с досадой сожалея

О жизни покинувшей его без знака предупрежденья.

Холст загрунтует и напишет маслом осень, чуть робея.

Дорожка в парке устлана коврами

Листьев спелых пожелтевшей красноты.

Дерева натурщицы обнажили наготу прикрыв ветвями,

Стройны в обрезе поблекшей хвои красоты.

А птицы улетели в теплые края.

Скамейка, а на ней дева в белом платье.

Невеста в томленье ожиданья жениха, тая

Секрет о его пристанище и о вечном счастье.

Пейзаж сей тусклый в красках и тонах

Во светлых, поместит вместо окна.

Исчезнут внезапно голоса весенних хороводов в деревнях.

И в тишине допишет он великую поэму безумного творца.

О чем она, ответят на вопрос юные сердца,

Любовь в коих живет с обручением венца.

Вот точку ставит, умиротворенье ощутил.

Каждой строчкой жил, каждая строфа жизнью дышала.

Все радости позабудутся однажды, память утратит много сил,

Но творенье сохранит то счастье, о котором лишь слыхала.

Душа поэта вдохновенно любовью чистой воспылала,

Сочиненье посвященное именует – “Ариана”.

Явится на зов влекущих слез степного дола.

Под листвою дуба там горюет дева одиноко.

На коленях пред крестом стоит по обыкновенью снова.

Полевые цветы сплетет в венок, опояшет их осока,

Посадит на холмик немного моха.

В жалости, в разлуке скорбного томленья.

Молчанье сохраняет, слыша пенье дуба.

В корнях коего покоится поэт в успенье усыпленья.

И дева ощутила духа приближенье кожей,

Его эфирное дыханье, его призрачно далекий голос.

Светлеет сразу на душе и мир кажется пригожей.

Дух примечает каждый опавший девы волос.

Такова трепетна его любовь и отношенье.

Читает ей поэму глаголя, в который раз призывно –

“Я жив Любимая, услышь мое творенье.

Почему же ты грустишь, ты молишься молебно,

Но я не умер, я здесь перед тобою,

Любуюсь твоею красотою словно единожды

Прозрев, вижу свеченье с теплотою,

Святость прикрас в плоти невинностью созиждя.

Я оказался прав, отныне случаются у нас свиданья.

Позволь, Любимая, тебе я немного почитаю.

Коснусь твоей души без осязанья.

И сердце мертвое вновь нежностью наполню”.

Ариана в мгновенье затрепетала чуть бледнея,

Незнакомца глас кроткий услыхала гонимый ветром.

К древу приблизилась вниманьем столбенея.

Подумала, что дуб ей письма шлет приветом,

Но вот она дыханье чье-то ощутила и зазвучала сердечная поэма.

Поэт, ласкал ее словами, сравнениями робко целовал.

Разум девы чудом подчинял, романтики посадил в ней семя,

Осыпая цветущими речами привиденьем обнимал.

Покрывшись мурашками хлада неизъяснимого, она,

Благодаря за жизнь, вперяла взор в невидимые поблекшие глаза,

Касаясь пальцами неосязаемого лица.

От ветхого проснувшись сна, отныне внимает лире день ото дня.

“Рай – твои глаза, душа – блаженство,

Прекрасней всякого созданья мирозданья.

Девственно чисто девы королевство.

Весною рождена для вдохновенья, ради созиданья

Высших помыслов во мне изгое одиноком.

Помнятся редкие те встречи, переплетенье взора.

Младость вспоминается лишь днями со звоном

Голоса любовных изъяснений с каплей вздора.

Я отдал жизнь тебе,