Нехитрая игра порока - Марина Владимировна Болдова

– Поясню сразу: я – родная дочь Гиржеля, хотя он меня по документам и удочерил. Поэтому «выкать» было бы странно, мы с тобой, Ася, единокровные сестры. Вот эту, не знаю, приятную или нет новость, я и хотела до тебя донести. И если, сестрица, ты меня сейчас не накормишь, упаду в голодный обморок.

– Соня! Там, в духовке…

Соня метнулась на кухню, я же продолжала неприлично пялиться на Ольгу.

– Почему же ты не открылась раньше? Я же ничего не знала! Господи, у меня же куча вопросов теперь!

– Отец запретил. А до семи лет сама думала, что Гиржель меня удочерил, когда женился на моей маме. Ты посмотри – я на него не похожа, в маму удалась. Человеком она была чудным, доброта на грани самоотречения, к ней, как к участковому терапевту, и душу лечить в очередь записывались. А внешность не очень. Знаю, отец ее не любил никогда. У них все произошло-то только раз, после чьей-то свадьбы, кажется маминой подруги.

– Что ты говоришь! Он же нас бросил, к вам ушел! Как же не любил?

– Пожалел. У мамы рак обнаружили, она испугалась, что я сиротой останусь, ему рассказала, что несколько месяцев назад родила дочь. А он все решил сам. Не буду грузить подробностями, но его заслуга, что мама еще почти двадцать лет жила.

– Моя мама знала, почему он ушел к вам?

– Нет, он убедил ее, что любит другую. Я как-то подслушала разговор родителей, мама упрекала его в равнодушии, спрашивала, почему не уходит обратно к вам. «К Лидии обратной дороги нет. Она уверена, что я полюбил другую. Да и все у них с Асей хорошо и без меня». Как-то так он ответил, не помню точно.

Я тут же вспомнила наши с мамой фотографии, залитые кровью Гиржеля.

Ольга с удовольствием ела рыбу, запивая вином. Я терпеливо ждала, подливая из бутылки всем.

– Спасибо, очень вкусно. Вот видишь, еще один талант тебе достался от отца – он великолепно готовил. А я безрукая хозяйка – и дома уюта нет, да и питаюсь полуфабрикатами. Скажу, предупреждая твой вопрос, – муж был, разошлись, говорить об этом эпизоде длиною в девять месяцев даже не стоит – выгнала мужика за пьянки. Хотя хирургом он был неплохим, да… Ты знала, что отец совсем не пил?

– Странно, что ты задала тот же вопрос, что и следователь. Это что, так принципиально?

– Сейчас поймешь почему. Мне мама вкратце рассказала перед смертью. Гиржель – еврей, тебе известно. А в Чечне принял ислам. Догадываешься зачем?

– Да я вообще не знаю, как он туда попал!

– В девяносто втором его внедрили в одну из банд Дудаева, в январе девяносто пятого он вернулся домой. Там какая-то мутная история с побегом, ранением – мама сама толком ничего не знала. Только спина у отца вся в шрамах, как будто его плетьми секли. Сама видела. За три года отсутствия я его забыла напрочь – мне года не исполнилось, когда он уехал в Чечню. Вернулся, работал в управлении внутренних дел до две тысячи девятого года. А потом исчез.

– Да, я знаю об этом. Карим, мой отчим, рассказал накануне отъезда в Англию. И тогда я узнала о тебе, – я задумалась.

– Ася, выходит, они все же были довольно близко знакомы, Карим и Гиржель. Таранова права, – «озвучивая» мои мысли, Соня смотрела только на меня.

– Так вот. Я думаю, его исчезновение и сегодняшнее убийство связаны с этими старыми чеченскими делами. Хотя и здесь у меня есть сомнения – сроки. Прошло столько лет! Если это месть, то уж совсем остывшая, – казалось, Ольга не обратила на реплику Сони никакого внимания.

– Ты знала, что отец нищенствует, почему не помогла? Когда он «нашелся»?

– В январе этого года. Пришел ко мне в клинику вполне прилично одетый, выбритый. Успокоил, что жив-здоров и… исчез еще на полгода. Следующая наша встреча состоялась уже летом у ворот храма. Конечно, я хотела его забрать домой, но он отказался. Не поверишь, ему даже удалось убедить меня, что он добровольно отказался от нормальной жизни! Пожелал счастья, но обнять не рискнул, – Ольга усмехнулась.

– И запретил тебе о нем говорить кому бы то ни было? Даже мне? Он чего-то боялся, не заметила?

– Да нет. Был благостно-спокоен, крестился как православный, то и дело поворачиваясь лицом к храму. В общем, вел себя как верующий нищий, которому ничего в этой жизни не нужно, кроме людских подаяний. При прощание объяснил, где лежит эта подвеска-змейка, и попросил, чтобы я передала тебе ее, когда его не станет. Безделушка все это время валялась в шкатулке среди маминой бижутерии, я туда и не заглядывала, стирала пыль с крышки раз в две недели. После его просьбы еле отыскала змейку, спрятала в бумажник. Кстати, твоя где? Давай посмотрим, может быть, они как-то соединяются или дополняют друг друга?

– То есть ты не в курсе, что это за ценность такая?

– Нет, Ася. Я не знаю, как Гиржель оказался на паперти, я не в курсе, где он пропадал столько лет, – на эти вопросы он мне не ответил. А теперь его убили! Меня достала эта неизвестность, и я, честно, начинаю бояться. Вчера соседка по лестничной площадке видела, как возле подъезда крутился какой-то щуплый высокий мужик, как она выразилась. Смотрел на мои окна. Она подошла к дому, он тут же ушел.

– Кудрявый? – Я сразу вспомнила парня, которого видела в своем подъезде.

– На голове был капюшон. А что?

– Оля, мою подвеску сегодня украли. И я тоже видела в подъезде постороннего парня.

– Все хуже, чем я думала, – помрачнела Ольга. – Если еще убийство отца к этому добавить, то… нам с тобой, Ася, грозит опасность. Ну, не смертельная, наверное…

– А если к этому добавить убийство Асиного отчима Карима Бахметева несколькими часами раньше, чем Гиржеля… – Соня покачала головой.

– А при чем здесь Карим, Ася?! – испуганно вскрикнула Ольга.

– Змейку мне подарил он, а не отец! И он тоже мертв.

– Вот тебе и доказательство, что Гиржель и Бахметев были тесно знакомы! Хвост тянется из